Эрлебнис. Мои мысли
Алексей Загуляев
Собрание авторских мыслей и переживаний. Сборник состоит из длинных размышлений и коротких афоризмов, из дневниковых записей и наблюдений. В фокусе внимания – религия, любовь, искусство и многое другое.
Эрлебнис
Мои мысли
Алексей Загуляев
Erlebnis – в философии А. Майнонга, «проживание» чего-либо, психическая включённость в определённый жизненный отрезок.
© Алексей Загуляев, 2021
ISBN 978-5-0055-8184-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
***
Не бывает так, чтобы ничего не снилось. Всегда снится. И не бывает так, чтобы ни о чём не думалось. Всегда думается. Просто есть люди, которые забывают свои сны. И есть люди, которые забывают свои мысли.
***
Какой бы прекрасною ни казалась Соломонова «Песнь песней»[1 - Соломо?н – третий еврейский царь, правитель объединённого Израильского царства в период его наивысшего расцвета.Песнь песней Соломона – книга, входящая в состав еврейской Библии (Танаха) и Ветхого Завета. Написана на библейском иврите и приписывается царю Соломону.], всё же она была создана человеком, не знавшим, что такое семья. Любовь вне семьи разрушительна, хотя и прекрасна. Любовь в семье созидательна, хотя у неё не такие яркие краски. Спасение человеческой души не в подвиге, а в тихой работе. И работа эта есть акт творческий, а творчество всегда интимно и не допускает до себя случайные, второстепенные элементы. Израиль подарил миру «Песнь песней», Индия – «Камасутру»[2 - Камасу?тра – древнеиндийский трактат, посвящённый теме камы – сферы чувственной, эмоциональной жизни, вожделения и любви.], Рим – «Искусство любви»[3 - «Нау?ка любви?», также «Нау?ка люби?ть» и «Иску?сство любви?» – цикл дидактических элегий в трёх книгах, написанный древнеримским поэтом Публием Овидием Назоном в начале I века.]. Но чем дальше мы будем продвигаться на север, тем меньше будем находить вообще ЭРОТИЧЕСКОГО в творчестве населяющих его наций. И каким бы существенным это ни казалось, причиною тому является климат. Зима (и холод вообще) как ничто другое заставляет людей жаться друг к другу и обустраивать свой маленький уголок. Здесь эротическое всегда на уровне взгляда, на уровне полуслова; оно не нуждается во внешней стимуляции и религиозном авторитете – оно само по себе, оно всем понятно. Жара слишком телестна, её символ – кровные узы; холод, напротив, заставляет посмотреть вглубь, и его иероглиф – стремящиеся друг к другу души.
Также и у отдельных людей, особенно у женщин. Незамужние и «роковые» наверняка предпочтут лето; семейные и исполненные тихой заботы полюбят зиму.
***
Бог изначально отдал человеку всё. Поэтому глупо ожидать от Него даров. Бог ничего не даёт; Бог просто открывает наши глаза. Я могу попросить: «Господи! Дай мне то-то и то-то». А нужно ли мне это? Если это ЧУЖОЕ, то оно никогда не станет моим, оно со мной несовместимо; а если нужно, то уже давно моё. Достаточно просто увидеть это.
