– Я люблю его, мама! – и закрыла лицо руками.
– Что?.. – только и смогла прошептать Анна. Её словно громом поразило. Она подозревала что-то, но чтобы так!..
– Да как ты смеешь?! – не выдержав, крикнула она. – Ты, графиня крови, носящая фамилию Готтен! О чём ты говоришь? Я велю казнить мерзавца! Что он тебе наплёл, чем опоил?!
Девочка безудержно рыдала, сердце матери размякло от её слез, и она опустилась в кресло.
– Но как же так, дочка? – тихо проговорила она. – Да ведь он карлик, ущербное создание, урод! Он шут, просто вещь! – Анна обхватила голову руками и надолго замолчала. Тишину нарушали только жалкие всхлипывания виноватой Марихен.
– Но он добрый и умный, мама, а поёт словно ангел! – подняла припухшее лицо девочка, но наткнулась на такой болезненно-сердитый взгляд, что снова разрыдалась, низко опустив голову.
– Я велю высечь это маленькое чудовище и отошлю в монастырь! – решительно поднялась Анна. – А ты отправляйся в свою комнату и до бала не показывайся!
– Мама, не надо! Не бей его, он этого не выдержит! – с криком побежала за ней Марихен, но та решительно шла вперед, даже не оборачиваясь:
– Я велела тебе удалиться, разве непонятно?!
– Мама, умоляю тебя!
– Томас, закрой юную госпожу в её комнате! – бросила графиня стражнику на ходу, и тот почтительно, но сильно взял Марию за локоть:
– Извольте, сударыня!
Марию это очень сильно задело, и она резко выпрямилась:
– Пошёл прочь, болван! Не смей касаться графини Готтен!
Гордо повернувшись, почти бегом удалилась в спальню. За её спиной в замке повернулся ключ.
– Она убьёт его! – простонала девушка и, упав лицом на роскошную кровать, залилась бессильными слезами. Так горько ей приходилось плакать лишь однажды – когда гонец принес известие с поля сражения о гибели её благородного отца, графа Фридриха-Анжея Готтена…
– Госпожа Мария-Францина! Сударыня! – тихо потрясла её за плечи служанка, и Марихен резко открыла глаза.
– Ах, я спала? – удивлённо посмотрела она на девушку. – Что ты здесь делаешь?
– Ваша матушка прислала меня одеть вас, приготовить к балу!
– А где шут? – беспокойно воскликнула Марихен, вспомнив всё и страшно испугавшись за малыша.
– С ним всё в порядке, сударыня, мы, слуги, спрятали его в кухонном шкафу, и гнев вашей матушки уже прошёл! – лукаво прощебетала девушка, раскладывая роскошное лиловое платье на кровати. – А можно ли узнать, что так рассердило госпожу Анну-Гертруду? Она хотела немедленно отправить в монастырь бедняжку Енота и называла мерзким вероломным змеем, вползающим в святыню!
– Это не твоё дело! – строго оборвала её Мария. – Исполняй свои обязанности. – «С ним все в порядке, ах, благодарю тебя, Господи!»
* * *
В тот вечер Анна-Гертруда Готтен задала воистину великолепный бал! Столы ломились от великолепных яств и угощений – дичь из благословенных графских лесов, оленина на вертелах, невиданные заморские фрукты, превосходные французские вина, восточные сладости и прочие лакомства удивляли взор и услаждали желудок. Множество гостей, один знатнее другого, восхищались гостеприимством и щедростью прекрасной хозяйки, её красотой и богатством. Благородных господ развлекали развесёлые акробаты и трубадуры в пёстрых лохмотьях. Ведь что такое наряд акробата рядом с пышным платьем господина? Лохмотья, только и всего!
Марихен беспокойно выискивала глазами среди стройных ловкачей маленького Енота, но его нигде не было… «Боже мой, неужели же мать нашла его!» – обдало холодом молодую графиню, и она глубоко вздохнула, набираясь храбрости спросить о нём у матери, но её опередила соседка-герцогиня, часто бывавшая на светских вечерах Готтен:
– А где же ваша крошка-шут, моя дорогая графиня? Он был так забавен и остёр на язычок!
– Он нездоров, милая Энастази! Такая жалость, и ведь именно сейчас, когда был бы так кстати!
Мария вздрогнула от этих слов, и пристально всмотрелась в беззаботное лицо матери, пытаясь понять, правду ли та говорит или просто отговаривается.
Сидя за пиршественным столом, Мария совсем не могла есть, напряжённо держалась и невидящими глазами следила за ловкими движениями акробатов. Ей хотелось как можно скорее уйти, обежать весь огромный замок, найти шута и убедиться самой, что с ним действительно всё в порядке и он жив. «Нет, мама не может его казнить! Он ведь ничего не сделал!» – и, резко вздрогнув, уронила вилку – её будто кто-то тронул за колено маленькой рукой. Она поспешно наклонилась, заглянув под стол: у её ног радостно улыбался вдрызг разукрашенный Енот.
– Ты здесь! – ахнула Марихен, торопливо обняв шута, и, дабы не привлекать внимания, выпрямилась с вилкой в руке. Радостные мысли роем закружились в её голове: «Ах, сумасшедший, он пробрался в пиршественный зал, нашёл способ дать знать, что он цел и невредим!» Минут десять она сидела как на горячих иголках, не зная, что предпринять.
