Я опомнился уже только, споткнувшись и упав ничком в траву, в прошлогоднюю листву между неё, здесь, в темноватом смешанном лесу, и почувствовал, что животом я угодил прямо в ручей. Я приподнялся, выпрямив руки, отрезвлённый немного тем, что я теперь был мокрым и грязным, как тот самый вепрь, о котором уже думал. Я поднялся, оглядываясь по сторонам. Куда это принесло меня? Заросшая высокой травой поляна немного странной формы, с какими-то углами, вокруг высокий и даже дремучий лес, а здесь только трава, редкие молодые деревца, а в центре… Ах ты ж! Это не просто камень, нет-нет, я читал во многих книгах об этом, и Ар знал, такими вот сооружениями больших или меньших размеров, обозначались места, буквально точки, где Сила Земли и Неба, самих звёзд, вселенной, если угодно, сходятся в настоящие мосты. И если быть способным уловить их, то можно пополнить запасы собственной Силы, войдя под эти потоки, как под водопад. Только здесь ничто не падает отвесно, нет, эти волны Силы текут сразу во всех направлениях, вверх и вниз, внутрь и наружу, скользя вдоль, завихряясь, усиливаясь и искрясь. И я, если и знал о таких местах, никогда раньше не находил их.
Но знал я и другое: так же как обрести, увеличить свою силу, также можно и потерять её здесь.
Я подошёл ближе к камням, уложенным наподобие алтаря или стола, из-под него струился обильный ручей, родоначальник того самого, в который я упал. Я заглянул под плоский валун, действительно ключ был очень мощный, даже приподнимался прозрачной горкой. Протянув руку, в непреодолимом желании прикоснуться к этой воде, я погрузил руку в бурлящую воду. Но вместо холодной воды я почувствовал… я открыл дверь во времени и увидел… Сверкающие молнии, сыплющиеся вокруг и прямо сюда, и двоих… всё тех же, Аяю и Ария, и опять обнажённых… я ничего не понял, но дольше я смотреть был не способен, это будто нарочная пытка, опять и опять показывать мне их вместе. Меня словно отбросило, когда я, зажмурившись, вынул руку из воды, которую не чувствовал водой…
Что же это такое сегодня? Боги, почему вы такой злой пыткой терзаете меня? Мне надо отвлечься, перестать думать о том, что мне привиделось, и, успокоившись, подумать…
Я провёл мокрой рукой по лицу, и мне стало как будто и легче, и мысли перестали походить на слипшиеся от патоки орехи. Я почувствовал опустошающую слабость и непреодолимую сонливость, и не в силах бороться с нею, лёг спиной на плоский камень, который оказался мягким и тёплым, будто удобное ложе…
…Я не знаю, сколько я проспал и даже не помню, что я видел во сне, пробудившись, я чувствовал себя так, словно только что расстался с Ариком и Аяей. Вот словно я только что был рядом, видел их, касался, слышал голоса, будто мы втроём сидели за этим странным столом…
Так это всё сон… Сон. Боги, какое тяжкое испытание. Это в наказание за то, что я погубил её когда-то…
Я встал и, пошатнувшись, вздохнул полной грудью, но ноги мои сразу промокли – сквозь сапоги пробрался ручей, вытекающий из-под камня сразу на все стороны. Что занесло меня сюда?..
Я направился домой и, хотя мне казалось, что я заблудился, я довольно скоро нашёл дорогу, и вот уже Игрива с криком бежит навстречу мне, а с крыльца выглядывают Серая и Белая.
– Сингайл! – Игрива кинулась мне на грудь. – Как ты напужал нас! Ох и напужал, родный мой! – и она прижалась ко мне большой головой.
А я стоял и не мог понять, чем это я напугал их? Тем, что грязный и мокрый пришёл? Так и что с того, подумаешь, страх какой…
Но выяснилось, что я отсутствовал три дня…
– Мы уж и думать не знали что… – плакала Игрива, то и дело кидаясь мне на грудь, продолжая заливать слезами.
– Да уж, напугал, отец родной так, што не то што думать… делать-то што не знали.
– Делать… баню бы хоть истопили, пустоголовые, что причитаете-то без пользы? – рассердился я, чувствуя, что неприятно мёрзну в мокрой одежде и обуви.
