Новый год с детективом

Редактор серии А. Антонова

Разработка серийного оформления А. Гаретов и С. Курбатов

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Анна и Сергей Литвиновы

• Санта-Клаус для хулиганки •

Новый год ворвался в столицу, накрыл разноцветьем фейерверков. За стенкой с громким хлопком открыли очередное шампанское, засмеялись. За окном – веселье, парочки счастливые целуются, подвыпившая компания вокруг елки хоровод водит. И только Ксюша – одна. В чужой, неприютной комнате.

Она, конечно, тоже загадала под бой курантов желание.

Хочу стать первой.

Но сейчас смотрела в зеркало на себя – некрасивую. Нескладную. В одежках с чужого плеча. И понимала: чуда не случится. Опять она останется последней. Как всегда в ее жизни и случалось.

Баба Рая жила в двухкомнатной квартире. Девочка Ксюша – этажом ниже. Родители у нее выпивали, часто скандалили, и тогда баба Рая стучала по батарее или вызывала полицию. Но чаще просто давала возможность маленькой Ксюше отсидеться у себя дома, пережить семейную бурю.

Девочка у нее и ночевала иногда, и наряды ей старуха к праздникам покупала – отец-то с матерью в обноски одевали.

Талантами Ксюша не блистала, и методики развивающие, сколько баба Рая ни пробовала, на нее не действовали. Но иногда удавалось чем-то зацепить.

Пересиживала как-то Ксюша у соседки очередную семейную ссору. Баба Рая хлопотала на кухне, ребенка оставила в гостиной перед телевизором. Закончила с супом, заходит – та сидит зареванная. Перепугалась, кинулась:

– Детонька, что случилось?

А у гостьи на коленях – раскрытая книга. Потрепанный томик Ахматовой. Слезы на пожелтелые страницы капают.

– Баб-Рай, – прошептала, – это так красиво…

И, всхлипывая, голосок прерывается, прочла:

Читала (хоть и двенадцать лет исполнилось) неуверенно, запинаясь, монотонно. Но баба Рая вдруг отчетливо представила: отчаяние, непогоду, одиночество брошенной женщины. И пробормотала:

– Ксюша. Да тебе в артистки надо!

Слезки мгновенно высохли, девочка глупо хихикнула:

– Я ведь некрасивая, баб-Рай!

– Ты необычная. В кино это называется фактурная. И читаешь так, что за душу берет.

– Но я запинаюсь!

– То и удивительно: вроде бубнишь, но атмосферу все равно создаешь. Это от бога.

– Не, глупости. Какая из меня актриса! – Вздохнула печально. – Я в школе хотела в театральный кружок, не взяли. Сказали, потому что учусь плохо и матом ругаюсь.

Но баба Рая открыла телефонный справочник и стала обзванивать творческие студии. В одной из них велели: выучить басню, приходить на просмотр.

Ксюша сначала загорелась, но когда стали вместе читать Лафонтена, Крылова – быстро скисла. Ворчала: «Нудятина!»

И, сколько ни бились, назубок выучить не получилось – память у Ксюши плохая. На прослушивании совсем занервничала, тарабанила – лишь бы не ошибиться. Вальяжный, седовласый руководитель не прерывал, но морщился. А когда девочка отмучилась, приговорил:

– Можно, конечно, пробовать. Но на мой профессиональный взгляд, толку не будет.

Ксюша сразу сникла, ссутулилась. Мэтр снисходительно продолжал:

– Слишком зажата. И неубедительна. Если только на платной основе…

– Я готова! – вскинулась баба Рая.

Но девочка сердито выкрикнула:

– Да пошел он, индюк напыщенный!

И кинулась прочь.

– Сразу видно породу, – иронически молвил ей в спину вальяжный театрал.

– Нельзя так с ребенком, – рассердилась баба Рая.

И тоже ушла.

Ходить на прослушивания в другие места обиженная Ксюша категорически отказалась. Но попыток приобщить ее к прекрасному баба Рая не оставляла. Искала на «Культуре» хорошие фильмы. Девчонка зевала, норовила переключить канал на музычку или происшествия. Но иногда застывала, глядя на пронзительную Грейс Келли, и баба Рая тогда сразу начинала рассказывать, что великую актрису и супругу князя Монако собственные родители считали гадким утенком, а вместо ролей в кино она долго получала только контракты на съемки в рекламе пива, сигарет и пылесосов.

