– Борис Аркадьевич? Он замечает только себя в отражении зеркала. И кошелек, возможно. Спросите его, как меня зовут, – ни за что не вспомнит!
– Серьезно?
– А. Простите. Сейчас он видит еще вас. И делает вид, что слепо обожает. Попросите, чтобы вам что-то помял – исполнит. И помнет, и погладит, и почешет… Лишь бы начальство улыбалось.
Внезапно. Слишком жесткое замечание для девочки, которая даже взгляды прячет. Слишком честное и откровенное для новенькой…
– А ты не такая уж и милая, как посмотрю…
– Вы спросили – я ответила.
Она просто за пару секунд меняется. Губы поджаты. Тонкий носик вздрагивает, брови сходятся, образуя неглубокую морщинку.
Пальчики – аккуратные, длинные, без единого украшения, с бесцветным маникюром, барабанят по краю стола. Заметив мое внимание, девчонка хватает салфетку, сминает ее, потом замирает.
Тихий омут. И черти там явно хорошо себя чувствуют. Правда, прятаться как следует не научились…
У меня даже пальцы зудят от желания растормошить их, заставить плясать. А потом любоваться эффектами.
– Не боишься, что я эту информацию буду использовать?
– Можно подумать, вы сами не знаете, что наш Боренька – самовлюбленный болван. Ничего нового я не рассказала.
И опять ее отпускает. Хлоп – и сидит себе такая, милая скромница. Кромсает вилкой только что принесенный омлет, грызет лист салата, опускает веки, демонстрируя удовольствие от еды…
А у меня ком в горле. Мясо никуда не лезет, сколько ни жуй. Представилось, отчего-то, как эти же ресницы трепещут во время самых горячих ласк…
– А чем еще полезным ты со мной поделишься? Может, не зря я выбрал тебя для совместного завтрака?
Изящный кулачок пристроился под подбородком. Она смотрит с готовностью и каким-то непонятным азартом.
– А вы спрашивайте. О чем знаю – обязательно расскажу.
– Вот даже как…
Пришлось отложить вилку и нож. Девчонка – настоящая шкатулка с секретами. Стоило чуть-чуть зацепить край крышки, и теперь они лезут без остановки…
– Да. Вот так.
Она почему-то злится. На меня? Или на своего идиота-шефа? Как бы там ни было, рассматривать перемены эмоций на хорошеньком лице – радость эстета. И грудь у нее под блузкой вздымается все выше и выше. Волнуется.
Будоражащий аромат предвкушения щекочет мои ноздри. С Анжеликой не может быть скучно. Чем дальше – тем любопытнее и заманчивее.
– А не боишься, что тебя сожрут потом, когда я уеду? Люди ж прекрасно поймут, откуда мои сведения…
– Они меня и так сожрут. Даже если буду молчать. Они все уже сидят и просчитывают, какой компромат я успела выложить, а до какого не дошла.
– Все знают, что ты любишь стучать? – Неприятное открытие, сажем честно. Стукачей никто не любит, и я – не исключение.
– Никто ничего обо мне не знает. Я работаю всего три недели в этой компании.
– Но уже готовишься слить все секреты? С какой, интересно, радости? Думаешь, дам за это какие-то привилегии?
– Думаю, все равно придется уходить. Меня не простят в любом случае. И все, что вы сами найдете и увидите, будет свалено на меня.
– Так я, получается, подставил тебя? Испортил с коллегами отношения?
– Наверное.
Смотрит исключительно в тарелку. Словно кольца свежего огурца стали ей намного интереснее, чем моя непобритая рожа. Не выспался после бурной, ничем не законченной ночи. Строил планы, как буду снова ловить кошечку, и утром было как-то не до бритья. Но дело – не в щетине, конечно же.
– Что ж. У меня появились кое-какие идеи.
Например, отвести ее отсюда в гостиничный номер. И долго-долго там говорить. Но, конечно же, не о Боре. Хотя, можно обойтись и вовсе без разговоров. Я найду, чем занять ее влажный розовый язык…
– Я могу гарантировать, что тебя никто не тронет в этом офисе. И тебе не придется никуда уходить.
– Объявите своей любовницей? Неприкасаемой? – Она ухмыляется горько и едко. И столько презрения во взгляде… – Не беспокойтесь. Я все равно ею не стану.
Глава 4
– Вот это фантазия… – Роман Витальевич с такой укоризной качает головой, что хочется испариться.
Вот прямо здесь и сейчас – провалиться. Можно вместе со стулом.
– Когда я успел хоть словом обмолвиться о чем-то подобном? – Ничего нельзя понять по взгляду: нравятся ему мои слова или возмущают. Лицо непроницаемое, а глаза прожигают, кажется, до самых костей…
Позор! Позорище! Это ж надо было так облажаться… Язык мой – враг мой!
– Вы себя ведете таким образом, что ничего другого в голову не приходит! Что еще можно подумать после таких предложений?
– А ты мне очень нравишься, Анжелика. Серьезно. – Даже намека на улыбку на красивых, твердо очерченных губах. И нисколько не похоже на комплимент.
Приходится сглотнуть. В горле першит от растерянности… Хочется сбежать отсюда. И ноги приросли к полу – двигаться не желают. Как магнитом тянет к этому странному, сложному, непонятному человеку.
– Не уверена, что это хорошо…
Смотрю в тарелку, гоняя по ней последние две зеленые горошинки. Так проще, чем ждать, что Роман Витальевич еще выдаст. Можно притвориться, что горох – моя любимая еда. И я просто жить не смогу, пока последнее не поймаю.
Вздрагиваю от громкого хохота. Раскатистого, довольного… и такого настоящего, что несмело улыбаюсь в ответ.
– Решено. Ты в любом случае будешь здесь работать! И плевать, что скажут остальные!
– Я еще не прошла стажировку. Может быть, не научусь. И тогда придется уйти по несоответствию должности…
Плохо себе представляю, как смогу выжить в этом змеином царстве – мне точно никто не простит такого внимания от высокого шефа. Сожрут. По косточкам. И не подавятся.
– Пройдешь. Гарантирую.
