В комнате горела свеча, и у двери появилась колеблющаяся тень, похожая на голову человека с длинной шеей и острым носом, которая заглянула внутрь.
– Не будьте д-дурой, мэм! – вскричал Том, сильно побледнев и изо всех сил встряхнув женщину. – Это всего лишь свеча, говорю вам – ничего, кроме свечи. Разве вы не видите? – Он поднял подсвечник. – Уверен, что никто у двери не стоял, но я проверю, если вы меня отпустите.
Другая сестра в это время спала на диване, и перепуганная миссис Оливер разбудила ее, чтобы не оставаться в одиночестве. Старый Купер открыл дверь. В углу галереи виднелась тень, похожая на тень в комнате. Слуга немного приподнял свечу, и тень, казалось, поманила его длинной рукой, а ее голова откинулась назад.
– Это тень от свечи! – громко сказал себе Том, решив не поддаваться панике, как миссис Оливер, и с подсвечником в руке направился к углу. Там никого не было. Дворецкий не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть в длинную галерею. Когда он посветил туда, то увидел точно такую же тень немного дальше. Он шагнул вперед, и тень снова, как и раньше, отступила и поманила его за собой.
– Тьфу ты! – буркнул Том. – Это всего лишь свеча.
И он пошел вперед, одновременно и злясь, и пугаясь настойчивости, с которой эта уродливая тень – самая обычная тень, он был в этом уверен – маячила перед ним, отдаляясь при каждом шаге. Очередной раз приблизившись к ней, дворецкий увидел, как тень будто бы сжалась и почти растворилась в центральной панели старого резного шкафа.
На панели имелся рельеф, вырезанный в виде волчьей головы. Свет странным образом падал на него, и беглая тень здесь словно бы распадалась, странно меняя очертания. Глаз волка сверкнул огоньком отраженного света, затем так же сверкнула его ухмыляющаяся пасть. Дворецкий увидел длинный острый нос Скрупа Марстона и его свирепый взгляд, устремленный на него, как ему показалось, вполне осмысленно.
Купер стоял, не в силах пошевелиться: на фоне шкафа начали проступать лицо и фигура Скрупа. В тот же миг раздались голоса, быстро приближающиеся по боковой галерее. С громким «господи помилуй нас!» Том развернулся и побежал обратно, преследуемый грохотом, который, казалось, сотрясал старый дом, как сильный порыв ветра.
Том ворвался в комнату хозяина, полубезумный от страха. Он захлопнул дверь и так поспешно повернул в замке ключ, словно за ним гнались убийцы.
– Вы слышали это? – прошептал Купер, замерев у двери гардеробной. Все прислушались, но ни один звук снаружи не нарушал тишины ночи. – Да благословит нас господь! Наверное, совсем я сбрендил на старости лет… – воскликнул дворецкий.
Он не сказал сиделкам ничего, кроме того, что сам оказался «старым дураком», потому что поверил их россказням, и сейчас, чтобы напугать его, хватило бы «дребезжания окна или звука упавшей булавки». Поэтому Том решил скоротать ночь за бренди и за беседой с сиделками у камина.
Постепенно сквайр стал медленно оправляться от мозговой лихорадки, но выздороветь полностью ему не удалось. По словам доктора, любой мелочи было достаточно, чтобы расстроить его. Упадок сил все еще не позволял вывозить Чарльза из спальни на свежий воздух для смены обстановки, необходимой для окончательного восстановления.
Купер спал в гардеробной и теперь был его единственным ночным дежурным. Повадки больного стали странными: он любил по ночам, полусидя в постели, курить длинную трубку и заставлял старого Тома дымить с ним за компанию у камина. Курение стало для них молчаливым удовольствием. Однажды, когда они предавались этому занятию, хозяин Гилингдена, докурив третью трубку, попытался завязать разговор. Причем выбранная им тема оказалась совсем не по душе дворецкому.
– Послушай, старина Купер, посмотри мне в глаза и ответь честно, не бойся, – спросил сквайр, глядя на него с хитрой и вызывающей улыбкой. – Все это время ты не хуже меня знал, кто находится в доме. Не отпирайся… А?.. Это ведь были Скруп и мой отец?..
– Не смейте так говорить, Чарли, – после долгого молчания испуганно отозвался старый Купер. Он попытался сурово взглянуть хозяину в лицо, но выражение лица сквайра не изменилось.
– Что толку притворяться, Купер? Скруп дернул тебя за правое ухо – ты знаешь, что он это сделал. Братец очень рассердился. Он чуть не лишил меня жизни, заразив лихорадкой. Но он еще не закончил со мной и ужасно зол. Ты видел его… Ты знаешь, что видел.
