Die Kante und das Kind

Предисловие

Пролог. Спуск (Auftakt. Abstieg)

1

В посёлке Уэрзтерц было пасмурно. Восемнадцать жилых двух- и трёхэтажных зданий, покрывались бледно-серой пеленой из дождевых капель и тумана. Отсутствие домашних животных во дворах, укрепляло и без того плотную атмосферу заброшенности поселения.

Совсем неподалёку, массивная волна плохой погоды нещадно промывала город Розеделц, топя в импровизированных реках улицы и просёлочные дороги, делая и без того затруднительное передвижение, в принципе невозможным… Это, что касается города. В посёлке же, ситуация была менее апокалиптичной.

На юге посёлка находился маленький склон, высотой почти в три метра, куда стекало всё, что накапало на здешний асфальт и брусчатку. Природная водосточная канава, размером со стадион имени Рудольфа Харбига, принимала на себя потоки пыльных вод, создавая свою версию Staubbachfall… Об этом водопаде не выскажется Байрон, не напишет Гёте, но какая-нибудь ящерица, точно будет недовольна внезапными водными процедурами, которые станут фатальными, для её крохотного убежища…

Сейчас, наблюдать такое тривиальное, но всё равно красивое явление, могли бы порядка десяти человек.

На весь посёлок, сейчас были заняты только шесть домов. В трёх из них, жили мигранты из Эстонии, Албании и Беларуси. Остальные три, занимали семьи из Австрии, Нидерландов и один, был занят бывшим жителем Кёльна.

Дома с мигрантами располагались на юго-западе посёлка, в зоне, так и просящей название «Участок отщепенцев».

Никакой сегрегации или предубеждений! Просто так сложились обстоятельства и весь юг был скуплен переселенцами из восточной и юго-восточной Европы, в середине девяностых годов двадцатого века. У мигрантов (никогда) не было проблем с местным населением, которое составляло 40% от общего количества жителей на момент заселения юга и поныне, с погрешностью в 3-4%. Сегодня, все друг друга знали и не докучали новым соседям, вопросами разной степени тупости и неуместности… Да и по правде говоря, понятие «мигрант» здесь переставало быть актуальным уже спустя пятнадцать минут после заселения последнего приезжего…

2

По телевизору шёл сериал «Семнадцать мгновений весны», в немецкой озвучке. Ёаким Митт сидел на диване в тёмно-зелёной футболке и новых, синих джинсах, прищурив глаза и мерно сопя, в то время как его жена Вилма, в бежевом халате, лежала на разложенном кресле поодаль, в правом углу комнаты, прикрытая образовавшейся от плохой погоды, темнотой.

Женщина спала, так незаметно и неподвижно, что можно было подумать, что она умерла. Ёаким ловил себя на этой тревожной мысли несколько раз… и это лишь за последние пятнадцать минут.

Он позвал жену, но та не отозвалась. Мирно списав всё на глубокий сон, который является нормальным явлением для тех, кому за семьдесят, Ёаким посмотрел на погоду за окном и, нахмурившись, снова уставился в телевизор, игнорируя гул в ушах, который сопровождался звуком падающей в жидкость капли.

Актёр Вячеслав Тихонов о чём-то разговаривал с… Ёаким слегка прищурился, пытаясь вспомнить имя актёра и имя персонажа. Штурмуя память, старый эстонец не добился успеха. Так хорошо знакомое лицо, одного из так хорошо запомнившихся актёров, теперь стало незнакомым.

Пока двое шли по коридору мимо охранников, стоявших у двери в форме SS, Ёаким, используя кальку на мозговой штурм, пытался вспомнить хотя бы имя персонажа… Задним числом, он понимал, что имя актёра он уже не сможет произнести в своей голове никогда.

Ёаким почесал короткую щетину правой рукой, пока левая искала пульт. Тем временем, дождь вместе с ветром всё усиливался. Теперь, домашняя атмосфера защищённости от уличного ненастья, обзавелась брешью, впустив в идиллию недовольство, граничащее с бешенством, вызванным состоянием собственной памяти, которая, в свою очередь, обрастала пробоинами, как тело дезертира наполнялось пулями преданных им, бывших товарищей…

Пока Ёаким тихо и злобно сжимал и разжимал губы в немых ругательствах, Вилма Митт, лежавшая почти параллельно шкафу, всё ещё тихо, коснулась паркета пальцами правой руки. Левая рука, пока что, лежала на груди. Остальное тело, незаметно клонилось вправо…

Когда на улице раздался продолжительный рокот грома, Ёаким, со смесью злости и радости, пробурчал имя актёра, которого уже не надеялся вспомнить:

– Оле-ееег Таба-аакоов…

Эстонец быстро успокоился и перестал трястись, когда прошипел имя и фамилию советского актёра…

Он на секунду нахмурился, затем, едва не стукнул себя по лбу. Не продолжительный грохот в небе, а язык, напомнил Ёакиму, что его вставная челюсть, без которой он плохо соображал, прикрыта занавеской на подоконнике, слева от него… Но никто и ничто не дало знать Ёакиму Митту, что его жена Вилма, упала с кресла лицом вниз, мёртвая уже как полчаса.