Ксюша грустно вздыхала:

– Да куда мне! У нее вон, глаза какие красивые! И отец миллионер…

Баба Рая пыталась влиять на родителей Ксюши. В редкие моменты, когда те находились в трезвости, объясняла: дочка у них талантливая, необычная. Ее учить надо.

Но мать отмахивалась:

– Какой талант, одни тройки в школе. Пусть работать идет, сколько лет кормили ее, дармоедку.

А отец назидательно говорил:

– Удумали чего, в театр! Актриска должна манкой быть, с дьявольщинкой. А Ксюха наша – ни рожи, ни кожи.

Баба Рая сердилась:

– Не понимаете вы ничего.

И продолжала мечтать, что маленькая ее протеже станет актрисой.

Узнала: в театральные вузы на результаты по математике не смотрят – только русский с литературой надо. И, как могла, готовила Ксюшу. Диктанты заставляла писать, Лермонтова читала вслух.

Беда в том, что в талант свой девочка не верила, да и учиться не любила. Каждый раз приходилось выбирать «прикольные» отрывки, а за сочинения сулить призы – мороженое или шоколадку. Но на слабенькие «четверки» гуманитарные науки кое-как вытягивали.

А когда Ксюше исполнилось семнадцать, связалась она с дурной компанией, и школа совсем стала побоку. Уроки прогуливала. Курила во дворе с подозрительными парнями, обнимала страшных-кожаных на заднем сиденье мотоциклов. Но с бабой Раей всегда паинька, в магазин для нее ходила, убирать помогала.

Школу закончила еле-еле. Про институт теперь даже речи не было – устроилась в палатку рядом с домом.

…Родная дочка бабы Раи давно выросла, вышла замуж, жила отдельно. Зять работал в полиции и больше всех беспокоился из-за странной дружбы тещи с девочкой из нехорошей семьи. Постоянно зудел жене:

– Обнесут у твоей матери квартиру. Или еще что похуже.

– Да что ребенок может сделать?

– Она уже не ребенок. Восемнадцать лет. Работает торгашкой, общается с подонками. Сколько дел уголовных было, когда жилье оттяпывали, а стариков убивали.

– Да ладно тебе. Нормальная девчонка, только запущенная. И мать мою любит, никогда зла ей не сделает.

– Ну, может, топором рубить и не станет. Хитрей поступит. Квартира ведь Раисе Степановне принадлежит? Вот и подумай. Ты надеешься, что единственная наследница? А по закону обязательную долю только инвалиды имеют, так что тебе не положено. Напишет мать завещание на эту Ксюшу – и все, улетит жилплощадь, ничего не поделаешь.

– Брось. Не будет мама чужому человеку квартиру отписывать.

– Пистолет наставят – что угодно подпишет.

На мозги капал постоянно, так что дочь бабы Раи реально забеспокоилась. Прав муж, может плохо кончиться. Девица курит, выпивает, вечно в окружении парней подозрительных. На матерых уголовников не тянули, но по мелочи явно проблемы с законом имели. Ксюша тоже наверняка подворовывает. В том числе и у ее матери. А подслеповатая старуха, небось, и не замечает, что деньги у нее исчезают.

Велела бабе Рае деньги ее пенсионные обязательно контролировать и расходы записывать.

Старуха дочери послушалась, в конце месяца показала отчет. Дебет с кредитом вроде сходился. Но две тысячи восемьсот рублей «Ксюше на шапочку зимнюю» и ей же тысячу пятьсот «в долг до зарплаты» дочке бабы-Раиной решительно не понравились.

И она придумала, как Ксюшу от матери своей отвадить.

У бабы Раи как раз надвигался юбилей. Двадцать второго декабря – восемьдесят лет.

По идее, банкет бы надо в ресторане, родню созвать, подружек материных, кто еще жив. Но в заведениях в это время – корпоративы предновогодние, цены подскакивают вдвое. С пенсии старухиной точно не погуляешь, а самим платить не с чего, времена нынче сложные.

Баба Рая успокаивала:

– Да зачем нам рестораны? Дома посидим.

Но тоже ведь морока: продукты закупать, готовить, потом посуду мыть.

– Ничего, я Ксюшу позову на подмогу.

– А она вообще к тебе часто приходит? – словно бы между делом спросила дочь.

– Нет, – вздохнула тетя Рая, – все у нее дела какие-то. Но на день рождения, конечно, придет.

