– Вот и вспомнила, – ласково засмеялась женщина. – А я уж испугалась, что у тебя на самом деле память отшибло.
Ольге вдруг стало так хорошо и спокойно, что она, уткнувшись в подол, севшей к ней на топчан женщины, расплакалась. А та, ласково поглаживая её по голове свей мягкой ладонью, утешала:
– Ну будет тебе, будет.
Ольга вдруг вспомнила свою маму и заревела ещё громче. Так они просидели, пока совсем не стемнело.
– Ну, будем вечерять, а то слезами сыт не будешь, – спокойно сказала хозяйка. – Давай знакомиться. Василиса Ивановна Уварова. Можно просто Василиса. Избранная. 1942 год. Координатор.
– О… Оля Сосновская, – проблеяла Ольга, всё ещё глотая слёзы. – 2002 год. Диапазон – деньги.
– Ну вот и познакомились, – ласково сказала Василиса.
Своей статью, неторопливой, полной достоинства, манерой говорить она напоминала Ольге актрису Мордюкову. Она подобрала из-под лавки обмякшую тушку зайца, бросила её в железный таз, достала нож, тускло блестевший в отблесках печи и принялась ловко потрошить добычу. Ольга молча наблюдала, как управляется с ножом хозяйка дома, и подумала, что вздумай она на самом деле треснуть поленом Василису, то её, Ольгу, наверно бы ждала участь этого несчастного зайчишки.
Василиса тем временем ободрала зайца, рассекла его на части, бросила в невесть откуда взявшуюся кастрюлю и поставила на печь. Ольга снова села на кровати, рассматривая своё рубище.
– Василиса Ивановна, а как вы узнали, что я к вам попала? – прошептала Ольга.
– Так у нас, у координаторов своя связь, – ответила хозяйка охотничьего домика. – Я в деревне живу. Сюда на охоту хожу, да силки проверяю – считай, вся деревня баб, мужики-то на войне. А жить надо.
– И у вас на войне? – спросила Ольга.
– Конечно! Нешто я особенная? И муж, и сын воюют.
– А немцы далеко? – со страхом спросила Ольга.
– Да бывают, заезжают, дьяволы – за едой, да за самогоном, да своих местных холуёв проверить.
В избушке вкусно запахло мясом. Василиса помешала варево и сказала:
– Вот тебя к нам, Оленька, и забросили, чтоб ты нам подсобила. Но об этом давай после посудачим. Тебе поправляться надо и лечиться.
Похлёбка из зайца была уже готова, и хозяйка дома стала заваривать в чайнике какую-то траву, очевидно от Ольгиной хвори. Ольга вылезла из-под одеяла и села к столу, а Василиса достала из мешка хлеб и несколько кусков сахара.
– Ну, отведаем, что бог послал.
Насытившись и напившись чаю вприкуску с каменным куском сахара, Ольга почувствовала себя лучше.
– Вот твоя одёжка, – сказала Василиса, – вся как есть, сухая. ЧуднО вы там у себя одеваетесь, ну то не наша печаль.
Ольга натянула привычные джинсы и футболку и снова села за стол. Василиса отложила ложку и сказала.
– В подчинении немца пять десятков полицаев, шестеро из которых – чёрные Избранные. Их координатор – наш односельчанин Мартин Нойман.
– Немец что ли? – поинтересовалась Ольга.
– Из поволжских, – отозвалась Василиса. – Давно у нас живёт. Вот дождался, гад, своих. То отдельная история, как-нибудь потом расскажу.
Она подкинула печку ещё дров и продолжила.
– Чёрные Избранные и полицаи контролируют всех жителей деревни. Но всех, да не всех. В окрестностях Громово – наша деревня так называется – действует партизанский отряд имени товарища Калинина. Я являюсь его связной. В отряде есть один наш – Яков Огнецвет. Одному ему не справиться, сама знаешь. Вот тебя к нам и забросили.