Они подхватились готовить мне баню, кормить и поить, опомнились, наконец. Наевшись досыта и выпарившись в бане, я лёг спать, а они, тихонько ступали в соседних горницах, не позволяли Заряну орать, тетёшкая тихонько, и даже выходили с ним на двор.
Вот, значит, как… трое суток я пролежал на том камне и видел что-то, что-то очень важное, чего не мог сейчас припомнить, словно кто-то закрыл покрывалом и я мог только слабые очертания угадывать того, что я видел и понимал до того ясно. Кто мешает мне видеть?
– Я!
Я не видел Того, Кто произнёс это, я не стал открывать глаза в ужасе замерев и понимая, что это может быть только… Как я это понял?
Он засмеялся хрипло.
– Очень просто, я много раз нашёптывал тебе свои слова и мысли, я внушал тебе то, что ты должен был сделать во славу меня, ты привык и даже не замечал, как дети не замечают умелого управления учителей и родителей, – произнёс Князь Тьмы, которого я узнал, потому что не узнать Его было нельзя.
Я не ответил ему, потому что знал, что незачем говорить вслух с Тем, кто влезает в твои мысли и ворошит ими как углями в печи. И к тому же лжёт: не мог бы я не понять, что кто-то управляет мной, мои поступки были только моими.
– Молчи-молчи, – хмыкнул он, будто разочарованно. – Я-то думал, ты охвачен страстью настолько сильной, что захочешь сразиться, наконец, со своим братом. А ты… Ты слабак, Эрбин, всегда был слабее Ария. Он не побоялся попросить меня о помощи, чтобы завладеть Аяей, ведь иначе не получить её. А ты выпустил из рук и страдаешь, в свою затхлую нору опять залез, как барсук. Неужто, такая, как Игрива должна быть рядом с тобой, сыном царя?.. Из всех женщин, что ты встречал и любил, ни одна не была ровней тебе. Подумай, Лёд, так и уступишь Огню, как всегда уступал? Он двадцать пять лет врёт тебе, он отнял её у тебя и скрывал это, знал, что ты заберёшь назад, если узнаешь…
Я зажмурился и пытался изгнать навязчивый голос из своей головы, повторяя: «Боги, не оставьте меня! Предстаньте, защитите, не отдавайте… Бог Солнце и ты, Байкал, услышьте!»…
Между тем Он разозлился и зарычал, обдавая жаром моё лицо и грудь, но я зажмурился ещё крепче, боясь даже приоткрыть глаза, и почти не дыша.
– Никто тебя не слышит! Никто не защищает вас, людишек, от меня! – со свистом в самое моё лицо прошипел Он. – И ты не спрячешься, слюнтяй и слабак! Всё равно придёшь просить меня! Взвоешь и придёшь, приползёшь, скуля, на брюхе, потому что зависть твоя суть! Ты всегда хотел того, что было у Ария, и не мог получить! И теперь без моей помощи не сможешь! Ещё придёшь ко мне, а я буду ждать. Я дождусь, предвечный!..
И сдуло с гулом и ветром, словно громадная птица вылетела прочь. А меня будто окатило жаром… Слабость и темнота овладели мной, словно солнце упало за горизонт. Настала ночь…
Я проспал до следующего полудня и, когда поднялся, встретил обеспокоенные взгляды трёх женщин чуть ли не с раздражением, даже плач Заряна злил меня сегодня, а ведь никогда не был нетерпим к моими близким раньше. Но разве они были мне близки? Единственным близким мне человеком за всю мою бесконечную жизнь мне был Арик…
Всё же я должен увидеть его. Надо увидеть его, чтобы понять, что же я видел, что я чувствую на самом деле…
Потому едва немного подкрепившись доброй пряной ухой и кнышами, я отправился снова в лес, к дому Ария, не обращая внимания на взгляды и слова Игривы, Белой и Серой, на их удивление и даже недовольство. Сейчас я должен был увидеть брата и понять, что всё происходившее в моей голове это не безумие…
Глава 3. Побег
Ничего не привиделось мне… Впервые за всё время я не только застал Ария, но и увидел её, Аяю… Возможно, это произошло потому что я раньше приходил не подглядывать, а встретиться с братом, шёл открыто, а сегодня я не хотел быть обнаруженным им, сегодня у меня здесь была иная цель. Я скрытно подошёл не со стороны входа, как всегда приходил, я прошёл вдоль изгороди. Я хотел теперь рассмотреть всё, всё их мироустройство. Я хочу понять, что происходит здесь, чем они живут, как, почему они вместе, и куда можно протиснуть клинок, чтобы разлучить их.
