Я потеряла работу. Снова. Всё мой кошмарный характер и неумение держать язык за зубами. Люди мудреют с годами, а я… Я только нарабатывала опыт. Да, специалистом я была отменным, и это всегда признавали. Но вот характер всё портил. Сколько я ни пыталась с ним работать – результата ноль. Что думала, то и говорила. В лицо. Всем. Невзирая на звания, чины и заслуги перед отечеством.
Единственный, кто мог держать меня в узде, мой муж, давно предупреждал, что, если я не возьмусь за себя всерьёз, останусь без работы. И, что принципиально, содержать меня он не будет. В воспитательных целях, так сказать. Ну, вроде того: хочешь кушать – учить сначала думать, а потом говорить.
И когда меня уволили в очередной раз, домой я плелась, как на Голгофу. Знала же, чувствовала: что-то будет.
Такого скандала у нас не случалось за пятнадцать лет брака. Он бросал в меня колкие, ядовитые фразы, полные боли, и я, даже в огне собственного бешенства, видела, как ему плохо, как он страдает от того, что я снова наступила на давно знакомые и любимые грабельки. Он ругался. Я рыдала от обиды и швыряла в ответ злые, черные, пахнущие ядом и кровью слова.
– Как же ты меня достала, – наконец простонал он и уронил лицо в дрожащие ладони. – Ты портишь жизнь себе, ладно, сама себя не жалеешь, так хоть о ребёнке подумай. Легко ли ему слушать, что о тебе говорят, тем более в таком возрасте? Сколько я буду его успокаивать и объяснять, что мама на самом деле добрая, просто вспыльчивая очень? Ничему же ведь не учишься! Ничему!
Упоминание о ребёнке добило меня окончательно. Словно в сердце выстрелили. Жгучее чувство вины пронзило насквозь, дыхание сбилось: кислород словно отказывался поступать в лёгкие. Я застыла, не в силах ни сделать вдох, ни сказать что-либо в ответ. А что говорить? Он прав. Я не только невоспитанная и неуравновешенная, я еще и хреновая мать. Без меня всем будет только лучше.
Как в угаре, я схватила с вешалки куртку и, как была, в джинсах и футболке, выбежала из дому, успев лишь сунуть ноги в сапожки, так и валявшиеся у двери, потому что, увлечённая скандалом, я так и не убрала их в шкаф. Метнулась на улицу. Апрельский ветер был ещё прохладен и неласков, но его порыв вернул мне дыхание, а с ним и очередной приступ рыданий.
Полночи я бродила по городу, плача и глотая прямо из горла водку, которую купила в каком-то из многочисленных магазинов. Где-то между третью и половиной бутылки я выяснила, что не взяла из дому ни телефона, ни ключей, ни документов. Только деньги были во внутреннем кармане: кажется, пара тысяч разнокалиберными купюрами и монетами.
Мысли пожирали меня. Я кляла всё и вся: и родителей, не сумевших воспитать меня среднестатистическим человеком, способным понимать, где нужно сказать, где промолчать, а где и схитрить; работодателей, знавших, что я не умею скрывать и изворачиваться, но заставлявших меня наступать на горло собственной песне; мужа, угрожавшего мне отсутствием денег и не желавшего понять моих чувств; правительство, церковь, ИГИЛ[1 - Экстремистская организация (также ДАИШ или ИГ), запрещена на территории РФ.], жидомасонов, рептилоидов… А больше всех – себя саму. Я же прекрасно понимала, что я и только я виновата во всем том, что со мной происходило.
Заглушить этот хор мыслей, звучавший в моей голове под аккомпанемент большого симфонического оркестра эмоций, сумел только алкоголь. Я пила горькую гадость, морщилась, давилась, утирала рот ладонью, плакала и снова пила…
Очнулась я в незнакомом месте. Какой-то то ли парк, то ли сквер, то ли роща… Деревья, скамейки, скудное освещение. Что это за место, я не знала, равно как и не понимала, который сейчас час, какой день и кто я такая вообще. Самочувствие было отвратительным. Голова раскалывалась. Во рту словно ночевало стадо слонов, объевшихся гороха и капусты. Тошнило, мотало из стороны в сторону. Я кое-как встала и пошла искать хоть кого-нибудь, кто мог бы подсказать мне, где я и куда идти.
Выглядела я, видимо, весьма специфически, поскольку никто из немногих людей, попавшихся мне на пути, разговаривать со мной не стал, все только презрительно фыркали и, брезгливо поджав губы, быстро уходили. И как-то так вышло, что только случайный бродяга подсказал мне, что я оказалась в городе, находившемся почти за полтысячи километров от моего родного города.