Ольга задумчиво слушала спокойный рассказ Василисы и думала. Вот ты теперь кто будешь, Оля. Партизанка. С позывным Сосна. Конечно, хотелось бы куда-то, где поспокойней и потеплее, но… Избранные не выбирают, где оказаться. В конце концов тётка Василиса – женщина надёжная и деловитая. Конечно, Оля Сосновская – это не Люба Шевцова, но в паре с неведомым Огнецветом она сделает то, что уже дважды делала в ХХI веке.
Уварова продолжала:
– По нашим сведениям, через десяток дней с Громово из нашего элеватора будут вывозить зерно в Германию. Командование отряда приняло решение сжечь элеватор. Наша с тобой задача – нейтрализовать чёрных Избранных, дабы ослабить их влияние на полицаев и жителей деревни. А там уже наши бойцы довершат начатое. Но, ты, Оленька, ещё очень слаба. До деревни без лыж не добраться. Денёк поживи тут, пока я не вернусь с ещё одной парой лыж, да одёжку тебе по сезону. В Громово скажем, что ты моя племянница из Брянска. Добро?
– Добро, – согласилась Ольга, вздохнув, ибо перспектива жить одной в избушке, затерянной в глухом снежном лесу, её немного пугала.
– Да ты не робей, милая, – будто прочитав её мысли, сказала Василиса. – Еды я тебе оставлю, дверь запри и всё ладом будет. А ежели что, вон топор.
То, что она сможет воспользоваться топором «ежели что», Ольга конечно, сомневалась, но с ним как-то спокойнее.
Василиса погасила лампу, и они вдвоём легли на топчане, укрывшись одеялами.
– А деревня большая у вас? – спросила Ольга.
– Большая, – отозвалась Василиса. – Почитай, две сотни дворов, школа, клуб, колхоз. Комендатура теперь в здании бывшего сельсовета, – Василиса вздохнула.
– И что же, всё это пять десятков полицаев контролируют?
– Вместе с чёрными Избранными. Ну и немцы под боком. Ох и полютовали они, когда вошли, сволочи. Председателя нашего Никиту Петровича повесили с женой на воротах, а дом сожгли. А всё Нойман, гад навёл, – Василиса всхлипнула.
Ольге снова стало страшно. Она поёжилась. Но Уварова, будто снова прочитав её мысли, спокойно сказала.
– Ну ничего. Каждый ответит. Каждого найдём и накажем. И немцев, и их холопов – каждого.
В её голосе не было угрозы ни отчаяния. Была какая-то неотвратимость. Ольга вспомнила «Белый клык», как бульдог Чероки медленно и не торопясь, весь в крови, но всё же добрался до горла главного героя и сомкнул на нём свои челюсти.
Василиса зевнула.
– Давай спать, Олюшка. Завтра рано уйду, затемно, силки ставить. А ты за хозяйку тут.
Не прошло и пяти минут, как она спала, тихонько посапывая. Но Ольге не засыпалось. Она всматривалась в правильные черты лица Василисы.
Вот женщины раньше были! Не то, что мы. Такая и зайца выпотрошит, и врага на вилы подымет, и мужа с сыном будет любить крепко и беззаветно. И проводив на войну, будет не заламывать руки, а жить, трудиться, и вести свою войну.
Ольга заснула, доверчиво, прижавшись к Василисе, как маленькая дочь к маме.
Утром, когда Ольга проснулась, в избушке уже никого не было. Ольга встала, потянулась и с удовольствием отметила, что практически выздоровела. Она завернулась в одеяло и вышла на улицу. Зимнее лесное утро было великолепно и сказочно. Огромные ели, на лапах которых блестели сугробы, окружали опушку. Кое-где на снегу можно было увидеть гроздья рябины. расклёванной птицами. Кругом царили покой и умиротворение. Ольга даже обернулась посмотреть, не выросли ли у избушки курьи ножки.
– Ну что, партизанка Сосна, – весело сказала Ольга сама себе, – ты за хозяйку сегодня.
Глава 3
Ольга принялась за уборку избушки. Она тщательно оттёрла стол, подмела сор у печки, протёрла пол. Нашла в сенях большой, то ли армяк, то ли зипун – она не очень разбиралась в этих тонкостях, облачилась в него и, взяла у дверей деревянную лопату, стала чисть снег около избушки.