– Позови и сейчас. Чаю вместе попьем.

– Ты ведь не любишь ее, – взглянула проницательно мать.

– Так я по делу. Попросим, чтобы с готовкой помогла. По-соседски.

Позвонили беспутной соседке. Ксюша быстро явилась. Юбка коротюсенькая, рожа намазанная. Старуха расплылась в улыбке:

– Птенчик мой прилетел!

Дочь еще больше насупилась – мыслимое ли дело, к юной шалаве – ласковей, чем к человеку родному.

Но уселись все вместе за стол. Попросили девчонку, чтобы накануне юбилея пришла, подсобила.

– Ясен перец, заявлюсь! – хохотнула та. – Будем салатики строгать и шампусик квасить, чтобы не скучно, да, баб-Рай?

Дочка тети Раи неодобрительно скривилась – что за манеры.

Ксюша перехватила ее осуждающий взгляд и вдруг ангельским голоском попросила:

– Баб-Рай, а можно мне ваши фотоальбомчики посмотреть?

– Да ты видела все сколько раз!

– Еще хочу. Жалко вам, что ли?

– Ну, пойди в залу, погляди.

Какой изумительный момент!

Девчонка – одна! – отправилась в комнату.

Дочь бабы Раи прошипела:

– Сопрет что-нибудь.

– Брось, – отмахнулась старуха. – Она у меня никогда не возьмет.

– Посмотрим, – зловеще усмехнулась дочь.

Резко отворила дверь в залу – и увидела: Ксюша из альбома фотографию вытаскивает.

– Ты что творишь? – напустилась на нее дочь бабы Раи.

А девица глазами хлопает:

– Ничего.

– Как это ничего? Я видела: ты фотографию вытащила!

– Не брала я!

– Давай, посмотрим.

Подскочила, стала листать альбом – действительно, одной карточки нет.

– Ты вытащила?

– Нет!

– Да я видела!

Баба Рая тоже подошла, сказала растерянно:

– Правда нету. Ксюшенька, это моя любимая фотография. Зачем тебе она?

Но девчонка зло топнула ногой:

– Не брала я ничего! И нечего тут туфту гнать!

Вся красная от злости, кинулась в коридор, из квартиры вон. Шваркнула входной дверью.

Дочь дождалась, пока по лестнице отгремели шаги. И сладким голосом говорит бабе Рае:

– Ты по-прежнему свои деньги похоронные дома держишь?

– Конечно. Банкам доверия нет.

– А прячешь где?

– В большой комнате.

– Ксюша твоя там одна была. Пойди проверь: деньги-то на месте?

– Ой, ну что ты говоришь!

– Посмотри, посмотри.

Баба Рая неохотно отправилась в комнату. Открыла книжный шкаф. Достала томик Достоевского. Раскрыла. Побледнела и схватилась за сердце. Прошептала:

– Как она могла…

Дочке прямо жаль ее стало.

Зато Ксюша теперь точно в их квартиру больше не придет.

Ксюша выскочила из квартиры. Сердце колотилось молотом. До чего противно, когда хочешь хорошее дело сделать, а тебя за воровку принимают!

Она давно чувствовала: родственники бабы Раи ее ненавидят.

Дочка – та только рожу кривила. А вот муженек – легавый – реально подставить может. Давно глядит волком. Недавно остановил Ксюшу во дворе. Смерил холодным взглядом. Процедил:

– В квартире нашей чтобы больше не околачивалась!

Она, понятно, взорвалась:

– Я не к вам хожу, а к бабе Рае!

Мужик нехорошо прищурился:

– Девочка, ты с огнем играешь. Хочешь, чтоб порошочек белый в кармашке нашли? По двести двадцать восьмой прогуляться, годков эдак на пять?

Про статью за наркотики она знала – дружок нынешний по ней как раз пятилетку отмотал. А зять баб-Раин продолжает давить:

– У нас в полиции как? На человека смотрят, на его облик моральный. Ты с контингентом общаешься нехорошим. Даже разбираться не будут – закроют на полную катушку.

Мужика она тогда, конечно, послала. И к бабе Рае продолжала ходить. Кто он вообще такой, чтоб пугать?

Но сейчас совсем нехорошо получилось. Она ведь действительно фотографию украла. Надо было, конечно, объяснить, зачем взяла. Но когда орут – оправдываться неохота.