Наверное, нет ни одного человека на земле, которому было бы сложнее разделить этих двоих людей. После всего, что я сделал с Аяей, получалось, я и загнал её в этот лес к Арику. Или…
Или они были знакомы раньше?!..
Что, если они были знакомы и близки всегда, задолго до того, как я узнал её, до того, как она попала во дворец к Марею-царевичу?!..
Эта неожиданная мысль так потрясла меня, что я задохнулся от нахлынувшей на моё сознание, и на сердце волны жара: знали друг друга раньше!..
Да нет, этого быть не могло, она с двенадцати лет на моих глазах, выросла буквально. А впервые я увидел её задолго и до этого. Нет-нет, не могли они знать друг друга до того, как она попала во дворец к Марею, Арик не мастер дворцовых интриг, он вон в небо смотрит, люди с их страстями ему никогда не были так уже интересны, потому, думаю, он и летать умеет в отличие от меня. В нём простого, обыкновенного всегда было намного меньше, хотя и пьяница он, хуже последних ярыжек загульных.
Двор Ариков необычный. Кроме того, что все строения на нём раскрашены замысловатыми рисунками, яркими и невиданными, точно Аяи рук дело, так ещё и странные предметы я здесь заметил: какие-то соединённые между собой металлические прутики и пластинки, они покачивались и позвякивали в соединениях, вот что это? И для чего это на дворе, по которому ходят курицы, вышагивает петух, пасутся две коровы и лошади, кошка с рыжим хвостом прошла к столу и вспрыгнула на лавку, прижалась боком к Аяе, сидевшей здесь у этого стола, тоже разукрашенного самым замысловатым образом. А знаете, что делала Аяя? Она сидела со свитком. И даже не читала его, что уже не обычно, хотя она во дворце читала и училась всё время, вечно у Викола я заставал её даже одну без Марея-царевича. Так сейчас она не читала, она что-то писала в нём. И свиток не письмо, это какая-то большая рукопись. Рукопись, которую создаёт она?! Боги, я проснулся или всё ещё сплю?
Неужели это Аяя? Настоящая, живая и ещё более красивая и пленительная, чем была. Сегодня её волосы перехвачены красивыми лентами, и платье необычное на ней, богато расшитое разноцветным бисером. Она качнула ножками с постопах, тоже искусно украшенных бусинами, маленькие постопики… выпрямилась, расправляя затёкшую от долгого сидения спину, погладила кошку и посмотрела по сторонам. Мне показалось, что она смотрит на меня, хотя она никак не могла меня видеть, я стоял за кроной низко наклонившихся ветвей пышной липы, да и кусты шиповника скрывали меня. Но на мгновение показалось, что она смотрит мне прямо в лицо. Боги, как прекрасны её совершенные черты… Достоинство и спокойствие в них, у мягких губ лёгкая усмешка, не высокомерная, положенная такой красоте, но нежная и притягательная. Притягательная настолько, что я качнулся вперёд, чтобы… ещё немного, и я перелез бы через изгородь, но натолкнулся на невидимую стену. Коне-ечно! Арикова защита, я и вижу-то Аяю только потому что он позволил мне однажды войти к нему на двор, приоткрылся для меня. Обычно, думаю, и увидеть нельзя ни двора этого, ни дома.
– Яй!
Я вздрогнул от голоса моего брата, неожиданно прозвучавшего совсем рядом. Она обернулась, тут я и увидел его с длинным шестом, на котором висели рыбины, коптил он их, что ли? Вот делать-то нечего…
Я увидел моего брата, идущего с другой стороны двора, нет, не коптил ещё, только собрался, к печи и несёт и хочет, чтобы она ему с коптильней помогла. На кой чёрт ему помощь, когда он взглядом может куда угодно любой предмет двинуть. Он просто хочет, чтобы она… ему приятно взаимодействовать с ней даже в мелочах. Я бы сам так сделал… Сделал бы… Эрбин…
Арик повернул голову, хмурясь… чувствует меня, моё присутствие, ещё немного и увидит. Надо убираться, пока они возятся со своим уловом…
Я ушёл. Но только для того, чтобы вернуться много и много раз ещё. Подходил с разных концов их огромного двора, так же украдкой я разглядывал Аяю, размышляя над тем, как сделать так, чтобы… Как мне похитить её, вот о чём я думал неотступно, не замечая даже того, что происходило у меня дома.
