– Так мы и в Швецию изначально не планировали ехать, – всплеснула руками Жанна. – Сашу туда по работе позвали. Забыл, по какой причине мы в Вазастане под дождем по крышам бегали и кого ловили? Ах, да. Ты и не знаешь. С чего бы? Да просто ты в это время в теплом номере отеля газировку дул и мороженое с вкусной рыбкой трескал за обе щеки!
– Я, если надо, за хозяина знаешь как? Горой! – снова завелся Родька. – А вот ты, студня синюшная…
Как говорилось в старинной народной сказке, на колу мочало, начинай сначала. Но если в путешествии эти бесконечные дрязги казались где-то даже милыми, поскольку создавали иллюзию того, что я на чужбине не один, то здесь, дома, они сразу начали меня раздражать. Все-таки прав был бородатый теоретик коммунизма – бытие определяет сознание.
Я тихонько собрал рюкзак, прихватил нож, пакеты, в которых лежали подарки, привезенные родителям, и продукты, купленные для Лесного Хозяина, и покинул квартиру, на ходу доставая телефон. А спорщики этого даже не заметили, так увлеклись разбором поездки в Швецию, которая случилась год с лишним назад. Кстати, та еще вышла поездочка. Стокгольм не Нью-Йорк какой-нибудь, у него за спиной восемь веков, причем иные из них далеко не самые веселые, так что там чего только нет и кого только не встретишь. Например, ведьмы там лютые, наши по сравнению с ними сама безобидность. И хитры очень. Впрочем, их можно понять, два века методичного истребления кого хочешь заставят пересмотреть взгляды на добро и зло, пусть даже десять поколений после этих гонок по вертикали сменится.
Одна такая, по имени Нильсин, меня чуть на скалу Блокула не затащила. Тамошние ведьмы собираются на этой самой скале раз в году на свои корпоративные встречи, и рубль за сто, что она меня туда тащила точно не для того, чтобы со стонами отдаться. Добро, хоть я в самый последний момент, когда мы уже на перекресток, с которого путь на Блокулу открывается, вышли, сообразил, что если сейчас ноги не сделаю, то завтрашний день пройдет уже без меня. И все остальные тоже.
Но красивая была эта Нильсин – слов нет. Вон сейчас ее вспомнил, и по телу аж мураши пробежали. Грудь высокая, глаза зеленые, волосы цвета пшеницы, ямочки на щеках… Уф!
– Сколько? – выходя из подъезда, уточнил я сумму у диспетчера «Яндекс. Такси». – Ого! Нет-нет, заказываю. Ехать-то надо. Через семь минут? Хорошо.
Надо же, вчерашний таксист так и сидит на лавочке у подъезда. Когда я утром возвращался домой, как-то не глянул в ту сторону с устатку, а теперь вот вижу – он в наличии.
Упорный какой.
– Шел бы ты отсюда, – посоветовал я ему, присаживаясь рядом. – Нет смысла в этом бесконечном сидении под моими окнами. Я не буду заниматься твоими проблемами и звонить никому не стану. Прими это как факт, мужик.
– Вода камень точит, – глухо пробормотал таксист. – И потом, не знаю, отчего ты меня видишь и слышишь, но живой же ты человек?
– Что живой – бесспорно, – я подставил лицо теплым солнечным лучам и полуприкрыл глаза. – А вот насчет человека… Тут все не так однозначно. Формально – да, а по жизни мне и самому уже неясно, кто я есть такой.
– Это неважно, – мужчина сдвинул призрачные брови. – Все равно своего добьюсь, ясно?
– Упрямство никогда никого не красило, – укоризненно произнес я. – Так что лучше возвращайся в Шереметьево, катайся на своей машине, критикуй нынешнего водителя. Какое-никакое, а занятие.
– Девчонка, что с тобой была, сказала, что ты нормальный вроде, – сообщил мне таксист. – Я ей верю. Ну а если ты на меня сердишься за то, что я себя тогда, в машине, неправильно повел, так извини. Просто неожиданно все вышло, понимаешь? На эмоциях к тебе полез, обрадовался, что наконец-то хоть один живой меня услышал.
– Девчонке, что со мной ходит, надо язык укоротить, чтобы лишнего не болтала. – Я поднялся со скамейки, увидев подъезжающую серебристую «Киа». – Особенно тем, кто не входит в число родных и близких.
Таксист вскочил, явно нацелившись составить мне компанию в поездке, я тут же погрозил ему пальцем, как бы говоря – не стоит этого делать.
– Опять обезножишь? – уточнил мужчина и криво улыбнулся. – Да?
– Если попытаешься увязаться следом – обязательно, – подтвердил я. – Или чего похуже сделаю. Поверь, мне такое под силу.
– Ничего. – Таксист снова уселся на скамейку. – Я тебя тут подожду. Времени у меня навалом.
– Валяй, – разрешил я. – Только имей в виду, местные обитатели очень не любят, когда рядом с их домом нежить ошивается. И я сейчас не о жильцах речь веду.
– Да уж понятно, – хмыкнул мужчина. – Уже пробовал в подъезд зайти, мне все объяснили. На пальцах.
Забавный он. Упертый, конечно, чрезмерно, что мне всегда в людях казалось не столько достоинством, сколько недостатком, но зато с несомненным стержнем внутри. И вроде не дурак. Ладно, пусть еще недельку посидит, помаринуется, попокладистее станет, а там поглядим, как с ним быть. Может, и приставлю его к какому полезному для себя делу. Поставлю предел в три-четыре десятка поручений, выполненных не за страх, а за совесть, а после отпущу в небеса. Ну, или чего он там хочет? Позвоню тому, кому нужно. Или той.
Так или иначе штат слуг увеличивать придется. Жить-то на что-то надо, верно? Зелья, конечно, это прекрасно, но очень уж нестабильны на них заработки, то густо, то пусто. Вывод: раньше или позже мне придется принимать заказы на свои услуги. Да и лишний соглядатай мне не помешает. Обеспокоил меня немного Вавила Силыч своим рассказом про оборотня, что ко мне в квартиру хотел попасть. Да и дворничиха кому-то доложила о моем приезде. Нет, в последнем случае я догадываюсь, откуда ноги растут. Либо Вагнеры, либо Ряжская. Первые, скажем честно, жадны без меры, вторая любит выжимать пользу из всего, чего только можно. И из всех. До такой степени любит, что инстинкт самосохранения не всегда срабатывает.
Зря я все же тогда, два года назад, ее напоследок хорошенько не пуганул, одними словами обошелся. Следовало бы для пущего ума, но я тогда был куда мягче, добрее и доверчивее, чем сейчас. Плюс из страны стремился свалить побыстрее, небезосновательно опасаясь уголовного преследования за совершенные правонарушения. Как-никак человека заживо в печке сжег. Шутка ли? Ну да, все в один голос твердили, что переживать не о чем, но слова – они лишь слова, потому спокойно я вздохнул лишь тогда, когда самолет, уносящий меня из столицы, набрал высоту.
А ведь еще есть ведьмы со своими раскладами, в которых, возможно, для меня уже отведено место. Булавочка свою миссию выполнила, а ее создательница, излечившись от жуткой головной боли, наверняка доложила старшей, что некто Смолин вернулся в город. Понятно, что я далеко не самая ключевая фигура в бесконечной московской ночной шахматной партии, разыгрываемой самыми разными людьми и нелюдями, но опытный гроссмейстер, вроде приснопамятной Марфы, и пешку может пристроить на доске так, что ее за короля примут. А есть ведь еще и другие игроки, те, которых я не знаю.
Вот только я не желаю быть одной из фигур в чужой игре. И сам ни с кем играть не желаю, мне это ни к чему. Я просто хочу жить спокойно, вот и все. Жаль только, многие с таким подходом к делу не согласятся, потому придется отстаивать свою позицию неприятными и жесткими методами. Хоть и не хочется.
Может, именно потому мои предшественники предпочитали селиться невесть где, на дальних выселках, вроде Лозовки, в которую даже случайно забрести нельзя, или среди тайги? Да и современники особо стараются не светиться. Дэн, насколько я помню, в основном в Гоа околачивается, Славы по полям бродят, добиваясь рекордных урожаев, а Олег… А Олег – раздолбай, потому никому особо не интересен.
Кстати. Надо бы ему позвонить, что ли?
За всеми этими мыслями я даже и не заметил, как мы добрались до родительской дачи. Наверное, стоило бы сказать, как сжалось мое сердце при виде нашего фамильного приземистого домика, как я словно бы услышал свой смех, несущийся откуда-то из далекого далека, которое зовется детством, как незваная и нежданная слеза скатилась по щеке при виде мамы, выбежавшей из ворот мне навстречу и раскинувшей руки, подобно чайке…
Наверное, стоило бы. Но я не люблю врать без нужды, не вижу в этом смысла. Потому и не стану рассказывать о том, чего не было. Да и с чего бы всему этому случиться? Родители и до отъезда меня чаще слышали, чем видели, так что для них ничего существенно не изменилось.
– Саш, ну чего ты не сказал, что все-таки приедешь? – укоризненно произнесла мама, глядя на меня. – А? По дороге заскочил бы на рынок, что на той стороне трассы, купил бы два мешка мульчи, я бы ее под кустарники подсыпала. Отца-то твоего не допросишься сесть за руль и съездить.
– Проси не проси, а мне все одно нельзя, – с достоинством ответил батя и шумно дыхнул на нее. – Правилами дорожного движения запрещено. А я законы чту!
– Вот уже успел тюкнуть! – с негодованием топнула ногой мама. – И главное – когда? Все время же на виду!
Приятно, что хоть что-то в этом мире не меняется. В том числе и закладки бати, которые надежно спрятаны в разных уголках нашего участка, причем так, чтобы мама на них даже случайно не наткнулась.
А вообще ему за эти два года крепко досталось, я погляжу. От того ландшафтного решения, что я помню, почти ничего и не осталось, только деревья стоят на старых местах, хозяйственные постройки и дом. А все остальное поменяло места, даже часть кустарников.
И ведь не лень ей?
– Кушать будешь? – поинтересовалась у меня мама. – Или сразу за работу примешься?
– Так ведь подарки, – я тряхнул пакетами, которые держал в руках. – С ними как?
– Они не убегут, в отличие от выходных и светового дня. Так что переодевайся, бери лопату и помоги отцу.
– Добро пожаловать домой, сын, – хмыкнул батя. – Поди, соскучился по дачному труду-то в заграницах?
Будь на его месте кто другой, наслал бы на этого остряка кого-то из сестер-Лихоманок. Вот прямо сегодня и наслал бы.
– Не то слово, – в тон ему ответил я. – Там, на чужбине, лопата и грядки ко мне во снах приходили, как символ малой родины.
Смех смехом, но в лес я выбрался только вечером, тогда, когда солнце уже потихоньку начало цеплять верхушки деревьев. Ну да, весной темнеет медленно, это не осень, но все равно по свету среди деревьев бродить куда приятнее. Да и злого, только-только народившегося на свет комара меньше.
– Батюшка Лесной Хозяин, поклон тебе, – чуть углубившись в лес и оглядевшись вокруг, негромко произнес я, а следом за тем в соответствии со сказанным поклонился. – Вот приехал к родителям в гости и, само собой, решил к тебе зайти, чтобы все честь по чести было. Подарки принес, ты уж прими их, не побрезгуй.
И я выложил на пенек кругляш хлеба, коробку с сахаром и три пакета конфет. Незамысловаты все же вкусы лесовиков, незатейливы. Хотя, может, именно так и нужно жить, не привыкая к разносолам и отдавая преимущество самой простой еде. Жизнь по-разному поворачивается, сегодня у тебя пир горой, а завтра, глядишь, последний хрен без соли доедаешь. Лесной Хозяин в такой ситуации перемену участи даже не заметит, а вот мне туго придется. Привык к хорошему, разбаловался.
– А чего ж, не побрезгую, – лесовик выбрался из орешника, что рос в двух шагах от меня. – Особливо если дары от сердца поднесены, как сейчас. Здоров, ведьмак. Давненько не заглядывал ко мне.
– Так в отъезде был, – пояснил я. – За тридевять земель уезжал.
Вроде я ему даже про это говорил при последней встрече? Или нет? Впрочем, какая разница.
– Да на кой оно тебе понадобилось? – лесовик уселся на пень, отломил горбушку от краюхи и начал ее жевать. – Там, чай, не лучше, чем тут?