И настолько вдруг стало обидно, беспросветно, тяжко. Что у нее за жизнь! Дома – пьянство сплошное. На работе, в палатке, – тоска и от начальства придирки. Бойфренд нынешний – вечно обкуренный. Город родной – болото. А баб-Рая, единственный человек, к кому прикипела, теперь тоже ее за воровку приняла.

«Не хочу больше здесь оставаться», – прошипела сквозь зубы.

И замерла.

А кто, собственно, ей мешает – разом со всем покончить?

Как считалось у них в городе и учил писатель Чехов (его рассказы читали вместе с бабой Раей), бежать всегда надо в Москву.

Ксюша умчалась на ночном поезде, в плацкарте. Денег с собой – смешные несколько тысяч, знакомых в столице никаких. И что там делать, как устраиваться – совсем непонятно. Город, все говорили, жесткий и очень дорогой. Гостиница, народ в вагоне болтал, – от штуки в сутки, причем за самую поганую. Но можно устроиться в общагу, или, по-столичному, хостел.

Ксюша лежала на верхней полке, уставила нос в окно. Снаружи – чернота, в стекла бьет то ли дождь, то ли снег. Декабрь, самый, по идее, домашний и праздничный месяц. А она едет неизвестно куда, на день рождения бабы Раи не попадет, и Новый год ей тоже встречать – негде и не с кем.

На станциях (когда появлялся Интернет) искала, где преклонить голову. Выбрала самый дешевый хостел, триста в сутки за общий номер. На первое время денег ей хватит, но надо срочно на работу устраиваться. Баба Рая когда-то подсказала красивый план. Пойти гардеробщицей, но не абы куда, а в институт творческий или в театр. И режиссерам улыбаться – авось кто приметит.

Идея дурацкая, но вакансии гардеробщиц Ксюша тоже посмотрела. И место в театре нашла. Только зарплату предлагали – семь тысяч. Даже на общежитие не хватит. Так что лучше в дворники – они хотя бы тридцатку получают.

В хостел (расположился в ближайшем пригороде, на обочине шоссе) добиралась долго и входила с опаской. Явно за такие деньги окажется шалман. Но хотя снаружи выглядело здание весьма зловеще, внутренности оказались приличные. Свежий ремонт, кулер с бесплатной водой, кухонька чистенькая. Елочку в общем холле уже поставили.

В комнатах каждая кровать отделена занавеской. Соседками оказались трое таджичек и тощая, рыжеволосая девица примерно Ксюшиных лет – эта сразу кинулась с расспросами:

– Откуда? Что делать здесь будешь?

Город родной Ксюша, на всякий пожарный, назвала другой. А по поводу планов честно ответила:

– Вообще понятия не имею.

– Пойдем со мной на съемки тогда! – жизнерадостно предложила новая знакомая.

Вот это любопытный поворот.

– Ты актриса?!

– Актрисы в хостелах не живут. Я зритель. Но тоже сгодится на первое время.

Ксюша с удивлением узнала: оказывается, в Москве и такая профессия есть. Ходить на съемки телепередач, с умным видом слушать, как гости обсуждают разные глупости, по команде администратора хлопать. А вечером получать гонорар.

– И сколько платят?

– На первом канале и по два косаря бывает. Но я пока только на Ютуб попадаю. Там по пятьсот.

В ларьке за двенадцать часов платили тысячу, но за те деньги постоянно колготиться, материальную ответственность нести. А тут пятьсот – просто за то, чтоб посидеть в тепле.

Ксюша решила попробовать. Сходила в гладильную, привела в порядок одежду. Нарядилась, накрасилась. И администратор на съемках ее даже в первый ряд посадил.

– С ходу карьеру делаешь! – кисло улыбнулась рыженькая (ей досталось место во втором).

Первые пару часов Ксюша с восторгом наблюдала, как по студии перемещаются камеры, внимательно слушала, о чем говорят гости, бурно, по знаку администратора, аплодировала. К обеду начала клевать носом, к окончанию съемок сидела совсем без сил. Еды зрителям не полагалось, подружка новая купила себе в торговом автомате шоколадку с кофе, но Ксюше показалось жаль тратить на глупости половину дневной зарплаты, так что в животе противно подсасывало. Но в целом – работа непыльная.

Так что подписалась на все ресурсы, где набирали зрителей, и уже на следующий день снова на съемки отправилась.