3

Дом был наполнен голосом телеведущей новостного канала Das Erste. Эпицентром вещания, была гостиная, в которой находился мужчина средних лет, покинувший Беларусь в 1996 году.

В доме было три небольших комнаты и просторный чердак, на котором сейчас находилась сводная сестра Кирила Стасевича. В начале девяностых, эта парочка, когда уже стало невозможно скрывать свои взаимные любовные чувства друг к другу (что в обществе, что в семье) начала раздумывать об эмиграции… Спустя три года поисков, Кирил Стасевич и Марка Жолток, нашли дом, продающийся в посёлке Уэрзтерц, что в округе дивьих жён, в районе двоедушников, города Розеделц.

Попутно разбираясь с документами, брат с сестрой скитались по немецким гостиницам, успешно обрывая контакты со своей семьёй. Они были счастливы, что наконец смогли покинуть Беларусь и, ещё больше, они были счастливы оттого, что их связь больше никто и никогда не осудит, являясь им, при этом, близким человеком…

Вещание прервалось на рекламу. Кирил слегка дёрнулся.

Когда он протёр глаза, раздался звук закрывающейся двери на чердак. Дверь была толстой, из неотёсанного дерева с железной ручкой, покрытой шелушащимся слоем ржавчины… Кирил нахмурился, вспоминая, что хотел установить новую дверь. Он собирался поехать в магазин сегодня, но погода испортила и без того хлипкий настрой…

Он бросил взгляд на дверной проём справа от себя. Марка, которая была старше его на пять лет, стояла в темноте коридора в одной футболке, едва прикрывающей живот. Даже с дивана, было видно, как два соска выпирают маленькими пульками, на ткани её футболки…

После вспышки молнии, Марка вышла из коридора и направилась к своему любимому.

4

Дом, в котором жил молодой албанец, располагался справа от дома с белорусами.

Луан Йаупи из Эльбасана заселился сюда два года назад, и сейчас полным ходом проходил процесс интеграции в немецкое общество, которое сулило ему, как финальный приз – гражданство… Хотя, имея ПМЖ, он мог в принципе не думать о паспорте, так как никакой существенной, – в его случае, – разницы между этими двумя документами не было… Однааако, он всё-таки мог получить гражданство уже в течении месяца, поскольку собирался жениться на девушке из Кёльна…

Луан встал из-за кухонного стола и подошёл к окну. Тут же, в дверях показался Зосим. Потенциальный немец почувствовал его появление спиной, но не обернулся. Сейчас его мало интересовал этот мудень, чей час наступит лишь через неделю…

…Вместо шага навстречу, Луан смотрел на дождь и чувствовал возбуждение, сравнимое с тем, которое он испытывает при мысли о свадьбе…

Анико Фальк была старше Луана на шесть лет, что долгое время мешало ему находится рядом с ней, пока не идёт беседа или не совершается совместное действо, будь то готовка ужина или секс…

…Несмотря на психологическое образование Анико, Луан с большим трудом и тяжёлыми вздохами, принимал доводы любимой, что шестилетняя разница в возрасте не является проблемой в каком-бы то ни было случае. Захотят ли они создать полноценную семью или появиться на людях, злополучные шесть лет никак не помешают им искренне улыбаться и крепко держаться за руки, обмениваясь поцелуями куда крепче, чем хватка их рук в этот момент… так, все аргументы невесты, понял, но пока не принял Луан.

«…Это всё Горан… и его пешка Зосим.» – нахмурился Луан.

Сверкнула молния.

Из гостиной донёсся чей-то голос… «…Похоже, Зосим Реджа включил телевизор…».

Луан отошёл от окна и направился в гостиную.

Он сел в кресло справа от дивана и, с большим – для себя, – интересом, начал смотреть какой-то пресловутый сериал… Судя по всему, мелодраму…

Возбуждение начало медленно покидать его тело… но не голову.

5

Самым крайним, – северо-восток посёлка, – был дом Августы Зейгер. Сироты, с округлым и слегка вытянутым лицом, серо-фиолетовыми глазами и каштановыми волосами.

Августа занималась самообразованием и параллельно проходила обучение в колледже в заочном формате. Контактировать с людьми ей очень не хотелось, а после приёма курса нормотимиков1, она и вовсе перешла на доставку всего, что доставлялось, а доставленное с Amazon, она забирала лишь через тридцать минут, как их привозил курьер прямо к двери… С психиатром, она об этом пока не говорила… но она обязательно это сделает, когда в очередной раз пойдёт за рецептом!..

