Клио открыла не сразу. Мне пришлось постучать трижды, прежде чем дверь распахнулась.
Она казалась утомленной. Но это не была усталость после отлично сделанной работы, которая предполагает и удовлетворение, и гордость, и предвкушение заслуженного отдыха. Клио выглядела собранной, готовой сорваться с места и действовать в любую секунду, когда понадобится. И это напряжение стрелы, постоянно нацеленной в полет, ее, похоже, выматывало.
Взгляд сновидящей скользнул по мне, и она, слегка улыбнувшись, отступила в сторону. Высокая, стройная, темно-русые волосы заплетены в сложную сетку.
– Аметил, проходи.
Значит, Талия еще не успела сообщить ей все подробности пребывания в моем мире.
Я улыбнулся в ответ и пошел следом за ней, чувствуя, как обычная уверенность покидает меня.
В гостиной ничего не изменилось за прошедшие годы. Так же были насыпаны пригоршни кристаллов под верхней круглой стеклянной столешницей журнального столика – когда на них падал хотя бы один луч света, они начинали сверкать и переливаться. Та же картина, занимающая всю стену: водопад, летящий из бездны и падающий в бездну. Окно, увитое виноградом, вызвало быструю, не самую приятную ассоциацию из далекого прошлого, намек на сон, в который не хотелось бы возвращаться… Но я привычно отогнал ненужные мысли.
Талия сидела на своем любимом месте – в кресле, не выступающем из тени массивной колонны. Готовая наблюдать, чтобы не упустить ни одной детали происходящего.
При всей своей яркой внешности и не менее ярких эмоциях, харита умела стать абсолютно незаметной, полностью сливаясь с самой вылинявшей обстановкой. Бывало, участники какой-нибудь бурной дискуссии неожиданно обнаруживали ее неподалеку, с жарким вниманием следящей за каждым. Она всегда была на работе, наблюдала, анализировала, запоминала, чтобы использовать в дальнейшем особо интересные фразы, мимику, движения или позы.
По взгляду хариты я понял, что час расплаты близок. И пора брать Минотавра за рога.
– Клио, тебе уже рассказали, что именно понадобилось от меня Спиро?
– Да, – отозвалась аонида, – последние могилы в твоем мире.
– Последняя могила в моем мире – для Адриана, – произнес я. И уточнил: – Одна из четырех могил.
Клио ничего не сказала, оглушенная этой новостью. Я видел, как застыло ее лицо. Друзья и коллеги всегда считали ее сдержанной, разумной, логичной, легко находящей выход из сложнейших ситуаций.
Как можно отреагировать в такой?
– Ты воздействовал на подсознание Адриана? – спросила она, и в ее голосе не прозвучало ни одной эмоции.
Сейчас ей нужны были только факты, необходимые для принятия верного решения.
– Да, – ответил я.
– Что ты сделал?
– Отвращение к синему цвету.
– Синий, – едва слышно пробормотала Клио, и ее хризолитовые глаза стали похожи на тусклые кусочки электрона. – Символ покоя, безмятежности, глубины… глубин сна… цвет предсказателей. Очень умно… Как ты смог сделать это так, что я не заметила следов воздействия?
– Его учил Феликс, – негромко заметила харита, и за скептицизмом в ее голосе я уловил какой-то новый оттенок.
Я собирался честно ответить на вопрос Клио, но та остановила меня движением ладони.
– Не важно. Сейчас это не важно.
Я кивнул.
– Да. Ты права. Мне нужно отменить свой приказ.
Мой взгляд настойчиво искал взгляд Клио, я пытался выяснить – злится она или оскорблена. Нет, не злится. Разочарование. Вот что должна была испытывать аонида. Глубочайшее и безмерное. Можно войти в положение глубоко раскаивающегося дэймоса. В какой-то мере даже понять.
Но когда его преступления врываются в твою жизнь, сложно быть объективным и беспристрастным.
…Я заставил себя прекратить прокручивать в памяти воспоминания и вернуться в настоящее. Как оказалось, очень вовремя.
Звякнул колокольчик над дверью. В кафе вошел немолодой мужчина, одетый в потертую куртку и джинсы, окинул зал равнодушным взглядом, задержал внимание на шумной компании и опустился за столик у окна. Он сидел ко мне вполоборота, и я видел резкую морщину у обветренных губ, глубокую носогубную складку, чуть опущенный внешний уголок глаза, щека казалась еще сильнее запавшей из-за темной щетины. Густые волнистые волосы цвета светлой ореховой скорлупы чуть ниже плеч, с сильной проседью. Он чем-то напоминал Герарда – такой же высоченный, здоровый, крепкий, как все оракулы. Сплав Атланта и критского быка.
Ликомед быстро подошел к нему, и я склонил голову, прислушиваясь к разговору.
– Ты рано, – сказал парень, и мне послышалось в его голосе легкое неодобрение. – Ты заканчиваешь обычно в семь.
– А сегодня закончил раньше, – хрипловатым, но сильным голосом произнес Адриан. – Принеси пива.
– Что-то не так на работе? – продолжал допытываться официант, проигнорировав просьбу о выпивке.
– На работе все прекрасно, – усмехнулся мужчина, – только без меня.
– Тебя уволили?!
– Сам ушел, – жестко произнес Адриан. – Слушай, Лик, принеси пива.
– Но ты же проработал всего неделю.
– Надоело.
Ликомед обреченно покачал головой, потом оглянулся на меня и сказал громче:
– Тут с тобой хотят поговорить.
Адриан повернулся, закинув руку на спинку стула, и уставился на меня. Теперь я видел все его лицо. Время огрубило его черты, погасило яркий огонь в глазах, добавило равнодушия и жесткости. На первый взгляд ничего общего с портретом юноши, который я нарисовал для Талии, но я все равно видел в нем того самого несостоявшегося оракула.
– Он сказал, что вы знакомы, – произнес Лик.
– Заочно, – отозвался я, пересаживаясь за столик своей давней жертвы, и протянул руку. – Мэтт.
– Адриан. – Он с легкой усмешкой пожал мою ладонь. Крепко и уверенно.
При том блоке, что я ему поставил, он должен был лежать в лечебнице с приступами, а не ходить по забегаловкам, пить пиво, болтать с официантом, работать… Потрясающая сила воли.
– Ну, и о чем будет разговор? – Он оперся локтями о столешницу, подаваясь ближе.
– Ты доволен своей жизнью?
Я уже не раз задавал этот вопрос в прошлом. Сидя напротив запутавшегося человека в забегаловке, баре или элегантном кафе. Дэймос на охоте.
– Эй! Я недоволен своей жизнью, – прозвучал рядом развязный голос.