***
Ни одна философская система не вылилась в общественную систему жизни. Платон[4 - Платон (428/427 или 424/423 – 348/347 до н. э.) – афинский философ классического периода Древней Греции, основатель платонической школы мысли и Академии, первого высшего учебного заведения в западном мире.] писал «Государство»[5 - «Госуда?рство» – диалог Платона, посвящённый проблеме идеального государства.], Гитлер – «Майн Кампф», Маркс – «Капитал», Мор – «Утопию»[6 - Сэр То?мас Мор (1478—1535) – английский юрист, философ, писатель-гуманист. Лорд-канцлер Англии. В 1516 году написал книгу «Утопия», в которой показал своё понимание наилучшей системы общественного устройства на примере вымышленного островного государства.]. Но при этом философия шла своей дорогой, а жизнь – своей. Вся немецкая философия с Кантом, Гегелем, Ницше и Фейербахом[7 - Немецкие философы.] завершилась Второй мировой войной; вся деятельность древнеримских мудрецов, даже когда они делались наставниками императоров и полководцев, свелась к гибели Рима со всею его культурой; французские философы, начиная с Руссо и Вольтера, породили лишь зверства революций и бессилие перед фашистским режимом. Английская философия явила миру монстра экономики и повернула цивилизацию к технократическому развитию. И наконец вся современная западная философия (экзистенциализм, позитивизм и пр.) стала философией отчуждения. И одна из причин этого в том, что в основе философии лежит необходимость искать формулу мысли, а в основе жизни – простая насущность, выдвигающая на первое место безотчётную убеждённость в своём праве.
***
Из дневника: 12 августа 2003 г
…А вчера во сне меня съела огромная змея, такая огромная, что я в полный рост убрался у неё в пасти. Будто я сидел на какой-то дискотеке, и вдруг все вокруг как-то засуетились, забегали. Сказали, что опять приползла змея и сегодня съест свою очередную жертву. Я не стал суетиться и замер на месте, думая, что если не шевелиться, то она проползёт мимо. Но я ошибся. За спиной я почувствовал её дыхание, и испуганные глаза людей все устремились на меня. В один миг я понял, что мне пришёл конец. Однако я оставался спокоен. «Конец так конец», – подумал я и через секунду оказался у змеи в пасти. Было тепло и влажно, но страха я не испытывал. Напротив, даже интересно было узнать – каково это, умереть. Два огромных зуба пронзили моё тело от плеч и до ног. В глазах потемнело, и, словно на экране телевизора, высветилась совсем неуместная в моём положении надпись: «Арнольд Шварцнеггер»[8 - Арно?льд Ало?ис Шварцене?ггер – американский культурист, предприниматель, киноактёр, продюсер, государственный и политический деятель австрийского происхождения.]. Говорят, что за мгновение до смерти перед глазами должна пронестись вся твоя жизнь. А передо мной горела такая вот только странная штука…
***
Всё, что имеет причину – мелочь. Всё самое грандиозное и всё вечное возникает из ничего.
***
Понравилась у Розанова[9 - Васи?лий Васи?льевич Ро?занов (1856—1919) – русский религиозный философ, литературный критик и публицист. Упомянутая мысль есть в его книге «Опавшие листья».] мысль о колымаге с клешнями и финтящих девушках. Действительно, сколько человечество сделало усовершенствований за последние века. Станки, компьютеры, автоматы, автомобили. Ради чего? Ради удобства и чтобы было времени отдохнуть побольше. Но смотришь – и ничего-то не изменилось. Спешим, суетимся, не успеваем, морщимся от работы. Разве стало больше свободного времени? Разве жить легче стало? Раньше хоть друг друга замечали, а теперь и это – некогда. Раньше девка пряла на прялке – и всем хватало. А теперь сорок станков за девку – и всё мало. В чём причина? Может, и действительно в том она, что чем больше сделаешь ты, тем больше профинтит он.
***
Нет ценностной разницы между мыслью ВООБЩЕ и мыслью о повседневном. Всё частное в жизни существует в пространстве этого ВООБЩЕ, и во всём, на первый взгляд мелком, глобального всегда одна мера. Есть теория звука, и есть флейта, которая издаёт звук. Есть «Смысл любви» Вл. Соловьёва[10 - «Смысл любви» – цикл из пяти статей Владимира Соловьева – русского религиозного мыслителя, мистика, поэта и публициста, литературного критика.] – и есть просто она, та, которую ты теперь любишь.
