– Акинок! – Было уже далеко за полночь, и жрец собирался уходить, когда царь окликнул его. – Самое главное – пресечь мятеж в Тагараски, поэтому котов необходимо подавить как можно решительнее и жестче! – не терпящим возражений тоном прочеканил Тарапа, как и подобает государю, выносящему смертный приговор. – Если все случится во время переговоров, то мы будем оторваны от наших подданных и не сможем руководить операцией. Кому ты поручил командование войсками, Куаутемоку?
– Нет, мой господин… – Акинок запнулся, он не был готов к этому вопросу. Он и так переживал за сына, на которого возложил слишком большую ответственность, но никак не хотел кому-либо в этом признаваться, даже своему наилучшему. Но пристальный взгляд Тарапы говорил лишь об одном: его не устраивает столь лаконичный ответ, он ждет объяснения.
– Он слишком молод, – кашлянув для уверенности, продолжил Акинок. – И может поддаться на провокации. Если мы начнем операцию первыми, то это будет расценено как агрессия в отношении суверенного храма, что привлечет на сторону наших противников новых сторонников. Мы не можем так рисковать. Об операции знает только мой советник Менцэуаль, он и поведет воинов в бой, если понадобится. А Куаутемок… Куаутемок будет заниматься текущими вопросами храма и набираться опыта, он ему пригодится.
– Да, я тебя понимаю… – задумчиво протянул наилучший. – Я тоже не стал отдавать бразды правления войсками своим сыновьям.
Теперь Акинок понял, почему Тарапу так волнует этот вопрос. Старший сын правителя Трапезустий не на много старше Куаутемока, и государь побоялся ставить его во главе своей армии в столь ответственный момент, как того побоялся Акинок. А так как по логике вещей правильнее было бы в свое отсутствие назначить главным наследника, теперь Тарапу терзали сомнения в правильности своего решения.
На некоторое время воцарилось молчание. И наилучший, и верховный брахман думали о своих детях. Не зря говорится, что всему свое время. Молодое поколение всему нужно учить постепенно, и ответственность на них возлагать тоже, поэтому для того, чтобы руководить бойней, и Куаутемок, и Трапезустий были еще слишком молоды. Эх, если бы они были чуть-чуть постарше, то можно было бы смело на них положиться. И это было самым печальным, ведь в таком серьезном деле действительно самым лучшим было положиться именно на своих сыновей – самых верных людей.
– Акинок, сзади! – вдруг ни с того ни с сего закричал Тарапа, вырвав служителя духов из раздумий.
Брахман думал, что наилучший просто решил над ним пошутить, но ошарашенный вид правителя говорил сам за себя.
Акинок обернулся, и в этот момент прямо перед ним холодной вспышкой в лунном свете мелькнул топор. Если бы жрец не обернулся, то был бы уже мертв. Но брахману все-таки повезло, и в самый последний момент он успел отпрыгнуть. Топор слегка задел Акинока по плечу, стремительно пролетел мимо… и вонзился в грудь наилучшего. Тарапа охнул и медленно повалился на поросшие мхом каменные плиты заброшенного храма.
Где-то в пятнадцати метрах стоял и тот, кто метнул роковой топор. Это был ящер, облаченный в черные одежды и костяные доспехи ублюдок племени вардарагхов. Как он, черт подери, тут оказался?! Чтобы попасть сюда, эта скотина должна была пробраться через обширные земли храма птицы и обойти кордоны Ясамальского княжества! Впрочем, это уже не важно, главное, что отступник здесь, и он убил наилучшего!
Последователь Элендорада, надеявшийся сперва расправиться с брахманом, невнятно выругался и пустил в Акинока электрозаряд. Жрец, который и сам едва оправился от удивления, еле успел заблокировать заклинание убийцы.
Вообще ящеры, как и все рептилии, не имеют склонности к магии. Эта особенность наиболее ярко проявляется у драконов, которые не только не могут колдовать, но и почти полностью невосприимчивы к чарам. Человекоящеры Зоократий, конечно, таким похвастаться не могли, они просто были не склонны колдовать. Но змеелюди-вардарагхи – другое дело. Их воины-берсерки, питающие силы в гневе Элендорада и черных искусствах, были исключением из общего правила.
Две цепи молний скрестились, с угрожающим треском разбрасывая ослепительные искры во все стороны. Несколько секунд два колдуна поддерживали заклинания, пытаясь перебороть соперника в чародейском поединке, а затем синхронно их оборвали. Акинок, как и любой брахман, был боевым магом, а потому хорошо справлялся как с волшебством, так и с мечом. Жрец в одно мгновение достал свой зазубренный меч-макан, слегка опередив противника, и отрубил черному ящеру ногу. Пока вардарагх падал, Акинок снес ему и голову.
