МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Ники, на седьмом месяце женщине может привидеться многое, даже если не ввергать ее в такие обстоятельства… И потом, она вообще склонна к мистике. Впрочем, Павел Петрович более всех нас был мистик. Итак, Ники, что в письме? Я слушаю.
НИКОЛАЙ
(вручает ей вскрытый конверт):
Читайте, Мама. Вы будете третий и последний человек, кто видит это письмо. Павел Петрович простит меня. Ведь его супругу тоже звали Мария Федоровна
Николай первый раз за вечер осторожно пытается улыбнуться; встает, отходит к роялю. Пока Мария Федоровна читает письмо, звучит один из романсов Чайковского, посвященных ей композитором.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(возвращая письмо Николаю):
Я ничего не скажу тебе сейчас. Я должна подумать… Конечно, первое впечатление ошеломляет. Кстати, твой Отец незадолго до кончины разыскивал какое-то письмо-пророчество от старца Серафима из Саровской Пустыни. Якобы старец вручил это письмо прадеду – Александру Первому, незадолго до его странной кончины – якобы Александр Первый сам ездил к нему в Саров… Насколько я вспоминаю, ему сообщили из Департамента полиции, что письмо хранится у них. Однако, наш Папа уже не успел увидеть и прочитать это письмо, оно так и осталось в где-то Департаменте.
НИКОЛАЙ:
Я что-то слышал об этом старце, о Серафиме. Он умер лет тому 70 назад. Он не святой, не канонизирован.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Как и Авель, и как все предсказатели. Ники, предсказателей много, а ты – один. Волхвы были во все времена…
НИКОЛАЙ:
И при Рождестве Господа нашего Иисуса Христа они были… Мама, Вы помните, что завещал мне отец в последние свои дни?
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Конечно, помню. Вот, у меня и записаны его слова, и храню я их здесь
Мария Федоровна достает из одной из шкатулок, читает вслух. На экране – умирающий в Ливадии Александр III говорит эти слова сыну Николаю:
ЭПИЗОД 5
ИНТ. ДВОРЕЦ В ЛИВАДИИ, 1894 ГОД.
АЛЕКСАНДР III:
Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я, и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекшего кровью отца… Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое "передовое общество", зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбы твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужественен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушай только самого себя и своей совести. В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней – прежде всего покровительствуй Церкви Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства.
ЭПИЗОД 6.
ИНТ. ТА ЖЕ НЕБОЛЬШАЯ ЗАЛА В ГАТЧИНСКОМ ДВОРЦЕ. 8 АПРЕЛЯ 1901 ГОДА (Продолжение).
НИКОЛАЙ:
Да, и я храню эти слова. Стараюсь следовать им. И вот, это ужасное письмо монаха-расстриги…
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(цитирует строки из письма):
«На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий. Искупитель будет, искупит собой народ свой…» Ники, Царь должен быть готов ко всему, но Царь должен делать то, что он должен делать. Бог да хранит Вас! Давай поговорим о других делах…. О суетном.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Видимо, слухи о пророчествах Авеля все же просочились в окружение Царского двора и даже далее, в общественные круги. Через год после этих событий по решению Николая Цензурный комитет запретил любое упоминание в печати даже имени монаха Авеля. О том, что с его пророчествами была ознакомлена мать царя, Мария Федоровна, мы можем судить лишь по косвенным данным: во-первых, в том апреле Николай, при всей его ежедневной занятости, пять раз ездил к ней в Гатчино; во-вторых, в одном из ее писем сразу после отречения Николая Второго встречаются выражения: «Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым… Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны… Это единственное, что он мог сделать», – это почти дословное повторение пророчеств Авеля, опубликованных через десять лет после переворота 1917-го года одним из белоэмигрантов, хранителем раритетов эпохи Павла Первого, за границей.
НАТ. ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА, ЦАРСКОЕ СЕЛО, АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. ИНТ. ДЕТСКАЯ ВО ДВОРЦЕ.
Камера отъезжает из залы, из дворца, скользит вдоль железной дороги, въезжает в Царское село, в Александровский дворец, в детскую. Александра, с мокрыми от слез глазами, целует малышек – Ольгу, Татьяну, Марию. Ольга удивленно смотрит на нее, пытается заплакать. Александра берет себя в руки, улыбается, смешит ее, укладывает спать.
Справочные материалы:
Из письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны великой княгине Ольге Константиновне (11 марта 1917 г., через неделю после ее последней встречи с сыном Николаем в Могилеве, сразу после отречения):
«Сердце переполнено горем и отчаянием. Представь, какие ужасные, неподдающиеся никакому описанию времена нам еще предстоит пережить. Я благодарна Богу, что была у него в эти 5 ужасных дней в Могилеве, когда он был так одинок и покинут всеми. Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым. Только дважды, когда мы были одни, он не выдержал – я одна знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе! Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны. Это единственное что он мог сделать, и он сделал это!»
«Дневники императрицы Марии Федоровны» (М., «Вагриус», 2006)
СЦЕНА 3\2. 5 июня 1901 года. Рождение Анастасии.
Действующие лица:
– НИКОЛАЙ – Николай Александрович Романов (1868 г.р.), император;
– АЛЕКСАНДРА – Александра Федоровна (1872 г.р.), жена Николая, императрица;
– БОТКИН – Боткин Евгений Сергеевич (1865-1918), лейб-медик, 36 лет; симпатичный человек высокого роста.
– АКУШЕРКА.
– ФИЛИПП – Филипп Вашон, целитель (специалист по нервным болезням) и предсказатель из Лиона; в России в 1901 году – доктор медицины, действительный статский советник. Человек лет 55-60-ти.
Место и время действия:
5 июня 1901 года. Александровский дворец.
НАТ. АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ДВОРЕЦ, ЗАТЕМ ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ ДВОРЦА. 5 ИЮНЯ 1901 ГОДА, РАННЕЕ УТРО.
На экране – парк и пруд у Александровского дворца в предрассветный час («белые ночи»). Абсолютная тишина. Камера с постепенным ускорением въезжает в залы дворца, проезжает мимо напольных часов (видно время – начало 4-го часа утра); слышны негромкие стоны роженицы. Камера показывает спальню императора – Николай вскакивает с постели (прекрасное телосложение, в меру тренированная мускулатура), спокойно и быстро одевается, крестится; идет в спальню императрицы (это их общая большая спальная, с двумя окнами в сад– см. Роберт Мэсси «Николай и Александра», стр. 144-145). Николай подходит к постели императрицы, нежно обнимает и целует ее.
АЛЕКСАНДРА:
Ники, милый, иди к себе… Я уже вызвала акушерку и Боткина…Все будет хорошо… Не первый раз (пытается улыбнуться). Даст Бог… это будет сын…