В этот раз на программу «Великий-могучий». Здесь школьники соревновались, кто лучше русский с литературой знает, и Ксюше это показалось куда интереснее, чем наблюдать за скучными взрослыми дебатами.

В третьем туре речь пошла про всякие историзмы, архаизмы и прочие редкие слова. Остальные зрители прятали зевки, она слушала с интересом. Вспоминала, как с бабой Раей Лермонтова читали и старуха ей объясняла, кто такие абреки и из чего чихирь делают.

А после того как соревнования между участниками завершились, ведущий объявил конкурс для зрителей. Пообещал приз (книгу новогодних рассказов) и спросил:

– Что означает слово «раструб»?

Толстый дядька (по виду сантехник) вскинул руку, возвестил радостно:

– Труба канализационная!

– Интересная версия. Отвечу цитатой из «Записок охотника» Тургенева. Одет он был в пестрый архалук и серые панталоны с огромными раструбами, – парировал телевизионщик. – Трубы, что ли, канализационные таскал на себе?

Зрители захихикали. Ксюша, в радостном предвкушении, тоже вызвалась отвечать. А когда получила микрофон, зачитала по памяти из еще одной баб-Раиной книги:

Будто про нее написала поэтесса Цветаева. Она ведь тоже, в свои восемнадцать, себя старухой чувствовала. Одинокой и бесприютной.

Все три студийные камеры обратились на нее. Студию накрыло молчание.

Ксюша смущенно улыбнулась, стряхнула с себя наваждение. Сказала:

– Я, когда прочитала, подумала, что раструбы – типа, блестки такие. Но потом специально посмотрела в словаре Ожегова: раструб – это расширение в виде воронки. Видно, фасон у платья такой. С подолом и рукавами-трубами.

– Как звать вас, образованная и милая девушка? – тепло улыбнулся ведущий.

У Ксюши фамилия – такая же, как она сама. Обычная, безликая. Но сейчас, в свете софитов, при всеобщем внимании произносить ее не хотелось. Так что вспомнила добрую бабу Раю и с достоинством отозвалась:

– Ксения. Ксения Раевская.

Ксюшу могла бы сейчас разыскивать полиция всей страны. Однако писать заявление баба Рая категорически отказалась:

– Пусть совесть для нее худшим наказанием станет.

– Нету у таких совести, – пробурчала дочь.

Но чтоб делу дать официальный ход – не настаивала.

Причины имелись веские.

Когда мать прилегла вздремнуть, дочка перетряхнула все книги, обнаружила в томике Достоевского купюры. Да и забрала похоронную заначку себе. Рассуждала: родную кровь никто не заподозрит, а вот Ксюше оправдаться окажется очень сложно.

Муж, когда узнал, осудил:

– Что-то ты через край хватила.

Она огрызнулась:

– Сам говорил: от девчонки избавиться надо. Разве плохо придумано? Все улики против нее: в комнате одна была. Фотографию сперла на наших глазах. Нахамила.

– Для уголовного дела не хватит, – нахмурился супруг. – Так что деньги верни. В другую книгу переложи. А то сама за кражу пойдешь.

И через пару дней сам позвонил теще. Подсказал: посмотреть не в Достоевском, где обычно прятала, а в книжке рядом. Там и нашлись, все до стольника.

– Вот помять проклятая, – страдала старуха. – Сама забыла, а на Ксюшу подумала!

Попыталась девушку найти.

Но родители сказали: в Москву сбежала и сгинула, знать о себе не дает. Телефон заблокирован – видно, симку сменила.

Баба Рая ходила в парк, где Ксюшины дружки собирались. Те про нее тоже не ведали, но предположили: уехала куда-то проституткой работать.

Старуха совсем расстроилась. Юбилей на носу, а настроения совсем никакого. Резала – сама – салаты, слезы смахивала.

…Когда в день рождения в дверь позвонили, бросилась радостно. Надеялась: Ксюша приехала. Или хоть весточку прислала.

На пороге действительно стоял почтальон.

Но послание оказалось совсем от постороннего человека.

Про столичные нравы Ксюша наслышана. Поэтому, когда после съемок к ней подошел красавец-ведущий, сладко улыбнулся и позвал на кастинг, сразу напряглась. Хмыкнула:

– Где кастинг-то? У вас в сауне?

Он улыбнулся:

– Ты не замужем, я надеюсь?

– В наложницы не пойду, – отрезала.

– Ты им точно понравишься.