Том был серьезно испуган, а странная улыбка на губах сквайра ужаснула его еще больше. Он бросил трубку и встал, молча глядя на хозяина и чувствуя себя, словно во сне.
– Если вы так думаете, вам не следует улыбаться, – мрачно заметил дворецкий.
– Я устал, Купер, а улыбка не хуже, чем любая другая реакция, так что я буду улыбаться, пока могу. Ты знаешь, что они собираются сделать со мной. Это все, что я хотел сказать. А теперь, старина, продолжай курить – а я хочу спать.
С этими словами Чарли развернулся на постели и с безмятежным видом улегся, положив голову на подушку. Старый Купер посмотрел на него, перевел взгляд на дверь, а потом налил себе полстакана бренди и выпил залпом. Почувствовав себя немного лучше, он добрался до своей постели в гардеробной.
Глубокой ночью Купера внезапно разбудил сквайр, который стоял в халате и тапочках у его кровати.
– Я принес тебе небольшой подарок. Вчера я получил арендную плату от Хейзелдена, и часть ее ты оставишь себе – полсотни, – а остальное отдашь завтра Нелли Карвел. Так я буду спать спокойнее. Все изменилось с тех пор, как я увидел Скрупа. В конце концов, он не такой уж плохой парень, старина, и я бы многое сделал для него сейчас. Я просто никогда его не выносил. Доброй ночи, старина Купер!
С этими словами сквайр ласково положил дрожащую руку на плечо старика и вернулся в свою комнату.
– Мне совсем не нравится, каким он стал. Доктор приходит недостаточно часто, – проворчал дворецкий. – Не нравится мне эта странная улыбка. А его рука холодна как смерть! Надеюсь, его мозги, дай бог, окончательно не повредились!
Он постарался направить мысли в более приятное русло – к полученному только что подарку – и наконец заснул.
Утром, войдя в комнату сквайра, Том обнаружил, что тот уже встал с постели и куда-то ушел.
«Ничего страшного, вернется, как фальшивый шиллинг», – подумал старый Купер, как обычно приводя в порядок комнату. Но Марстон не вернулся. Люди ощутили беспокойство, быстро сменившееся паникой, когда стало ясно, что сквайра в доме нет. Что с ним произошло? Из одежды, кроме халата и тапочек, ничего не пропало. Неужели, будучи больным и слабым, он покинул дом в этом наряде? И если да, то в здравом ли он уме? Есть ли у него шанс пережить холодную, сырую ночь на открытом воздухе?
Том Эдвардс, сосед, рассказал, что в прошлую ночь, часа в четыре, они отправились вместе с фермером Ноуксом на его телеге на базар. Они проехали милю или около того и в темноте (ночь была безлунной) увидели перед собой троих мужчин, которые двигались по дороге от Гилингден-Лодж к кладбищу. Ворота кладбища открылись перед этими тремя фигурами, и незнакомцы вошли туда, после чего ворота закрылись. Том Эдвардс подумал, что эти люди готовятся к погребению кого-то из членов семьи Марстонов. Но Куперу, знавшему, что похорон в семье не намечается, это событие показалось ужасно зловещим.
Дворецкий предпринял тщательные поиски и наконец вспомнил о пустом верхнем этаже и комнате царя Ирода. Там ничего не изменилось, лишь дверца чулана оказалась заперта, и нечто похожее на большой белый узел, торчащий над дверцей, привлекло внимание Купера.
Сразу дверцу открыть не удалось: похоже, огромный вес сдерживал ее. Однако в конце концов она немного поддалась, и весь дом сотрясся от тяжелого грохота. Со звуком, похожим на удаляющийся смех, по тихим коридорам разлетелось эхо, наполовину оглушив Тома.
Он толкнул дверцу и увидел умершего хозяина. Галстук, туго затянутый на шее, сыграл роль виселицы. Тело давно остыло.
Коронер, как положено, провел дознание и вынес вердикт, «что покойный, Чарльз Марстон, наложил на себя руки в состоянии временного помешательства». Но у старого Тома имелось другое мнение о смерти сквайра, хотя его уста были запечатаны, и он никогда ни с кем им не делился. Купер уехал и прожил остаток дней в Йорке, где люди до сих пор помнят молчаливого и угрюмого старика, который часто посещал церковь, а также слегка выпивал.
Дьявол Дикон
Тридцать лет назад ко мне обратились две богатые старые девы. Я должен был нанести визит в Ланкашир в поместье недалеко от знаменитого леса Пендл, с которым нас так мило познакомили «Ланкаширские ведьмы» мистера Эйнсворта[5 - Уильям Харрисон Эйнсворт (1805–1882) – английский исторический романист. «Ланкаширские ведьмы» – единственный из сорока его романов, который постоянно печатался с момента первой публикации. Он был опубликован в 1848 году. Роман основан на реальной истории ведьм Пендла, которых казнили в 1612 году за причинение вреда с помощью колдовства.]. Мне предстояло произвести раздел небольшого имущества, включавшего дом и владения, которые дамы унаследовали задолго до описанных событий.