Хотя там нечего было замечать, всё шло своим чередом. Так прошли все летние месяцы, мой сын подрос, во всю агукал, тянул ручки и улыбался, крепкий, пухлый малыш, похожий на свою мать. Но я будто и не видел обычного, такого привычного моего мира, в котором я пребывал все годы, всю свою тысячу с лишком лет. И только Аяя меняет мой мир. Она изменила его с первой нашей встречи, когда я запомнил странную девочку, говорившую со мной возле мельницы своего отца… И оставаться в той же уютной барсучьей норе мне становилось невыносимо, душно и тесно. Я стал иным давно и все эти годы жил по привычке только потому, что не сомневался, что той, что изменила меня, в живых больше нет.
Но она жива и я опять ожил, я живу иначе… и продолжать прежнюю привычную жизнь становилось всё более невыносимо с каждым днём. Я не мог не ходить подглядывать за Аяей и Ариком, и понимал, что это проявление слабости, но ничего не мог поделать с этим. Да, я мог видеть Аяю, и это стало почти ежедневной усладой моей души. Но это же стало и моей пыткой.
Близилась осень, и я понимал, что скоро я не могу прятаться за деревьями. И что тогда? Отказаться или ждать до следующего лета? Это уже походило на какое-то помешательство. Как отобрать её? Как её выкрасть, если они не расстаются? Я ни разу за всё лето не застал Аяю одну. Но и застань я её, смог бы я даже пройти в их двор, как я предстану перед нею? После того, что я с ней сделал. И будь только мой собственный грех, я смог бы, я уверен, уговорить, умолить, выпросить прощения, я окружил бы её такой любовью и негой, что этому остолопу, Арику, не приходит в голову. Она у него в хлев ходит, я видал, правда вёдер с молоком не таскает, но кур кормит и готовит, хотя он сам отлично справлялся раньше.
Не-ет, я поступал бы с нею иначе. Она стала бы той, кем достойна быть, кем родилась. Я осыпал бы её златом, его у меня столько, сколь нет ни у кого на всех берегах Великого Моря. Я построил бы ей дворец. Я отнял бы дворец у Марея, теперь царя Могула. Да не просто царя, царя царей, чтобы она могла быть моей царицей царей. Пожелай она, я бросил бы к её ногам всё приморье и завоевал бы все земли. Мало, чего я не могу в этом мире, и я сделал бы всё, только бы она стала моей.
Но как подступиться после того, как я отдал её на поругание моим рабам?! Пусть всё было иначе, и они ослушались, но разве я не виновен?.. Как вымолить прощения за то, что они надругались над нею все вместе и после гнали её как зверя по лесу, угрожая убийством? Я не понимаю, как ей вообще удалось убежать, тем более непонятно, как она ушла от погони, но это, конечно, Ария заслуга, отвёл глаза им, спрятал её… Вот потому она с ним и осталась, куда ей было идти, если Марей-царевич предал, родителей нет, брат сторговал с выгодой для себя. Арик и не пустил, конечно, такую рыбку поймал. А не любила его, вот он и пьянствовал тогда, когда рассказал мне в пьяном бреду о ней. И ревновал, и ревнует до ослепления, ежли даже мне, брату своему, не показал, не представил её. И замуж ведь за него не пошла она… Может быть, Марея-царевича всё ещё любит? У женщин это случается сплошь и рядом, и бьёт, бывает, и топчет, а она любит, не предаёт…
Но Марей-царевич, мой дорогой зятёк, уже мне не соперник, ему до Аяи, полагаю, и мыслей-то нет давно, в такой выси теперь парит, так широко крыла расправил, на что ему вспоминать ту полудетскую любовь и первую жену? А ведь, ежли разобраться, коли Аяя жива, так Арлана и дети её незаконные при Марее-то. Первая жена и есть царица, не моя дочь…