Только глава храма пса хотел опустить меч, как в соседних полуразрушенных залах появилось еще двое черных ящеров. А потом еще и еще! Шум заклинаний чародеев разбудил стражу, и воины кинулись на помощь, но, как оказалось, кругом были отступники. В руинах древнего храма завязалась схватка. То тут, то там сверкали вспышки и звучали хлопки заклинаний, лязг металла эхом отскакивал от холодных каменных стен.
Служителей Элендорада было чуть больше тридцати, более чем в два раза меньше, чем стражей верховного брахмана храма пса и наилучшего, но, к сожалению, большую их часть черные рептилии уже успели перебить, пока те спали.
Акинок петлял по разрушенным коридорам храма, пытаясь выбраться из развалин. Кругом метались человекокойоты, люди-лисы и гвардейцы-лучшие, судорожно пытаясь отбиться от неожиданного нападения. Но все усилия были тщетны. Отступники одерживали верх. Все выходы из руин были перекрыты, убийцы явно хорошо подготовились и предвидели возможность вооруженного сопротивления со стороны язычников.
Глава храма пса лично зарубил троих служителей Элендорада, еще двоих он убил магией. Он всячески пытался скрыться от черных ящеров, но они преследовали его всюду. Соратников становилось все меньше и меньше.
Из-за очередного поворота выскочил новый вардарагх. Он появился столь внезапно, что Акинок не успел среагировать. Копье насквозь пробило его живот. Брахман закричал от лютого приступа внезапной боли и упал на холодные камни заброшенного святилища.
Шум боя затихал, крики слышались реже и реже, все темнело. Когда в глазах все было уже черным, как безлунная ночь, жрец почувствовал, как кто-то бесцеремонно шарит по его карманам. Хотя какое это может иметь значение, когда ты умираешь?
ХХХ
Рисунок 2. Смерть Акинока.
– Черт, совсем чуть-чуть не успел! – неестественным эхом слышалось где-то неподалеку.
Боль пожаром разгоралась в районе живота. Акинок застонал. Если бы мог, закричал бы, но сил совсем не было.
– Эй, тихо, я тебе помогу, – откликнулся незнакомец. Из мрака выплыл размытый силуэт. Это был человек, вроде бы человек. Такой обычный, но и такой странный. Глаза вроде бы людские, но зрачки красные. Он водил над Акиноком светящейся рукой, наверное, он творил целебные чары, вот только легче брахману не становилось, а боль продолжала усиливаться.
– Кинжал, они забрали кинжал? – спросил пришелец.
У Акинока не было сил ответить, слабость сковала тело, а холод забирался все выше и выше по его ногам. Брахман набрался сил и покачал головой.
– А где он тогда? – продолжал расспрос загадочный чародей, не прекращая при этом врачевать Акинока.
Глава храма пса молчал. Он не хотел выдавать непонятно кому секреты своей фамильной ценности. Он знал, что клинок очень важен. И то, что этот некто его лечит, не могло заставить Акинока говорить.
– Слушай! Этот нож нельзя отдавать этим ящерам. Ты понимаешь, что отступники не остановятся? Они убьют всех, кто будет стоять у них на пути! – странник наклонился к жрецу, взглянув ему прямо в закатывающиеся глаза.
Куаутемок! Нет, его жизнью Акинок не мог рисковать. Черт, он знал, что это вопрос первостепенной важности, но брахман не может подвергать своего сына такой опасности!
– Я отдал его сыну… – еле выдавил из себя брахман и сразу же запнулся, слова перешли в стон.
– Дьявол! Ты потерял слишком много крови, я не смогу тебе помочь… – через некоторое время молчаливого и сосредоточенного врачевания извинился незнакомец.
Акинок ничего не ответил, он только слегка покачал головой и кивнул загадочному колдуну на его пояс, прикусив при этом язык, чтобы снова не завизжать. Он уже не чувствовал ног. Лекарь кивнул и потянулся за стилетом.
– Кто ты?.. – лишь прошипел брахман, когда неизвестный занес нож, чтобы оборвать страдания жреца.
– Я – Эйно.
Рисунок 3. Падение нововеров.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Приговор
– Сколько их? – украдкой спросил Кун. Его шерсть слегка колыхалась в такт слабым дуновениям ветерка, шелестящего густой листвой в джунглях. Человек-койот припал к земле, осторожно выглядывая из-за почти поглощенного травой, мхом и папоротником бревна.
– Судя по всему, около пяти сотен, – так же тихо ответил Куаутемок, глава храма пса, который также лежал за бревном, рядом со своим товарищем-человекокойотом.
Два жреца пристально наблюдали за недавно выросшим поселением колонистов, которые пришли без спроса и разрешения в их лес. Это были нововеры – люди, которые после того, как Сатарис, бог солнца, был убит Баалом, богом зла и тьмы, приняли веру в Чистый Свет, старшего сына Айли и Баала.
Язычники всегда были в высшей степени замкнуты и всячески отгораживались от внешнего мира. Вся Зоократия была покрыта густыми и непроходимыми джунглями, которые служили зверолюдям естественной защитой. А на востоке, где языческие леса граничили со странами других народов, зоократы оставили незаселенной огромную часть леса, эдакую буферную зону, которая защищала их от внешнего мира. И всякое проникновение чужаков в эту зону зверолюди жестоко пресекали.
Патрули и охотничьи отряды язычников регулярно прочесывали чащи пограничных лесов в поисках незваных гостей, но в этот раз они проглядели. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Полгода назад, когда наилучший и глава храма пса были таинственным образом убиты, а на трон взошел еще молодой и неопытный принц Трапезустий, все противоречия между племенами Союза обострились до предела. В суматохе внутренней нестабильности и истерии по поводу расследования вопиющего убийства никому не было дела до пограничных лесов и тех чужаков, которые в них хаживают.
Так вот и вышло, что теперь нужно не просто очищать джунгли от вторженцев, а выгонять из них весьма многочисленную и оседлую группу колонистов. За полгода в лес пришло несколько тысяч нововеров, которые успели обустроить ряд населенных пунктов, крупных и не очень. Один даже был укреплен валом, кольями и частоколом.
Как только весть о непрошеных гостях дошла до столицы, языческие княжества все-таки смогли временно забыть об имеющихся разногласиях перед лицом общего врага. Правда, удалось этого достичь большим трудом, так как остальные племена и храмы всячески пытались отказаться от участия в походе против наглых колонистов. Участники Союза подвергали авторитет молодого наилучшего сомнению, а потому все хотели, чтобы он собственными силами, силами Тагараски, прогнал незваных гостей из языческих земель. Тем самым Трапезустий должен был доказать остальным княжествам, что он способен выполнять свою основную обязанность – защищать земли язычников. Но государю удалось доказать заодно и свое политическое искусство.
Храм пса, который всегда был верным союзником наилучшего, само собой, поддержал его начинание без каких-либо отговорок. В свете последних печальных событий сотрудничество между государем и псами только усилилось, ведь жертвой коварного убийства стал не только предыдущий правитель, но и бывший верховный жрец собак. Два молодых и неопытных руководителя, Трапезустий и Куаутемок, поддерживали друг друга, как могли, стараясь общими усилиями не допустить развала Союза, чего сейчас много кому хотелось бы.
Храм кота также выступил против нововеров. После убийства Тарапы было проведено тщательное расследование. При осмотре руин храма, где нашли тела участников процессии наилучшего и главы псов, были обнаружены следы боевой магии. Стены были местами обуглены огненными шарами и оплавлены молниями, но самое главное – многие погибшие язычники были убиты именно с помощью магии! А колдуны были только у трех храмов в Союзе: птицы, пса и… кота. Коты давно находились в конфронтации с верховной властью, так как считали, что их часть Тагараски была невыгодной из-за того, что ее расположение не позволяло взимать пошлины с торговцев, прибывающих в город по воде или суше. А верхушка храма пса и приближенные нового государя знали и об угрозе бунта со стороны кошаков. Вдобавок ко всему коты по неведомой никому причине отказались отправиться в Матарапи вместе с правителем и псами и предпочли уехать туда раньше… Не для того ли, чтобы обустроить засаду?
В общем, виновными в смерти Тарапы и Акинока сочли котов. Но молодые Трапезустий и Куаутемок, узнав об этом, испугались военного столкновения в самом сердце столицы и предпочли засекретить результаты расследования. Юноши, ошарашенные смертью отцов и удивленные существованием плана военного подавления неугодных участников Союза, решили отступиться от законов мести в надежде сохранить мир в стране. Лидеру котов Мануаку Копанаку в присутствии минимального количества свидетелей выдвинули ультиматум: он должен безоговорочно следовать воле престола, иначе при малейшем неповиновении его храм будет объявлен вне закона. После этого результаты расследования и обстоятельства разговора с Мануаком Копанаком засекретили. Трапезустий и Куаутемок считали, что спасли тем самым страну от бойни.
Поэтому коты понимали, что за ними очень внимательно наблюдают и что шаг влево, шаг вправо – и на них повесят не только убийство Тарапы и Акинока, но и все смертные грехи. На этой волне коты сменили тактику, начав всячески поддерживать государя, дабы не портить свою репутацию. И, само собой, они не могли не поддержать поход Трапезустия. Мануак Копанак же не дурак, чтобы самому себе выносить смертный приговор.
Еще в защиту своих лесов выступили турины из племени копытных. Еще бы! В основном это их скотоводы и охотники патрулируют восточные леса, поэтому обвинили в недосмотре за границами, конечно же, их. И теперь им настоятельно требовалось восстановить честь племени.
Орлы направили в объединенное войско лишь небольшой отряд боевых магов, так как не могли отрывать от охраны границ Союза от вардарагхов слишком много бойцов. А ясамальских ящеров и насекомых под разными предлогами удалось убедить послать лишь небольшие контингенты воинов, но уже это было неплохим результатом.