…Нормотимики в лице единственного препарата, внесли в жизнь Августы спорные коррективы. Повышенная раздражительность, малоподвижность и низкая работоспособность… Лишь относительно приятным бонусом, было присутствие снов. До таблеток, Августа если и видела сны, то урывками и в основном, это были кошмары, от которых организм просыпался как вышедший в тираж, случайно заведённый механизм…

Ныне же, Августа видела во снах причудливые места, в которых чувствовалась атмосфера спокойствия и дружелюбия. Сгенерированный мозгом мир, был безопасным местом, где Августа, подобно Еве в Эдеме, наслаждалась окружающим её то лесом, то лужайкой или полем… а потом, просыпалась.

Так же, как и сейчас, она лежала на кровати с мыслью вернуться в сон, но организм больше не хотел спать. Тогда приходилось браться за еду, после которой шли таблетки, а там уже, – как получится, – либо учёба, либо книги…

Августа, уже битый час лежала в своей комнате и смотрела в окно, прямо напротив кровати. Внутри неё что-то заторможено двигалось. Мнимая тревога, подобно повреждённой водяной мельнице, работала в кишечнике, разрастаясь по всему организму точно газ, по камере смертников.

Августа медленно, неуверенно поднялась и подошла к окну. Слабый дождь, перерос в полноценный… Она постояла ещё немного и, слегка понурив голову, развернулась.

Не дойдя до кровати пару метров, она услышала прерывистый писк из радиоприёмника, находившегося в самом дальнем углу гостиной. Писк сменился ультразвуком, который перешёл в какой-то поломанный аналог белого шума… Так продолжалось около минуты.

Когда же, Августа нашла в себе силы выйти в гостиную, её радиоприёмник издал протяжный «вуууууу» и… отключился.

Девушка замерла в дверном проёме и уже потом, не могла понять, показалось ли ей или где-то на улице был такой же звук, как у её радиоприёмника, только в разы громче и… страшнее.

6

Два дня спустя после «Взрыва Радио»

Ребека Айхенвальд возвращалась домой после покупки продуктов и бытовых товаров, презренно оглядывая проезжающие мимо машины. Несмотря на раздражающие звуки работающих двигателей, Ребека всё ещё пыталась думать о хорошем. Она пыталась думать о предстоящем ужине, который приближался со скоростью, равной её собственной… Вновь её желания, зависели от неё самой.

Почти нулевая температура и лёгкий дождь заставили Ребеку пожалеть, что она пошла в магазин в джинсовой куртке, спортивных штанах и посеревших – изначально белых, – кроссовках.

«Надо было ещё кепку надеть, ведь через десять дней будет зима, так почему бы не прогуляться под тёплым декабрьским солнцем?!!» – горько иронизировала в голове женщина.

Медленно перейдя дорогу, Ребека оказалась на нужной ей улице и, тепло вспоминая о людях, сидящих в ратуше, осмотрела тротуары с таким видом, будто оказалась здесь впервые, параллельно, испытывая déjà vu… Асфальтобетонная плитка, похоже, много раз переживала утренние пробежки сотен Гулливеров. Слегка пошарпанные дорожные знаки о запрете на парковку, пробуждали в Ребеке воспоминания об её первых днях в роле водителя, а светофор для пешеходов, который почти въелся в стену магазина одежды, едва-ли не спровоцировал истерический хохот от абсурдности.

Ребека вздохнула, слегка поджав губы. Общая атмосфера была весьма забавной и… меланхоличной.

Женщина встала напротив магазина и принялась ждать, когда загорится зелёный человечек. Стоя чуть правее того светофора, что уже почти стал единым целым со зданием, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Быстро «отряхнувшись» от прогрессирующей паранойи, Ребека начала, сильнее поджимая губы, вспоминать прошедший день…

Ей хотелось бросить пакеты и взвыть, но покосившись вправо, она увидела молодую пару с коляской, которая разговаривала между собой на иностранном языке…

«…По-моему – это эстонский» – оборвано подумала про себя Ребека и воздержалась от возможности получить штраф, который ей обязательно выпишут если она завопит на всю улицу, без причины… Технически, причина была, но это никого не волновало.

Ребека мысленно, в полный рост подкралась к началу дня, когда на неё ни с того ни с сего навалилась сильнейшая апатия и тоска… Она не помнила ничего подобного раннее. После апатии, она была одержима мыслью о самоубийстве, в то время как тоска активно забивала в импровизированный гроб последние гвозди. Ребеке даже не удалось посмотреть на себя со стороны… а это, было не в её стиле.