Последние сорок миль моего путешествия пролегали по малоизвестным и безлюдным проселочным дорогам. Окружающий пейзаж впечатлял красотой. Осенние краски добавляли живописности природе: я путешествовал в начале сентября.
В этой части страны мне никогда раньше бывать не доводилось. Говорят, что сейчас эта местность уже не такая дикая и, как следствие, не такая впечатляющая.
Я остановился на постоялом дворе «Три монахини», чтобы сменить лошадей и перекусить – было уже больше пяти часов. Хозяин – крепкий старик шестидесяти пяти лет – оказался человеком разговорчивым, доброжелательным, всегда готовым оказать любезность гостям. Он мог вести беседу сколько угодно и на любую тему – достаточно малейшего намека на то, что именно вы хотели бы обсудить.
Мне было любопытно узнать что-нибудь о Барвайке – так назывались поместье и дом, куда я направлялся. Поскольку в радиусе нескольких миль от Барвайка не было ни одной гостиницы, я заранее написал управляющему с просьбой о ночевке в поместье.
Но хозяин постоялого двора почти ничего не смог рассказать о Барвайке. Прошло более двадцати лет со дня смерти старого сквайра Боуза, и с тех пор в доме никто не жил, кроме управляющего с женой.
– Тому Уиндзору, управляющему, столько же лет, сколько и мне, но он немного выше и не такой плотный, – поведал мне толстый трактирщик.
– Но ведь об этом доме ходили нехорошие слухи, – настаивал я. – Говорят, из-за них новые жильцы не желали селиться там?
– Бабушкины сказки. Это было много лет назад, сэр. Я ничего такого не помню – совсем ничего. Долго пустующий дом всегда обрастает слухами. Глупые люди вечно болтают разные небылицы, но о Барвайк-холле я за эти двадцать лет ничего не слышал.
Все попытки добиться от старика большего оказались тщетными. По неизвестной причине хозяин «Трех монахинь» не захотел рассказывать истории о Барвайк-холле, хотя, подозреваю, на самом деле помнил их. Немного разочарованный, я заплатил по счету и пустился в путь, хотя в целом остался доволен теплым приемом в этой старомодной гостинице.
Через час повозка пересекла дикую пустошь. Я знал, что через четверть часа после того, как экипаж минует ее, я доберусь до дверей Барвайк-холла.
Торф и сухая трава скоро остались позади. Дорога снова проходила через лес – он так нравился мне своей естественной красотой, почти не нарушаемой ни малейшим движением. Я выглядывал из окна экипажа и вскоре заметил объект, который уже некоторое время искали мои глаза. Барвайк-холл оказался большим причудливым черно-белым домом с крутой крышей. Вертикальные балки и углы дубового каркаса, черные, как эбеновое дерево, выделялись на фоне белой штукатурки, покрывающей каменную кладку. Это строение елизаветинских времен окружали ряды деревьев, напоминавшие парк. Старые стволы внушительной высоты отбрасывали на лужайку длинные предзакатные тени.
Стена вокруг парка посерела от времени и заросла плющом. В глубокой тени, контрастирующей с тусклыми огнями вечера, отражающимися в листве, в пологой ложбине раскинулось озеро. Выглядело оно холодным и черным и, казалось, с виноватым видом скрывалось от посторонних глаз.
Я и забыл, что в Барвайке есть озеро. Но в тот момент, когда оно привлекло мое внимание, как привлекает холодный блеск змеи в тени, я инстинктивно почуял опасность. Я знал, что озеро связано с таинственной историей, услышанной мною в детстве, но не мог вспомнить подробностей.
Я проехал по заросшей травой аллее под ветвями благородных деревьев, чья листва, окрашенная в осенние красно-желтые цвета, удивительно гармонировала с лучами заходящего солнца.
Я остановил экипаж у дверей, вышел и внимательно осмотрел фасад дома. Передо мной стоял внушительный и унылый особняк со следами долгого запустения. Его большие деревянные ставни по старинке закрывались снаружи. Высокая густая трава и назойливая крапива густо росли во внутреннем дворе. Тонкий мох покрывал деревянные балки, а на штукатурке, обесцвеченной временем и погодой, проступали красновато-коричневые и желтые пятна. Несколько величественных старых деревьев, тесно окружавших дом, нагнетали мрак.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