– Госпожа, вы так чудесны, что я не могу смотреть только на кончики ваших ножек, я выхожу! – наконец услышала она громкий шёпот из-под стола, и в следующий миг раздался визг – дама, сидевшая рядом с Марихен, подпрыгнула на месте, а за её спиной возникло маленькое чудовище – выбеленное личико, кроваво-алые губы, разлохмаченные длинные волосы и какое-то странное рубище заставили всех забыть о еде и разговорах – гости во главе с хозяйкой застыли с открытыми ртами. Даже трубадуры и акробаты остекленели, тишина установилась кристальная.
– Призрак замка Готтен приветствует вас, господа! – прокричал гадкий шут и, развязно потянувшись, взял яблоко со стола прямо через локоть Анны. Первой не выдержала Марихен, дико расхохотавшись. Это было весьма непристойно для девушки её положения, но напряжение последних дней дало о себе знать таким неожиданным образом.
– Мария-Францина! – одёрнула её мать, строго глянув, и она притихла.
– Довольно мило! – заявил шут с набитым яблоком ртом и уселся прямо на пол у ног Анны: – Продолжайте или господа заскучают! – хозяйски махнул он акробатам и бросил недогрызенный плод на паркет.
– Боже, Анна, дорогая, продайте мне это гадкое создание! Я дам вам хорошую цену! – воскликнула дама, что была напугана первой.
– Дорогая Джеральдина, я бы и сама рада избавиться от него, но ведь призраки не продаются, тут скорее нужно послать за священником! – невинно развела руками графиня и рассмеялась.
– Как знать, сударыня, возможно, я бы и перешёл к вам, но увы, призраки, как и крестьяне, не выбирают, какой силе им подчиняться! И тоже бывают голодны! – при этом карлик стянул со стола целую куропатку, отошёл на шаг, сел как на диван на подбежавшего Локи и, не забывая делиться, быстро приговорил её всю. Гости веселились, наблюдая за шутовско-собачьей трапезой. Доев, Енот встал, на руках пробежал в круг танцующих акробаток и принялся ловко отплясывать и метаться среди них, размахивая рваными рукавами, чем удвоил сходство с ночным кошмаром, к тому же завывающим дурным голосом. Веселье возобновилось, набирая обороты – посуда звенела, гости смеялись, вино лилось рекой. Сердце Анны потеплело, и она благосклонно приняла настойчивые ухаживания молодого польского князя, её знатного гостя Вацлава Ксешинского. Князю едва минуло тридцать пять, он был элегантен, острослов и редкостно хорош собой. Он не уставая весь вечер восхищался красотой и умом графини и даже дошёл до намёков об объединении их фамилий… Но практичная и расчётливая Анна-Гертруда не растаяла, и мысли её выстроились стройной цепочкой несколько в ином направлении:
– Ах, мой милый князь, в своей красоте я не сомневаюсь. Но ведь были времена, когда я блистала юностью, подобно утренней росе на райских лепестках, и стоит вам обратить взор на прелестный цветочек – мою дочь, и вы сами поймёте, насколько хороша была я!
Князь Вацлав с интересом перевёл взгляд в указанном направлении, и Анна довольно улыбнулась – скорее отдать девочку замуж, отправить хозяйкой в польское княжество с молодым и полным сил красавцем-мужем и выбить вон из её светлой головки этот бред с шутом!
– Да, невозможно не признать, ваша дочь хороша, как ангел! – не отрывая жадного взгляда, произнёс князь, и Анна довольно улыбнулась – всё будет так, как она задумала! Не будь она Анна-Гертруда Вершбен, графиня Готтен!
* * *
– Дочка, как ты находишь нашего милого князя Вацлава? – словно невзначай обронила Анна, болтая по-женски после очередного его посещения.
– Он как будто бы очень мил… но бывает у нас слишком часто, – тихо ответила Марихен, отведя взгляд. Она догадывалась о «коварных» замыслах матери.
– Пришёл барон пешком с мешком, – вполголоса завёл сидевший в кресле Енот, и Анна вспылила:
– Ты снова забываешься, шут! – воскликнула она. – Что это за намёк? С каким ещё мешком? Князь Ксешинский очень богат и знатен, не в пример тебе!
– О чём вы, сударыня? Я вас решительно не понимаю! – поднял невинные ореховые глаза шут. – Это просто дурацкая песенка слабоумного! А князь и верно диковинно хорош! – изломал гордое лицо, подражая князю. Марихен прыснула в платочек и обменялась с Енотом ласковым взглядом.
– Пошёл вон, – спокойно махнула рукой графиня, точно зная, что карлик не послушается. Тот, и правда, только встал и прошёл в угол, насвистывая, будто сам решил прогуляться. – Дочь моя, я должна сообщить тебе весьма радостную новость, – начала Анна, перестав замечать несносного человечка. – Я намерена объявить о вашей с князем помолвке через неделю, на праздновании твоего пятнадцатилетия.
При этих словах девушка смертельно побледнела и сжала губы, а шут перестал свистеть и с отчаяньем посмотрел на хозяйку. Однако же оба быстро взяли себя в руки, Марихен встала и поклонилась матери, не поднимая глаз:
– На всё ваша святая воля, матушка! Позвольте мне удалиться!
– Иди… и хорошенько подумай, это ведь превосходная партия, князь делает нам честь!