Я совершенно не помнила, как туда попала, с кем, кто меня довёз и что вообще произошло. Но чувство вины перед семьей и собой снова поднялось из глубины едва проснувшегося сознания, и это было так мучительно, что я не отказалась от щедрого предложения бродяги присоединиться к нему и его приятелям за распитием очередной бутылочки. Тем более что у них был костёр, а я замерзла.
Так я стала бродяжкой. Вина, мучившая меня, заставляла постоянно прикладываться к спиртному – только так мысли из головы уходили. Мои новые соседи научили меня просить милостыню и находить съестное и выпивку там, где я бы даже не подумала их искать.
Пока я привыкала к новой жизни, наступило лето, и хотя бы одной проблемой стало меньше – холод ушел. Но не уходили из головы проклятые мысли. Скоро их даже спиртным было не унять. Я казнила себя за глупость, за эгоизм, за все те годы, что испортила мужу, за слёзы, пролитые моим ребёнком из-за меня… Я понимала, что они искали меня, переживали, и от этого было еще больнее: от меня всем одни проблемы. Всем. Включая меня саму. Это копилось, копилось, бурлило – и когда-то должно было вылиться…
И вот теперь я стою на обочине автострады, уже почти не похожая на бомжиху, – скорее небогатая путешественница или паломница, ищущая способ подешевле добраться из точки А в точку Б. Летом хорошо – можно хотя бы в речке искупаться и тряпки сполоснуть. Я даже волосы причесала и кое-как заплела в косу: за эти несколько месяцев они заметно отросли.
Учитывая, что именно я собираюсь сделать, какая разница, как я выгляжу сейчас? Но, как бы там ни было, уходить за грань вонючей и грязной мне не хочется.
Еще раз воскрешаю в памяти родные, но немного стершиеся лица моих мужчин. Поднимаюсь на ограждение…
И —
вскидываю руку в универсальном жесте всех, кто путешествует автостопом.
Хватит убегать от себя. Пора становиться взрослой и нести ответственность за свои поступки.
Пора домой.
Истинная любовь
Мы будем жить с тобой в маленькой хижине и жечь костры по ночам, призывая богов и духов, танцуя с ними изменения в собственном настроении и в строении нескольких ближайших вселенных. Боги и духи будут неуступчивы и капризны, но твоя гитара и мой голос, движения твоих рук и моего тела подкупят их, и танец станет животворящим. Вспыхнут новые созвездия, закружатся в танце галактики, будут биться новые сердца и сиять глаза новых жителей новых миров.
Мы уйдём от людей – на годы или дни, как повезёт. Мы будем разговаривать только с птицами и травами, слушать звуки ветра, запутавшегося в листве, пить родниковую воду и умывать ступни ледяной утренней росой.
Мы будем словно одни на всей планете, ты и я, тёмная и светлая половинки одной сущности. Это больше, чем любовь, чем семья, чем дружба. Это – единство. Единство душ, дыханий, мыслей, ощущений и намерений.
Я начинаю движение – ты продолжаешь его. Ты придумываешь песню – я расширяю её танцем. Ты извлекаешь из небытия новый мир – я придумываю ему имя. Я сплетаю яркие нити в пёстрый узор – ты ловишь им идеи и сны, витающие в воздухе.
Кто знал, что такое бывает? Кто знал, что после всех несчастий, всех бед и болей, свалившихся на наши головы, мы можем обрести такое счастье? Счастье быть. Счастье быть собой. Счастье быть в унисон с другим – таким и не таким, как ты. Огромное, всепоглощающее счастье быть и поддерживать своим существованием бытие другого.
Я не знала, что так бывает. А ты? Мой тёмный двойник, моя светлая душа. Един в своей небесной красоте и грешной страсти к жизни. Мой друг и противник. Мой падший ангел и раскаявшийся демон. Моё дыхание в другом теле. Мои мысли в другой голове. Моё сердце в другой грудной клетке. Мой.
Ты обещаешь мне не рай и не ад – что-то большее, пахнущее амброзией и нектаром, выглядящее как самый глубокий и тёмный кошмар. Я обещаю тебе адские муки творчества и райское наслаждение полёта по созданным нами мирам. Боги и духи хитро улыбаются и ждут новой ночи, чтобы присоединиться к танцу.