И рассказал: на Центральном канале сейчас девушек в новое реалити-шоу набирают.

– У тебя интересный типаж, советую сходить.

– А про что шоу? – заинтересовалась.

– Названия пока нет. Суть в том, что лучшую невесту России хотят найти. Прямой эфир, программа сразу после Нового года пойдет, по выпуску в день.

Ксюша развеселилась:

– Я, конечно, в лучшие невесты страны первый кандидат.

Вспомнила, как отец прикладывал, повторила:

– Ни рожи, ни кожи.

От себя добавила:

– И живу в хостеле.

– Значит, точно сходи. Не победишь – хоть перекантуешься. Участниц в хорошем отеле селят. Стилисты, парикмахеры, педагоги по хорошим манерам. Чего теряешь – просто попробовать?

– А с подругой можно?

– Да хоть с десятком. Вот телефон, звони.

Рыженькая ее соседка по комнате подошла к мероприятию со всей серьезностью. Каблуки, прическа, маникюр. Ксюша в успех не верила и забивать себе голову не стала – отправилась в джинсах.

По какому принципу отбирают, редактор программы не сказал, поэтому новая подруга пугала:

– Хороша ты будешь в кедах и худи жалком, если по подиуму заставят ходить!

– Меня еще до подиума отсеют, – усмехнулась Ксюша.

Заполняла анкету – уже приуныла. Образование – среднее, на сплошные тройки. Никаких тебе танцевальных, музыкальных и прочих школ. Спортивные разряды отсутствуют, ни в каких других конкурсах не побеждала и даже не участвовала.

Когда вызвали на собеседование, вошла вразвалочку. Перед комиссией (пять человек важных-строгих) робеть не стала.

– Опиши себя в трех словах, – попросили.

– Плевала на всех. Хотя сорян. «На» – неполноценное слово, предлог. Тогда: «категорически плевала на всех».

Отборщики переглянулись. Но сразу вон не послали. Спросили:

– Крылова в школе учила?

– Не, в школе нет. Но про волка с ягненком могу.

Вспомнила, как когда-то запиналась, бубнила перед противным деятелем культуры, и сейчас решила не тушеваться. Когда забывала слова, придумывала от себя:

– Как смеешь ты своим… дурацким, мерзким, рылом… здесь… водку! чистую мою мутить с песком и илом! За дерзость такову… я в лоскуты порву!

– Спасибо. – Остановили.

И тут уж отправили вон.

А на следующее утро позвонили:

– Вы прошли. Приезжайте заключать договор.

Рыженькая подруга (ее не взяли) рвала и метала:

– Ксюха, ну ничего себе! Какая из тебя невеста?!

– Да мне и не надо это! Зато в отеле приличном поживу на халяву!

Неплохой вариант, чтобы в праздничные дни в хостеле не сидеть.

Заселяться надо было двадцать пятого декабря. До Нового года подготовка – а потом, со второго января, на всю страну греметь. В прямом эфире.

Ксюша не ожидала, насколько все круто в телевизионном мире. Мало того что гостиницу хорошую оплачивали, еду в ресторане – еще приставили стилистов, визажистов, водили в огромные помещения, забитые одеждой, – наряды выбирать.

Наряжальщики людьми оказались довольно приятными, искренне старались Ксюшин имидж облагородить. Она честно пробовала: примерять юбки ниже колена, скромные кофточки. Но смотрелась в зеркало, расстраивалась: не она это – в одежках, словно у школьной училки, с изысканным макияжем, волосами, завитыми в локоны. Будто волк в ягнячьей шкуре.

К счастью, окончательный выбор – по правилам реалити-шоу – оставался за участницей. Поэтому плюнула на советы стилистов. Выбрала для съемок джинсы, юбки короткие. У парикмахера потребовала: затылок выбрить, а пряди сверху в три разных цвета покрасить.

Редакторы пытались увещевать:

– Ты действительно в таком виде думаешь мужа найти?

Усмехалась:

– Кому надо, тот разглядит.

Про себя думала: хоть в перья павлиньи обрядись, никто ее все равно в жены взять не захочет.

Ни рожи, ни кожи. Не поет, не танцует, на языках иностранных не говорит. И даже готовить ее пьющая мама не научила.

К съемкам готовились, как всегда на телевидении, в режиме аврала. Выходной съемочной группе и конкурсанткам дали только на сам Новый год, а первого января после обеда всем снова к станку.