***
Из дневника: 14 августа 2003 г
В той или иной степени все мы жертвы стереотипов. Я, вполне возможно, тоже оказался такой жертвой. Стереотипы существуют для того, чтобы нам удобнее было жить. Каждый выбирает себе свой стереотип. Выбирает для того, чтобы оправдать свою слабость и защититься от самого себя. Я выбрал стереотип для любви. Читая разные книги, я составил себе представление о том, что настоящая любовь – это нечто недостижимое (по крайней мере для меня). Это должно быть что-то этакое, что-то из ряда вон выходящее. Но так ли это на самом деле? Может быть, дело обстоит проще?
Я ещё раз зашёл внутрь дома. Я смотрел на вещи, и эти вещи вызывали во мне какие-то мысли и чувства. Я ощущал исходящее от них тепло. На крытом балконе стоял мощный телескоп; на столе лежали очки, том Пушкина и ещё много книг, одна из которых была раскрыта. В кабинете, куда вёл вход сразу с балкона, тоже были разбросаны на столе книги; одну из них заложили на последних страницах – это томик Толстого. Комната Э., видимо, располагалась не вверху, как я в начале подумал, а внизу, смежно с кухней. Я так решил, потому что там оказалось больше игрушек, детских книжек и гимнастических снарядов у стены: шведская лестница, кольца, ещё что-то… Внизу темно, потому что ставни закрыты, а свет включить у меня не получилось. Везде чувствовалось присутствие В. И. и Э., а А. Н. как-то затерялась, хотя она журналист и, наверное, должна была себя как-то проявить помимо косметики, которой повсюду имелось в достатке. В доме много хорошо написанных картин, и везде книги. Всё это и вызвало мои мысли о любви. Может быть, она бывает и такой? Такой, как у В. И. и А. Н.? Тихая, спокойная река, уверенно устремлённая в неведомую никому даль. Ведь я совсем не знаю этих людей. Если на любовь распространить слова Конфуция[11 - Конфу?ций (28 сентября 551 г. до Р. Х.-11 апреля 479 г. до Р. Х.) – древний мыслитель и философ Китая.] – «всё, что истинно, делается легко», – то получается, что не нужны никакие бури и потрясения, никакие выворачивания себя наизнанку. Э. говорила, что мама с папой никогда не ссорятся. А я сказал, разве любящие друг друга могут не ссориться? А вдруг могут?! А вдруг так по-настоящему и должно быть?! Вдруг «милые бранятся – только тешатся» – всего лишь один из тех стереотипов, которыми я себя защищаю?
***
КРАСИВО сказанное не хуже сказанного МУДРО. В чистом виде красивое говорение – музыка; мудрое говорение – философия. И только одна поэзия смогла соединить воедино два противоположных начала. В этом – её уникальность.
***
Поставь человека одного посреди бескрайней, полной смертельного ужаса пустыни – и он весь в этом ужасе растворится, весь потеряет себя. Но построй ему в этом же месте фанерный домик и разукрась его изнутри – и всё примет иной расклад. Появится свой маленький мир, в котором нет страха пустыни. Вот – стены, вот – телевизор, вот – камин… При всём том, что этот фанерный домик, если посмотреть КАК ЕСТЬ, не простоит и минуты. Так в жизни и происходит. И потому не есть ли ИЛЛЮЗИЯ основное условие полноценной жизни, жизни без леденящего душу страха?
***
Я боялся одиночества и темноты и очень любил свою маму. Ещё будучи младенцем я мог заснуть только в том случае, если мама держала меня за руку. Кровать, где спали мои родители, образовывала букву «Г» с моей кроватью, стенки которой состояли из сетки вроде той, что натягивается на футбольные ворота. Сквозь эту сетку я и протягивал свою ручонку. Однажды мама решила пошутить надо мной, и вместо неё мою руку взял папа (я в этот момент уже спал). Каким-то образом я это почувствовал и, проснувшись, закатил слезливую истерику, так что маме больше не захотелось повторять эту шутку.
Когда я подрос, то спал уже на диване в противоположном углу комнаты. За руку меня никто теперь не держал, но темноты и ощущения одиночества я боялся по-прежнему. Поэтому я разработал для себя тактику. