Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов

© Большаков В.П., 2016

© ООО «Издательство «Яуза», 2016

© ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Пролог

Подмосковье, сентябрь 1996 года

По улице дачного поселка брел старик. Двигался он медленно, с усилием, тяжело опираясь на трость. Невысокий и коренастый дед был совсем седым, только брови оставались густыми и черными.

Его лицо с правильными чертами выглядело маской, в прорези которой смотрели внимательные карие глаза, но мягкая улыбка, сопровождавшая иной раз мысли старика, избавляла от подобной иллюзии.

Одет он был в простой серый костюм. К вечеру стало задувать, и старик накинул на плечи куртку. В нем еще чувствовалась былая армейская выправка, хотя в мундире деда никогда не видели – служба у него была такая, полагалось ходить в гражданском. Он носил звание генерал-лейтенанта МВД.

Старик с беспокойством глянул в сторону леса – там, над пильчатой стеной ельника, клубились тучи. Оттуда тянуло сыростью.

«Кажется, дождь собирается! Кажется, дождь собирается!» – крутилась в голове фразочка из мультика. А он зонтик не взял…

Генерал-лейтенант вздохнул. В пронзительно-синих сумерках блеснули зарницы.

Если гром и гремел, то его отголоски затерялись в тревожном шуме деревьев. Порыв ветра донес до старика ворох опавших листьев, взметнул их, закружил – и уронил бессильно. Генерал-лейтенант неуверенно остановился. Может, вернуться на вокзал? Еще две или три электрички на Москву должны быть, он успевает. Старик покачал головой. Опять на неудобные диванчики в зале ожидания? Хватит с него…

Когда в «Крестах» ему делали пункцию, доказывая вменяемость, то умудрились повредить позвоночник. С тех самых пор ему больно сидеть. Лучше уж пройтись, до дачи совсем немного осталось. Генерал-лейтенант хмыкнул – ох и живуч человек…

В следующем году ему стукнет девяносто. Позади годы и годы борьбы, смертельной опасности, потерь и побед.

Операция «Утка», операция «Монастырь», операция «Березина»… А как отряд «Митя» жару немцам давал! Нет, есть что вспомнить… Но здоровье свое он потерял не на войне, не в подвалах гестапо, а в камере-одиночке Владимирского централа. Это там он ослеп на один глаз и заработал три инфаркта. Пострадать не от врагов, а от своих – вот что всего обидней! В тот роковой год, когда похоронили Сталина, он был в самом расцвете сил. Сколько пользы мог принести молодой, по сути, генерал-лейтенант! А его заклеймили «пособником Берии» – и в тюрьму. Когда он вышел на волю, жизнь прошла…

Старик выпрямился, глаза его блеснули. Все так, да только сломать его у них не вышло. Таких, как он, легче убить. «Пособник»…

Да, на Сталине и Берии много крови, вот только они построили сверхдержаву, а что создали Хрущев с Маленковым, кроме спецдач, спецбуфетов, спецклиник и прочих радостей номенклатурного парадиза? Наивные «шестидесятники» рукоплескали Никите за ХХ съезд за разоблачение «культа личности», старательно не замечая того, как государство скатывается к убожеству. Существовал или не существовал культ – это спорный вопрос, но личность – была!..Каких-то тридцать лет минуло, а все, что было нажито непосильным трудом советского народа, уже развалили, растащили, раздарили, разворовали… И распался СССР.

Теперь полупьяный президент России отчитывается перед «вашингтонским обкомом», сколько стратегических бомбардировщиков порублено в лом, сколько заводов остановлено, продано за бесценок, разграблено, сколько тысяч ученых выехало за рубеж на ПМЖ… Иногда так горько бывает, нестерпимо просто, что плакать хочется.

Не дождетесь.

Последний раз у него слезы текли на похоронах жены. Уж восемь лет он один, без своей «генеральши»… Мысли описали круг и снова, как заевшая пластинка, вернулись к болезненным темам, что саднили душу и не давали покоя.

