Сроку даётся три дня и три ночи. А не выполнишь ты приказа, мой меч – твоя голова с плеч.
Кощей Бессмертный
– Ай да письмо! – сказала Василиса. – Ну, а зачем ему всё это понадобилось?
– Не знаю, матушка, не знаю, – засуетился писарь. – Может, он на охоту собрался? Сейчас ведь утки летят. Охота самая! Сел себе на ковёр. Лети и стреляй!
– А мечи ему для хозяйства нужны, – поддержала Василиса. – Капусту рубить. Сейчас ведь капуста самая! Сел себе и смотри, как она рубится! Так вот передай, что я ему не помощница. Мечами не капусту, а головы людям рубят! Пусть он такие приказы своим бабушкам рассылает!
– Моё дело сторона! – ответил писарь. – Моё дело – приказ передать!
И он ушёл. А стрельцы с обнажёнными мечами остались охранять синий терем.
– Дядюшка Домовой, приготовька мне крепкого чаю, – сказала Василиса помощнику. – Я подумать должна.
И она сидела и думала. И лишь иногда ходила из угла в угол. И тогда в доме звенели хрустальные колокольчики.
Вот Василиса вышла на крыльцо, вынула из кармана носовой платок и взмахнула им. Из платка выпало серое соколиное пёрышко и стало кружиться в воздухе. А в небе появился сокол. Вот он ударился о землю и превратился в добра молодца Финиста – Ясна сокола.
– Здравствуй, Василиса Премудрая! Зачем ты меня звала – мёд пить или врагов рубить?
– Не до мёда сейчас! – отвечала Василиса. – Хмель шумит – ум молчит! Есть у меня к тебе поручение.
– Сказывай, – попросил Финист. – Любое выполню!
– Сейчас полетишь к Лукоморью. Там дерево найдёшь огромное. На дереве сундук спрятан. В сундуке – медведь. В медведе – заяц. А в зайце этом должна быть смерть Кощея. Её мне и принесёшь сюда.
– Хорошо, – отвечал молодец. – Жди меня завтра к полудню!
Он снова обратился соколом и полетел в синее небо.
– Василиса Афанасьевна, а откуда ты про смерть Кощееву знаешь? – удивился Домовой. – Или сказывал тебе кто?
– Никто не сказывал. Сама догадалась.
– А как?
– Очень просто, дядюшка. Ведь он, Кощей, свою смерть должен беречь, как самое дорогое. Как золото и камни драгоценные. А где их обычно хранят?
– В сундуках!
– Значит, смерть Кощея в сундуке. Но Кощей хитрый. Он понимает, что сундук будут искать в земле. И он спрячет его там, где никто не догадается.
– На дереве? – сообразил дядюшка.
– На дереве, – подтвердила Василиса. – Все будут думать, что дерево в лесу. А Кощей выберет дерево подальше от леса. Где?
– У Лукоморья, – сказал Домовой.
– Верно. Молодец, дядюшка.
– Но откуда ты, матушка, про медведя знаешь? И про зайца?
– И это просто. Смерть Кощея должен кто-то охранять. Людям Кощей не доверяет. Значит, это зверь. Скорее всего, медведь. Он самый сильный у нас.
– Ён в сундуке и спать может, – добавил Домовой.
– Но медведь – зверь неповоротливый и неловкий, – сказала Василиса. – А нужен тот, кто, в крайнем случае, мог бы убежать. Например, заяц. Понял теперь?
– Теперь понял, – закивал головой дядюшка. – Теперь ясно всё.
– Только я вот чего боюсь, – продолжала Василиса, – как бы в этом зайце птицы какой не было. Или мыши. Ну да ладно уж. Финист там на месте разберётся, что к чему!
– Ну и светлая голова у тебя, матушка! – восхитился Домовой. – Уж сколько лет я с тобой работаю, а каждый раз удивляюсь!
Им оставалось только ждать.
Глава двенадцатая
Змей Горыныч
На огромной площади за коровником горели костры, толпился народ и играла музыка. Ждали прилёта Змея Горыныча.
– Вон он летит, – сказал Кощей боярам и писарю Чумичке. – Видите?
– Где? Где? – засуетились бояре. Все они были с мечами, потому что после прилёта Горыныча были назначены военные учения.
– Вон там, – протянул руку Кощей. – Прямо над лесом!
Однако прошло полчаса, прежде чем бояре заметили в небе маленькую чёрную точку.
Змей летел быстро и бесшумно. Вот он выставил вперёд лапы и приземлился, прочертив по полю две глубокие чёрные борозды.
– Ура! – прокричал Кощей.
Но никто его не поддержал. Бояр не было. Исчезли. Наконец из какой-то ямки выбрался боярин Афонин.
– А он нас не съест?
– Нет, – ответил Кощей. – Он добрый, верно, Горыныч?
Трёхголовый Змей зашевелился.
– Верно, – сказала одна его голова.
– Конечно, – поддержала другая.
А третья ничего не сказала, а только улыбнулась: мол, как же может быть иначе?