Любящая семья, – не считая отца, которого, уже как шесть лет загнал в землю цирроз печени, – периодический отпуск в Италии или Франции, рисование и удачные пробы в писательстве. Казалось бы, всё очень даже хорошо… Но мысль о самоубийстве сегодня была ещё более заманчивой, чем в девять лет, когда отец избивал мать на глазах единственного ребёнка, всеми тупыми предметами в доме, которые хорошо и плохо лежали. Уже тогда, Ребека знала, что такое «суицид». Её мама об этом позаботилась… Тогда же Ребека узнала, что «Повторение – мать учения и насилия».

Женщина перевела взгляд со светофора на дом, который был виден только благодаря вертикальному газонному участку, который, в свою очередь, был огражден от внезапных посетителей и разделял собой два здания, одно из которых находилось слева от светофора и с улицы, давало о себе представление как смесь канцелярии и жилого дома. Дом же по правую сторону, выглядел так, словно его выдернули из какого-нибудь круизного норвежского городка…

Ребеку смутило большое растение, являющее собой что-то среднее между выкидышем плакучей ивы и дереном. Оно закрывало первый этаж дома… Расстояние между растением и домом равнялось обычной дороге, по которой любили ездить велосипедисты, бренчащие своими проклятыми звоночками. К несчастью, помимо противного звона, они часто издавали ушераздирающий лязг… Справа, через дорогу стоял фургон марки «Mercedes-Benz» с надписью на капоте «Leihwagen» тёмно-фиолетовыми буквами, которые были задокументированным подтверждением частой непогоды в этом городе… Надпись над лобовым стеклом: «AIM’S» большими оранжевыми буквами, поселили в Ребеке странную, тревожную мысль.

Она быстро зажмурилась и, как только открыла глаза, увидела зелёного человечка на светофоре… Только она сделала шаг, как человечек тут же потух и вместо него загорелся его красный аналог.

«Verdammt noch mal2…» – тихо прошипела Ребека.

Вместе с руганью, внутри неё что-то наконец активировалось и начала подступать… паника.

В последнее время её часто навещала странная паника. Она держалась умеренно и Ребека могла её скрыть… но только внешне. Досадным был тот факт, что не удавалось установить её источник. Пару раз, Ребеку с этим видела дочь, и тогда мать всерьёз задумалась о том, что дети видят больше взрослых. «Нежеланные свидетели» – думала Ребека в тот момент, когда малышка Астрид смотрела на неё прорезывающим взглядом… Потом, она ловила себя на мысли что не заметила параллель с собой же в детстве.

Её это озадачивало. Обычно она так себя не ведёт и всегда видит сходство там, где оно есть…

С приходом паники, Ребека заметила, что она сменяет тоску с апатией в чётко определённые часы. Походы к психологу, а оттуда к психотерапевту, не придали ситуации ясности и Ребеке пришлось смириться с неизвестно откуда взявшейся, эмоциональной аномалией…

…Ребека осмотрелась и не могла понять, почему раньше не видела здесь жёлтых и светло-голубых домов, которые плотной линией, огибали улицу слева и справа, до самой Imvisierstraße, где здания из жилых построек, перерастали в различные офисы, редакции, магазинчики и т.д.

…Ребека подумала о Норвегии. Отдыхая в Осло, в декабре две тысячи семнадцатого года, ей плотно засел в голову общий архитектурный настрой местных сооружений. Но здесь, в Розеделце, индустриальном приспешнике Франкфурта, похожие дома были скорее сюрреализмом, чем контрастом.

Вспомнив о Норвегии, Ребека снова увидела зелёного человечка и тут же сорвалась с места, мерно шурша пакетами.

Дойдя до середины пешеходного перехода, она на секунду задумалась и вспомнила что не осмотрела проезжую часть… К счастью, на улице было только три человека, включая её…

Два градуса тепла и дождь, снова дали о себе знать. Тело пробила лёгкая дрожь. Выдохнув, Ребека подняла глаза на растение… после чего, паника стала стремительно усиливаться, хотя до её предполагаемого источника, было не меньше восьмидесяти метров…

«Может быть я паникую из-за того, что мне придётся пройти мимо этого чтобы попасть в дом?..» – подумала про себя Ребека и дёрнулась, уже от неожиданности.

Позади, с правой стороны, послышался звук мотора. Ребека встала как вкопанная и выронила пакеты. Только через три секунды она поняла, что машина остановилась…

Раздался громкий хлопок. Женщина рухнула на спину, окрашивая асфальт собственной кровью и кашей из мозгов, вперемешку с раскрошившейся черепной костью.

Оставившая сквозное отверстие пуля, попала в столб светофора, чем спровоцировала короткий, но от того не менее жуткий, металлический звон…

…После которого, последовал вой автомобильной сигнализации и детская истерика.

Часть 1. Семья (Die Familie)