…«Перестройка» здорово напомнила генерал-лейтенанту события 1917-го, когда слабый и болтливый Керенский упустил из рук власть, а большевики, не будь дураки, подхватили ее. Так и Горбачев, напутствуемый Яковлевым и прочими либералами, растерял все позиции – сдал Западу Восточную Европу со всем, что там было понастроено, не вытребовав даже символической компенсации – отдал «безвозмездно, то есть даром»! (Господи, одни мультики на уме…)

Утратил «Меченый» всякий контроль над государством и допустил грозное крушение Советского Союза, президентом которого и года не побыл… Вряд ли путч ГКЧП, затеянный Ельциным, вытягивает на уровень Великого Октября, и уж точно не стоит сравнивать Бориса Николаевича с Владимиром Ильичом, но беда не в этом.

Если продолжать аналогию с первыми годами Советской власти, то ныне повторяются 20-е, с их разрухой, с разгулом криминала и прочими радостями неустроенной жизни. Вопрос: придет ли на смену продажным политикам человек настоящий и жесткий, могущий постоять за страну? Как тогда, после Ленина? Появится ли новый Сталин или хотя бы де Голль местного разлива? Ответа генерал-лейтенант не ведал.

Он вздрогнул, ощутив на лице холодную каплю дождя, навалился на трость, сжимая набалдашник, прибавил шагу. Вот и дача завиднелась…

Молния ударила под ноги, оглушая, застя поселок и лес ослепительным сиреневым сполохом. И упала тьма.

Глава 1

Пересадка

СССР, Москва, 15 мая 1941 года

В сознание он пришел от испуганного женского крика:

– Товарищ Судоплатов, что с вами? Вам плохо? Товарищ Судоплатов!

Старик хотел откликнуться, успокоить невидимую девушку шуткой – мол, в его возрасте хорошо не бывает, – но, открыв глаза, не смог сдержать изумления. Он вовсе не лежал на дачной улице, пораженный молнией и мокрый от дождя.

Генерал-лейтенант ощутил себя стоявшим на ногах, ну, разве что привалившимся боком к стене, а перед ним тянулся длинный коридор, отлично ему знакомый – немного сумрачный, хотя и пафосный коридор седьмого этажа знаменитого здания на площади Дзержинского.

Он очень ясно помнил и эту ковровую дорожку, и ряд дверей, и эту девушку – Аню Камаеву, слушательницу ШОН, Школы особого назначения в Балашихе. В «органы» ее направили по комсомольской путевке…

– Все хорошо, Анечка, – слабо улыбнулся старик, – заработался что-то…

Камаева сразу заулыбалась.

– А я смотрю, побледнели вдруг, да к стенке вас ка-ак поведет!

– Пронесло… Спасибо, что не бросили старика.

Аня засмеялась, отмахиваясь:

– Скажете тоже! Вам до старости еще – о-го-го, сколько!

Продолжая улыбаться, генерал-лейтенант двинулся по коридору. Ах, какой замечательный сон! Только во сне можно ощутить себя здоровым и полным сил. Не тащиться вдоль стенки, боясь упасть и не подняться без посторонней помощи, а уверенно шагать, не испытывая никаких, даже малейших, болей. И смотреть вокруг обоими целыми и зоркими глазами.

Счастье!

Навстречу браво прошагал Коля Мельников, улыбнулся дружески, а впереди мелькнула сутулая фигура Серова, зама Меркулова. Генерал-лейтенант сжал зубы. Это Иван Серов повсюду ходил за Хрущевым да подтирал за ним кровь. Сколько за Никитой трупов, никто точно не скажет – верный Ванюша постарался, обрубил все концы. И это они оба, Ванька с Никиткой, засадили его «на зону» – первый из зависти, а второй – со страху. Хрущева старик презирал, а вот Серова… Убил бы с удовольствием.

Отворив дверь 755-го кабинета – своего! – генерал-лейтенант переступил порог и приблизился к зеркалу.

На него смотрел он сам, Павел Судоплатов, только моложе на полвека. Взгляд метнулся к отрывному календарю, висевшему на стене.

15 мая 1941 года.

Павел Анатольевич с трудом сглотнул. Сердце глухо бухало, гоняя кровь. Ну, и пусть себе гоняет – миокарду еще долго не будет грозить инфаркт… Павел оскалился, просто ради того, чтобы полюбоваться ровными белыми зубами – в тюрьме их «съела» цинга.

Судоплатов до рези в глазах всматривался во все углы кабинета, но никаких странностей, размытости и несуразиц, обычных для сновидения или бреда, не обнаруживал – обстановка выглядела именно такой, какой была тогда. Окружающее виделось четко, как в реале. Он не помнил, что где лежит, но память, оказывается, все держала цепко и услужливо подсказывала: вот тут записная книжка с номерами телефонов, а вот в этом ящике – табельный пистолет.

