– Убери руку от носа, сестрёнка, – говорил он в этот момент Агате, которая сидела в облезлом кресле, придвинутом к мансардному окну (такую композицию художник выбрал для новой картины). – Посиди спокойно ещё мгновение, ма шери[3 - Ма шери (ma chеrie) – моя дорогая (фр.).], твой проницательный взгляд должен быть увековечен на холсте!
Агата сдержала улыбку. Она уже привыкла к манерам Гаспара – двоюродный братец очень любил украсить свою речь изысканными оборотами и восклицаниями на французском. Но сейчас девочка продрогла до мозга костей, и взгляд её, обычно такой проницательный, сделался измученным. Снаружи завывал ледяной ветер, а дровяная печь, стоящая посреди гостиной, всё никак не могла прогреть помещение.
Ватсон, пушистый белый кот Агаты, свернулся клубком у огня.
– Ты вправду хочешь стать писательницей? – спросил Гаспар, отходя от мольберта и вертя в пальцах угольный карандаш.
– Уже можно разговаривать?
– Уи-уи[4 - Уи-уи (oui-oui) – да-да (фр.).], конечно! – закивал двоюродный брат. – Эскиз готов!
Агата вскочила на ноги, помассировала спину и принялась растирать руки, чтобы к ним прилила кровь.
– Я обожаю сочинять истории, – смущённо сказала она, – но я понимаю, что мне предстоит многому научиться!
– В каком жанре ты собираешься писать?
– Загадочные истории, полные непредсказуемых событий…
– Детективные романы?
Девочка звонко расхохоталась.
– Да, о глуповатых сыщиках, которые не способны вычислить преступника, пока их не ткнут в разгадку носом, – ответила она, думая о кузене Ларри, своём товарище по многочисленным приключениям.
Часы пробили полдень. До приезда Ларри оставалось совсем немного времени.
Зная кузена, Агата предполагала, что он до вечера будет жаловаться на снегопад.
– Кстати, как давно ты не виделся с братом? – спросила она Гаспара.
Тот начал перебирать полотна и картины в рамах, груды которых занимали всё свободное пространство. Затем остановился, провёл рукой по курчавым бакенбардам и взял в руки портрет, покрытый толстым слоем пыли.
– Нашёл! – радостно воскликнул он, рукавом смахивая пыль с холста. – В последний раз, когда он приезжал навестить меня, Ларри напоминал перепуганного цыплёнка!
Он передал картину Агате, и та хихикнула, увидев своего незадачливого кузена: взъерошенные волосы, пухлые щёки и сердитый взгляд. Забавляясь, вместо ног Гаспар нарисовал ему цыплячьи лапки.
– Да уж, в десять лет он был изрядным букой, – весело прокомментировала девочка. – Впрочем, с тех пор мало что изменилось.
Гаспар в изумлении всмотрелся в картину:
– Откуда ты знаешь, что тут ему десять?
– Так внизу же дата написана.
– Уи-уи, мог бы и сам догадаться! – рассмеялся Гаспар и, подмигнув, добавил: – Мне говорили, что от твоего взгляда ничто не скроется, ма петит[5 - Ма петит (ma petite) – моя крошка (фр.).] Агата!
В этот миг Ватсон навострил уши, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из ванной. Когда дверь открылась и на пороге возникла внушительная фигура мистера Кента, кот вновь погрузился в сладкую дремоту.
– Можно мне остаться в халате? – грустно спросил дворецкий Мистери-Хаус. – Так не хочется подхватить простуду…
Молодой художник взволнованно повернулся к нему.
– Никогда в жизни не рисовал боксёра. Разъярённый силач, готовый сокрушить противника! – вскричал он. – Это будет необычайное произведение, экстраординэр![6 - Экстраординэр (extraordinaire) – необычайный, исключительный (фр.).]
– Вы полагаете, мистер Гаспар? – осведомился мистер Кент, с сомнением разглядывая красные боксёрские перчатки, которые ему предстояло надеть, чтобы позировать для группового портрета.
Агата поспешила успокоить дворецкого.
– Набросок будет готов буквально за несколько минут, да, кузен? – спросила она.
– Уи-уи, и глазом моргнуть не успеете, – подтвердил художник.
Ссутулившись, мистер Кент пересёк комнату, встал позади кресла Агаты и с неохотой снял с себя халат, оставшись в боксёрских трусах.
– Так, теперь сожмите кулаки, грудь колесом, а взгляд – боевой! – потребовал Гаспар.
Мистер Кент молча повиновался. Он уже не первый год работал на Мистери, так что ничему не удивлялся и смиренно терпел все испытания.
В мастерской вновь воцарилась тишина, и Агата повернулась к узкому окошку, чтобы понаблюдать за городской жизнью. Повсюду уже горели рождественские гирлянды, прохожие шагали торопливо, спеша укрыться от метели. В отдалении виднелся силуэт собора Парижской Богоматери, загадочный и блистательный в своём готическом облике. В голове Агаты тотчас вырисовались сцены романа, действие которого должно было разворачиваться здесь, в Париже, во времена строительства собора. Закрученная интрига преступлений и заговоров…
Ощутив прилив вдохновения, Агата достала из сумочки свою неизменную спутницу – записную книжку. Сейчас будущей писательнице не помешало бы перелистать пару-тройку исторических книг, но в мастерской были только холсты, тюбики с красками, кисти и другие принадлежности для живописи.
Целиком сосредоточившись на будущем романе, Агата принялась делать заметки.
Все занимались своими делами. Внезапно раздался настойчивый стук в дверь.
– Откройте, я весь продрог! – послышался отчаянный крик Ларри Мистери.
Гаспар бросился к двери, отпер замок и распахнул объятия навстречу брату.
Однако Ларри был в своём репертуаре.
– Я добрых полчаса звонил, – раздражённо бросил он, заглядывая в гостиную. – Вы что, оглохли?
– Пардон[7 - Пардон (pardon) – прошу прощения, извините (фр.).], звонок сломан! – ответил Гаспар, пропуская его в комнату.
– И лифт тоже!
– Согласен, подъём на шестой этаж – отличная тренировка, просто формидабль![8 - Формидабль (formidable) – здесь: потрясающий, классный (фр.).]
Ларри отряхнул снег с куртки и только тогда обратил внимание на мистера Кента, одетого как боксёр на ринге.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Что у вас тут творится?
Агата не преминула подколоть его в ответ.
– И это говорит человек, который нацепил солнцезащитные очки в такую непогоду? – спросила она.
