– Выходной воскресенье и понедельник, – отрезал Литвинов, подавая мне чашку. – Сахар сама клади.
– Я пью без сахара.
– И я. У нас много общего.
– О да, – кивнула я. – Общего очень много. Скажи, а у твоих патронов кабинеты еще шикарнее?
– Это ты о ком?
– Пришляк, Свистунов… Или как его там?
– Свистунец. Они мои младшие партнеры. А если говорить точнее – заместители. Кабинет у них один на двоих. И он скромный, ничего лишнего. Обычный офис.
– А ты значит, конспирируешься, – хмыкнула я. – Чтобы никто не догадался, кто тут настоящий хозяин? И чтобы вопросов лишних не задавали?
– Да, – коротко кивнул Литвинов. – Все правильно поняла. Соображаешь, когда хочешь. Полноправный и единственный хозяин юридической фирмы я. И я не люблю лишних вопросов.
Глава 8
Крепкий ароматный чай бодрил.
– Рассказывай, что от меня требуется, – я откусила от конфеты и едва не закатила глаза от блаженства. – О, боги, какой вкус!
– Из Франции привез, – небрежно бросил Литвинов. – Марципан в шоколаде. Для начала от тебя требуется изобразить невесту на дне рождении моей мамы.
– На дне рождения мамы? Нет, мы так не договаривались, – я положила остатки конфеты на блюдце. – Там же еще и гости будут, и родня.
– Будут, – кивнул Литвинов. – И что?
– Я твоей маме не понравлюсь, и она меня прилюдно в порошок сотрет.
– Во-первых, ты и не должна ей нравиться. Все должны думать, что ты нравишься мне. Во-вторых, с чего ты это взяла?
– Судя по твоим рассказам, мама тебя очень любит. И оберегает.
– Я не маменькин сынок, если ты это на это намекаешь, – обиделся Максим Андреевич.
– Я этого и не говорила. Но ты сам сказал, твоя мама расстроилась, что тебя бросила невеста. Я тебе не пара, это сразу видно. Мы из разных социальных слоев. Так что она расстроится еще больше, когда узнает меня поближе.
– Что значит «не пара»? Мы живем в демократическом и правовом обществе. Я давно совершеннолетний. Следовательно, я могу делать предложение руки и сердца кому пожелаю.
– Больше всего меня радует, что ты совершеннолетний, – хихикнула в ответ. Юрист всегда юрист, жить не может без правильных формулировок. – Не забудь еще сказать, что дееспособный.
– Да, я дееспособный. Во всех отношениях, – обиделся Литвинов еще больше.
– Не цепляйся к словам.
Литвинов метнул в меня сердитый взгляд.
– Короче, моя мама не монстр. Я хорошо охарактеризую тебя перед родственниками. Даже если ты моей маме не понравишься, она слишком хорошо воспитана, чтобы это показать на людях. Отец, в отличие от мамы в мои личные дела не вникает. Его можешь вообще не опасаться.
– Мамы все одинаковые. Моя тоже за меня жутко переживает.
– Да, они такие. Обещаю, твоя гордость не пострадает, не переживай.
– Я уже поняла, что твоя мама от меня, скорее всего, в восторг не придет, но ты меня в обиду не дашь.
– Именно. Ты все правильно поняла. Твоя задача – смотреть на меня влюбленными глазами и все. Ну-ка, посмотри на меня влюбленно. Хочу убедиться, что ты умеешь это делать.
– Хорошо. Будут тебе влюбленные глаза, – я уставилась на Литвинова как смотрит голодная собака на кусок мяса. – Так пойдет?
– Такое чувство, что ты страшно соскучилась по мужику, и хочешь меня изнасиловать, – поежился Максим Андреевич. – Откровенно, грубо и вообще вульгарно.
– Что, неужели так плохо?
– Ужасно! Актриса из тебя никакая. Придется порепетировать.
– А ты тоже будешь смотреть на меня влюбленным взглядом?
– Да. Обязательно.
– Изобрази.
– Прямо сейчас? – удивился Литвинов.
– А чего тянуть? Я же на тебя посмотрела. Тебе не понравилось. Может и мне не понравится, как ты на меня смотришь?
– Учись, студентка, – Максим Андреевич отставил чашку. Зачем-то откашлялся. Выдохнул.
Взял меня за руку, осторожно коснулся пальцев. Медленно, нежно. Поднял на меня серые глаза. Глаза, разящие как стальной клинок. И при этом обещающие бесстыдное блаженство.
У меня екнуло в груди. Сердце замерло, а потом забилось как бешеное. Глаза излучали жгучую африканскую страсть, сдобренную капелькой разврата. Хорош, ох, как хорош, мерзавец!
– Стоп, – я тряхнула головой, отогнала неприличные мысли и выдернула руку. – Так смотрят на девушек из эскорта. А не на любимую невесту. Не верю! Где нежность, где трепетность? Такое чувство, что ты меня прямо сейчас повалишь на этот ампирный стол и сделаешь свое черное дело не спрося моего согласия.
– Судя по тому, как ты смотрела на меня, ты бы не возражала. Мы друг друга стоим. Давай сначала. Посмотри на меня застенчиво. Знаешь, как это выглядит?
– Застенчиво будет выглядеть по-идиотски. Лучше с нежностью.
Представила на месте Литвинова маленького котенка, которого только что выловили из холодной лужи. Он жалобно мяукает и дрожит. Хочется взять его в руки, согреть на груди.
– У меня настолько жалкий вид? – осторожно спросил меня Литвинов. – Ты не заплачь ненароком.
– Это я от счастья! Я о котенке думала, о мокром и несчастном.
– Лучше думай о симпатичном котике, сытом, ласковом. С бантиком на шее.
– Кастрированном? – деловито уточнила я.