Павел медленно присел на стул – нигде не резануло, не отдалось тупой болью по бедному хребту. Он с силой ударил по столу ладонью, просто, чтобы ощутить боль. Надавил на глаз, и все, виденное им, послушно раздвоилось. Ну, признайся же себе, признайся! Ведь ты все понял сразу, еще когда услыхал голос Аннушки! Что, боишься поверить? А чего тебе бояться, старый ты хрыч? Разочарования? Тебе без малого девяносто, какой тут может быть страх? Это в двадцать или даже в сорок можно мечтать о будущем, а у старцев просто нет времени для исполнения желаний – оно у них кончается.

А вот его мечта, похоже, сбылась. Наверное, потому, что мечтал он о прошлом. Если все, с ним случившееся, происходит взаправду, то ему даден небывалый, драгоценнейший шанс! Шанс проделать «работу над ошибками», исправив огрехи не только в своей жизни. Скольких друзей и товарищей он сумеет уберечь от гибели! А какие тайные операции затеять!

Решено.

Если Бог или Мировой Разум вернули его сознание, его душу в сорок первый, «подселив» в собственный организм, еще не отягощенный болячками, то он «оправдает высокое доверие». Может, это тот самый Гомеостазис Мироздания сработал? Неведомый человечеству закон природы исправил несправедливость, а Павел Анатольевич Судоплатов – всего лишь «сила противодействия»?

Да какая тебе разница! Главное, что ты молод, здоров, и борьба только-только начинается.

…Ему предстоит тяжелая и грязная работа – надо будет уничтожить врагов внешних и внутренних, чтобы одержать победу в мировой бойне, чтобы не случилось ни «застоя», ни «перестройки». Sic![1]

Спору нет, один в поле не воин, но, во-первых, биться он будет не только на поле боя, а во-вторых…

Кто сказал, что он один?

Судоплатов залез в сейф, порылся, и вытащил трофейный «Парабеллум». Выщелкнул обойму. Полная. Тщательно протерев ствол и каждый патрон, капнув масла в механизм, Павел собрал пистолет и сунул его в особую кобуру за поясом – под пиджаком не видно.

Достал цилиндрик ПББС[2] к «Парабеллуму» и положил в боковой карман. Это не его табельное оружие, пистолет снят с тела немецкого офицера, застреленного в генерал-губернаторстве, как Гитлер велел именовать Польшу.

Может пригодиться…

К обеду Павел разобрался с делами. Порой он замирал, улавливая некий сбой – и ругал себя за «нервы». Померещилось тебе, старый дуралей! Никто – или нечто – и не думает даже возвращать тебя обратно, в грозу и старость…

Подойдя к окну, Судоплатов нахмурился.

Занозой торчало знание о 22 июня, но нет, убеждать он никого не собирается.

В эти самые майские дни, помнится, Герхард Кегель, советник германского посольства в Москве (агент Курт) докладывал о тайном приезде в Москву бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга, сообщившего послу, графу фон дер Шуленбургу, о том, что Германия усиленно готовится к войне с Россией. Бригаденфюрер отметил, что их ждет блистательный блицкриг и что «победа у фюрера в кармане».

А друг Кегеля, Курт Велкиш, корреспондент газеты «Бреслауер нойес нахрихтен» (агент АБЦ), передал в Москву донесение о переносе срока нападения на середину июня. Так что, если он и проговорится о начале войны, ему будет на кого сослаться. И все же никого уверять не стоит. Сталина раздражали сообщения советских шпионов о начале войны.

Не потому, что он не доверял Разведупру, а по иной причине – донесения частенько противоречили друг другу, даже у таких проверенных агентов, как «Рамзай» (Рихард Зорге), «Корсиканец» (Арвид Харнак) или «Старшина» (Шульце-Бойзен).

Так что не будем заставлять вождя нервничать…

Лучше всего будет начать готовиться к войне – буквально с сегодняшнего дня.

В прошлой жизни…

Судоплатов усмехнулся и покачал головой. Наверное, и годы спустя он не сумеет привыкнуть к тому, что с ним произошло сегодня. «Перенос сознания», или как это… явление еще назвать?

Но ладно.