Ты идеален. Нам хорошо вместе. Так хорошо, как никогда ни с кем не было до того.
Мы будем жить с тобой в маленькой хижине и в знойный полдень ловить солнечных зайчиков сплетёнными мною сетями. А потом под твои песни будем выпускать их на свободу, дурачась и не вспоминая о том, что мы вообще-то взрослые серьёзные люди с важными делами и обязательствами перед обществом.
Мы будем жить счастливо и очень ярко – так же ярко, как горят падающие звёзды, каждая из которых подарила и подарит нам исполнение желания. Моё желание уже исполнилось: у меня есть ты, у тебя – я. Мы будем жить в маленькой хижине на берегу очень тихой реки и купаться в этом счастье.
Всё это, обещанное, будет у нас. Если доктор всё-таки сжалится и не пропишет мне более сильные лекарства. Я не хочу тебя терять. Ни за что.
Странный сон Людмилы
– Мы едем в отпуск! Мы – едем – в – отпуск! Мы! Едем! В! Отпуск! – вот уже несколько дней крутилось и крутилось в голове Люды, как любимая песня «на репите». – Мы-мы-мы… Едем-едем… В отпууууск!!
Она уже не могла думать ни о чём другом, только о том, что завтра – точнее, уже этой ночью – они поедут в отпуск. Долгожданный. Можно сказать, выстраданный. Тот, которого Люда ждала вот уже пять лет. Да, уже пять лет она не была в отпуске: работа затянула её с головой, карьера закрутила так, что времени оставалось в обрез – ровно на любимого и нечастые встречи с друзьями. И вот теперь – наконец-то! – они едут в отпуск. Люда, её, как принято сейчас говорить, гражданский муж Виктор и семейная пара друзей, Ирина и Юрий, на микроавтобусе Виктора едут к морю на две недели. Целых две недели отдыха, солнца, новых впечатлений. Целых две недели без надоедливого телефона и постоянных разговоров только о работе.
– Мы едем в отпуск!!!
Последний вечер перед отъездом. Остался только один нерешённый вопрос – приём в честь новых клиентов на работе. Она очень хотела пропустить, придумать какой-нибудь повод, чтобы не приходить, но шеф лично поймал её за локоть в коридоре:
– Людмила, ты же понимаешь, что обязана присутствовать на приёме этим вечером?
Она попыталась ускользнуть:
– Сергей Николаевич, ну вы же знаете, я с завтрашнего дня в отпуске, мы ночью на море уезжаем…
– Знаю, – кивнул шеф. – Вы едете ночью. За рулём не ты. Ляжешь тихонько в машине и будешь спать. А вечером будь добра, появись. Хотя бы на пару часов. В конце концов, без тебя не было бы и этого контракта, и этих клиентов. Будет странно, если ты пропустишь. Да? – Он пытливо заглянул в глаза подчинённой, и той ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Витя спокойно воспринял необходимость работы.
– Ну сходи ты на этот приём, – бросил он. – Придёшь, поздороваешься с кем надо, помелькаешь, выпьешь бокал шампанского и уедешь. Я знаю, что ты устала и мыслями уже где-то там, на побережье, но Николаич прав, тебе за руль не садиться, выспишься в дороге. Сходи.
Что было делать? Только идти. Люда надела соответствующее случаю платье, причесалась, подкрасилась, улыбнулась своему отражению – даже на её уставший взгляд оно выглядело отлично. И уже скоро она выходила из такси у ресторана, который фирма сняла для приёма, а через полчаса после приезда и думать забыла о своём нежелании приходить.
К её удивлению, было очень приятно. Живая музыка, красиво одетые и улыбающиеся люди, которых она привыкла видеть исключительно в деловых костюмах и с озабоченными лицами, лёгкие разговоры, в которых дела лишь мелькали, как отсвет пролетающего метеора, – всё это сняло с души девушки груз накопившейся усталости, и она позволила себе расслабиться. Поговорила с шефом и представителями фирмы-клиента. Выпила немного шампанского с коммерческим директором, который также отметил её вклад в контракт. Потанцевала с коллегой. Пошепталась немного с подружкой Ниной о предстоящем отпуске.
А потом незаметно для себя задремала на уютном диванчике в углу зала, где её и обнаружил шеф уже за полночь. Попытка разбудить девушку успехом не увенчалась: Люда лишь пробормотала что-то невнятное, но глаза не открыла. Сергей Николаевич поймал пробегающую Нину:
– Скажи мне, Люда что, шампанского перебрала?
Девушка замотала головой:
