Руку перехватили, зажав рану пальцами. И да, на этот раз все оттенки боли я ощутила в полной мере. Всё былое благодушие мужчины испарилось, как не было.
– Не разочаровывай меня, лапочка, – произнёс спокойно и мягко, вопреки истинным эмоциям. – Если захочу, я и так возьму. Это, – отобрал бокал с кровью. – И всё, что мне ещё захочется от тебя получить. А теперь сядь и не зли меня больше. Мы же не хотим, чтобы я сорвался и снова кого-нибудь убил? Например, кого-нибудь не того, кого стоило бы, – усмехнулся, толкнув на диван.
Упала ровно на то место, где ещё недавно сидел он сам.
Не хочу, да.
Но это совсем не от меня зависит.
И мы оба слишком хорошо это знаем.
А потому…
– Что-то не припомню, чтобы я успела тебя где-то разочаровать перед тем, как ты и так всех тут убил!
Судя по их широким физиономиям, сомневаюсь, что они страдали благодетелью, но ведь у них наверняка были семьи, жёны, дети.
Да и кто из нас вправе решать – стоит или нет?
– Рану залижи! – приказал, игнорируя сказанное мной.
Кровь не стекала так интенсивно, как сначала, но и не останавливалась. Видимо, порез оказался глубоким.
Ничего не сделала я…
Демон на это шумно втянул в себя воздух, а затем залпом выпил отобранное у меня и подошёл ближе, усаживаясь рядом. Осторожно поднял раненую руку и, не сводя с меня пристального взора, принялся самолично зализывать порез. И вроде бы не должно быть в этом ничего особенного, всё-таки это весьма распространённый способ самолечения среди оборотней. Но, пока его язык скользил по моему запястью, мне казалось, не по коже – по нервам задевает, оголяя всё первобытное, что только заложила в нас матушка природа.
– Н-не надо, я сама! – одумалась, забирая запястье.
Забрала бы. Если бы отпустил. Наоборот, сжал крепче. Царапая проступившими клыками. Вновь зализывая. Снова. И снова. Пока в янтарном взоре всё отчётливее и ярче разгорался багрянец, свидетельствующий о том, насколько же он близко к той грани, за которой существует лишь неуёмная жажда крови, ничего разумного больше, сплошное безумие.
И я сама его к этой грани неосторожно подтолкнула…
– Демон, – позвала, попытавшись в очередной раз вырваться.
Тщетно.
Будто не слышал.
А если и слышал…
Тогда это ещё хуже.
– Доминик, – назвала по настоящему имени.
Тому, не которым он сам себя и многие другие называли. Тому, которое ему дали родители при рождении. Вот теперь он замер. Отстранился.
– Как. Ты. Меня. Назвала? – прорычал зло, до хруста сжимая запястье.
Я бы повторила. Но что-то внутри меня слишком навязчиво нашёптывало о том, что так лишь хуже будет.
И что тогда?
Втянула в себя как можно больше кислорода, будто перед смертью в самом деле можно надышаться, а затем… сама прижалась к нему ближе. Губами к губам. Целуя со всем переполняющим отчаянием, обнимая за каменные плечи, перебираясь к нему на колени, усаживаясь сверху, не прекращая целовать до тех пор, пока не получила отклик.
– Сладкая лапочка, – произнёс он, слегка прикусывая и оттягивая мою нижнюю губу.
Широкие ладони легли на мои ягодицы, притягивая вплотную к своему паху, позволяя ощутить твёрдость всех его желаний по отношению ко мне. Приподнял и медленно опустил, раскачивая в инстинктивном ритме. Я сама подхватила его. Даже поверх одежды, ощущения – на грани острия. Невозможно не поддаваться. Не тогда, когда по венам опять бушует огонь, а потребность быть ближе ещё теснее вытесняет все остатки разумного.
Разве можно кого-то так рьяно отвергать разумом и не менее безудержно желать всем телом?
В моём случае, так и было…
С одного прикосновения. С первого вдоха. И выдоха. Когда всё разумное летит к чертям и ничего не остаётся, кроме жажды быть единым целым. Сколько ни отрицай, что неправильно, нельзя, невозможно, не должно так быть.
Именно так, здесь и сейчас – правильно…
И я почти задыхалась от этого осознания.
Как и всего того, что он творил со мной, даже не раздеваясь, продолжая раскачивать, позволяя тереться об него, как последней сучке во время течки.
ȅ
– Долго ты, – произнёс Демон, так и не переставая меня целовать.
Его голос остался на краю моего сознания. Наверное, я должна была ответить, но связать смысл никак не удавалось. Да и что уж там, не надо оно мне вовсе. Только бы не останавливался, целовал снова и снова, а пламя, разгоревшееся внутри меня, сожгло в пепел. Нас обоих.
ȅ
– Пробки. На въезде мусоровоз трупы грузит. Не проехать, – послужило ответом на слова оборотня.
От… Рафа.
Который, судя по всему, стоял в гостиной, чёрт его знает сколько времени, прямо за моей спиной, пока я, тут… как… та самая, да, которая сучка.
В один момент будто кипятком ошпарило!
Дёрнулась скорее рефлекторно, ещё до того, как до меня дошёл весь смысл содеянной Демоном подставы.
Конечно же, не удалось избавиться.
Ни от Демона подо мной. Ни от жгучего чувства стыда. Ни от абсолютной абсурдности ситуации.
– Ножками ходить разучился? – съехидничал пустынный альфа, глядя при этом на меня с неприкрытой жаждой обладания.
Глаза в глаза. Словно мы до сих пор одни – лишь вдвоём, а мне присутствие третьего вообще привиделось.
Но нет…