В прошлой жизни его «непобедимая и легендарная» ОМСБОН – Отдельная мотострелковая бригада особого назначения – начала создаваться в конце июня, когда уже шла война. Нужно приступить к ее формированию сейчас же! До войны осталось чуть больше месяца – 37 дней, и многое можно успеть.

Необходимо успеть…

Рассеянно глянув на качавшийся маятник часов, Павел забеспокоился. Потерев лоб, он стал вспоминать. Попробуйте оживить в памяти конкретный день и то, что вы должны были тогда сделать, если минуло полвека! А Судоплатов вспомнил.

– Ах ты! – крякнул он в досаде.

Сегодня же Эйтингон возвращается поездом из Харбина! И он должен был встретить друга на Казанском вокзале…

Вот так и меняется история, – усмехнулся Павел, – от стариковской забывчивости.

Из доклада начальника Разведуправления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанта Голикова в НКО СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Высказывания, оргмероприятия и варианты боевых действий германской армии против СССР»:

«Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходит от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией.

За последнее время английские, американские и другие источники говорят о готовящемся якобы нападении Германии на Советский Союз. Из всех высказываний, полученных нами в разное время, заслуживают внимания следующие:

1. Геринг якобы согласен заключить мир с Англией и выступить против СССР…

…

13. Среди немецких офицеров ходят слухи о том, что в феврале 1941 года в своем выступлении в «Спортпаласе» на выпуске офицеров Гитлер сказал, что у Германии имеются три возможности использования своей армии в 228 дивизий: для штурма на Англию; наступление в Африку через Италию, и против СССР.

…

Д) по сообщению нашего ВАТ из Берлина, по данным вполне авторитетного источника, начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года».

Глава 2

Канун

В дверь кабинета бодро постучали, и тут же заглянул смеющийся Эйтингон.

– Павлуша, здорово!

– Привет! – обрадовался Судоплатов. – Вернулся?

– Считай, вокруг света прокатился! И Шурочка со мной.

– Замечательно, просто замечательно! Садись, Наум.

Наум Исаакович – так звали Эйтингона. Правда, у чекистов было принято скрывать еврейское происхождение, поэтому Эйтингон числился Леонидом Наумовичем. Но не для друзей-товарищей.

– Сегодня я… – начал Павел и прикусил язык. Правду ведь не выложишь. – В общем, как сказал один шпион: «Жизнь дается лишь дважды». Сегодня я, считай, родился во второй раз. Извини, подробности опущу… Но это все мелочи, Наум. Главное… 22 июня начнется война.

Эйтингон подобрался.

– Та-ак… С немцами?

Судоплатов кивнул.

– Это уже точно?

– Точно, Наум. И надо бы нам как следует подготовиться к этому дню. Вот что заставляет меня дергаться! Нужно было еще с осени потихоньку организовывать секретные базы в Белоруссии и на Западной Украине – там, где пройдет линия фронта. Запастись боеприпасами, оружием, лекарствами, провизией – всем, чем надо, и дожидаться, пока гитлеровцы пройдут мимо. И вот тогда-то развернуться, организовать беспощадный террор в тылу врага – пускать под откос эшелоны, уничтожать живую силу, все, что отмечено крестом и свастикой!

– Первым делом, – сказал Наум, – надо людей собрать.

– Конечно! Тысяч двадцать пять, чтобы была отдельная такая бригада, а лучше две.

Эйтингон озабоченно покачал головой.

– Я почему-то не уверен, что Фитин или Меркулов тебя поддержат, – проговорил он. – Да даже не в этом дело. Просто это не их уровень. Базы в тылу врага… Отдельные бригады… Чтобы такое осуществить, нужен Берия! Или… – Наум красноречиво показал пальцем вверх.

– Согласен, – кивнул Судоплатов. – Закавыка в том, что товарищ Сталин до сих пор надеется договориться с Гитлером по-хорошему, а тут я со своими базами!

– Не в масть, – проворчал Эйтингон.

– Именно. А делать все втайне…

Наум затряс головой.

– Даже не думай!

– Да понимаю я. Одну-две базы я смогу создать, на свой страх и риск, но толку от них?

Зазвонил телефон.

Взглядом спросив разрешения у хозяина кабинета, Эйтингон поднял трубку.

– Да?

Слушая, Наум непроизвольно выпрямился и четко ответил:

– Спускаюсь!

Аккуратно положив трубку на рычаг, он сказал:

– Легок на помине… Тебя вызывает нарком.

– Всеволод Николаич?[3]

– Лаврентий Палыч!

Судоплатов ничуть не испугался. Ему ли, «пособнику Берии», бояться всесильного наркома? Но он удивился. Память у него была отменная, однако он что-то не припоминал, чтобы в эти дни его вызывали «на ковер» – у обоих наркомов дел и без него хватало. Это что же получается, от одного «переселения души» мир изменился?

– А может, это знак? – пробормотал он. Встряхнувшись, отпер сейф.

Да, вот они, фотокопии немецких документов, скрепленные с отпечатанными переводами на русский.

– Я пойду? – неуверенно спросил Эйтингон. – Или тебя подождать?

– Ступай, Наум, чего меня ждать? Сможешь вечерком к нам заглянуть? С Шурочкой, естественно? Эмма приготовит что-нибудь, выпьем за твое возвращение. Придешь?

– Постараюсь!

– Строго обязательно!

Собрав совершенно секретные бумаги в папку, Судоплатов поспешил на третий этаж. В «предбаннике» его встретил Мамулов, помощник нар-кома, кивнул приветливо и сразу провел в кабинет Берии. Помещение было достаточно обширным – слева в дальнем углу расположился письменный стол, к нему притулился маленький столик, заставленный телефонами. Посередине кабинета стоял большой прямоугольный стол для совещаний с двумя рядами стульев по сторонам и председательским креслом во главе. Его-то и занимал нарком, одетый, как простой партийный функционер, в черный костюм с галстуком и белую рубашку.

– Майор Судоплатов по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Павел.

Берия усмехнулся и снял пенсне. Помассировав переносицу, он вытащил платочек и стал протирать круглые стеклышки. Затем, словно спохватившись, указал на стул.

– Садитесь, товарищ Судоплатов. Молодое пополнение беспокоится о вашем здоровье… Встретил тут вашу комсомолочку, говорит, нехорошо было майору госбезопасности. М-м?

– Болтушка, – улыбнулся Павел.

Нарком негромко рассмеялся, нацепил пенсне и встал, сделав жест Судоплатову: сидите, мол. Сцепив руки за спиной, Берия прошелся к письменному столу и обратно.

– Не знаю даже, с чего начать… – проговорил он задумчиво.

– А вы сформулируйте вопрос, товарищ нар-ком, самый главный, – подсказал Судоплатов и тут же отругал себя за допущенную вольность.

Но Лаврентий Павлович не опустился до грубости, он даже не рассердился, только брови приподнял, приходя в легкое изумление. Усмехнувшись, Берия спросил:

– Когда начнется война, товарищ Судоплатов?

– 22 июня, в полчетвертого утра, товарищ нарком, – отчеканил Павел.

Лаврентий Павлович резко наклонился, упираясь ладонями в столешницу, застеленную зеленой скатертью. Его пенсне от неожиданного рывка чуть не соскочило, задержавшись на кончике наркомовского носа.

– Откуда вам это известно?

Судоплатов спокойно положил на стол папку и поднялся.

– Здесь собраны некоторые документы, товарищ нарком, которые позволяют сделать именно такой вывод. Еще зимой генерал Паулюс разработал план нападения на СССР, получивший название «Барбаросса». Он предусматривает молниеносный разгром основных сил Красной Армии западнее Днепра, чтобы не допустить их отступления в глубь страны, а затем выход Вермахта на линию Архангельск – Волга – Астрахань. Гитлер отводит на всю кампанию пять месяцев. Кстати, именно поэтому 22 июня – крайний срок. В ином случае немцы боятся не успеть одержать победу до наступления холодов – зимним обмундированием они не запасаются, собираются воспользоваться нашим, когда займут Москву, Ленинград и Донбасс. Мне известно, что товарищ Сталин надеется не допустить войны в этом году, оттянув ее неизбежное начало хотя бы до весны 42-го, но у Гитлера иное мнение. Фюрер сказал, что «в 1941-м мы должны решить все континентально-европейские проблемы, так как после 1942 года США будут готовы вступить в войну». Фашисты последовательно, с немецкой обстоятельностью, сосредотачивают у наших границ полки, танки, авиацию. К 22 июня нам будут противостоять почти сто девяносто дивизий.

Берия стоял, оцепенело уставившись в стол, опираясь на расставленные пальцы.

– Но почему именно 22-го?

– Я думаю, товарищ нарком, что выбор этой даты не случаен. Первоначально немцы планировали нападение на 15 мая, но большие силы Вермахта были отвлечены на Балканы, вот и пришлось перенести сроки. Однако в этом переносе заключена не только логика военной стратегии. Известно, что Гитлер склонен к мистицизму, а 22 июня – самая короткая ночь в году. Наши предки отмечали в этот день Купалу, а немцы – Миттзоммерфест. Ныне он отмечен в Третьем рейхе, как официальная дата. По обычаю, на этом языческом празднике полагалось разжигать огромные костры…

Нарком со вздохом выпрямился и слабо махнул рукой:

– Садитесь, чего вы вскочили?

Судоплатов уселся, а Берия, обойдя стол, занял стул напротив. Положил руки на стол и сцепил пальцы. Павел решил, что момент самый подходящий.

– Разрешите, товарищ нарком?

Лаврентий Павлович кивнул и нахохлился.

– Имейте в виду – за этот год я выслушал множество предположений о начале и ходе войны, – медленно проговорил он, – но ваш оказался самым беспощадным. Вы сами-то верите в нашу победу?

Судоплатов серьезно сказал:

– Я знаю, что мы победим. Строго обязательно. Весь вопрос в том, какую мы цену заплатим за разгром Германии. На нас пойдут не обычные армии, а орды нелюдей, которым отдан приказ физически уничтожать «большевиков, евреев и славян». Мы не можем предотвратить войну, но в наших силах нанести врагу как можно больший урон.

– Конкретней, – обронил Берия.

– Когда начнется война, первыми павшими в ней станут наши товарищи по наркомату – пограничники. Такова их судьба – первыми принимать удар. Но мы можем и, я считаю, должны подготовиться к собственной войне!

– Что-о?

– Смотрите, товарищ нарком… – Павел достал карту европейской части СССР, на которой по памяти начертил стрелочки главных ударов и линии фронтов. – Вот основные направления немцев. Группа армий «Север» – вот. Здесь – группа армий «Юг», а здесь – группа армий «Центр». Если мы расположим в Белоруссии и на Западной Украине тайные базы, снабдим их всем необходимым и разместим на них подразделения хотя бы одной отдельной мотострелковой бригады особого назначения, то, когда бойцы ОМСБОН окажутся в тылу противника, они развяжут безжалостную тайную войну – будут пускать под откос поезда с танками и горючим, подрывать мосты, уничтожать аэродромы, вырезать врага ротами! Если мы подготовимся уже сейчас, оборудуем базы как следует, то сумеем образовать в тылу противника самый настоящий плацдарм.

Нарком слушал как будто рассеянно, но вот разлепил плотно сжатые губы и задал вопрос:

– А где вы наберете столько разведчиков-диверсантов?

– Из преподавателей и слушателей Высшей школы погранвойск и Высшей школы НКВД, а также из спортсменов – эти уже достаточно развиты физически, чтобы пополнить наши ряды. Останется обучить их тактике действий небольшими группами, разведке, минному делу, радио- делу. Попрыгают с парашютом, побегают на марш-бросках… Вот так вот.

Берия задумчиво покивал головой.

– Хорошо… – выговорил он и вздохнул, поугрюмел. – Вы свободны, товарищ Судоплатов, а я подумаю над вашим предложением. Бумаги оставьте.

– Слушаюсь.

И Павел покинул кабинет.

Глава 3

Акт возмездия

Выйдя в коридор, Павел не почувствовал облегчения – просто потому, что и не напрягался особо. Страх перед Берией Судоплатов и ранее не испытывал, а ныне хладнокровие не изменяло ему ни на миг – ему ли, старцу, бояться? Хотя, если честно, того хладнокровия наблюдалось меньше всего. Основу его настроения составляли радость, нетерпение и возбуждение. Хотелось немедленно, сию минуту, заняться самыми неподъемными делами – и горы своротить. Жило в нем ощущение, что он может все.

Неожиданно впереди, удаляясь по коридору, замаячила все та же сутулая личность. Куда это, интересно, товарищ Серов намылился?

А мы проверим…

Спустившись вниз, Павел покинул «контору». Вовремя – Иван Александрович как раз отъезжать изволили, с барской ленцой указывая водителю адрес. Черный «ЗИС» развернулся и тронулся в сторону Кировской. Судоплатов, не выказывая торопливости, занял место за рулем неприметной «эмки».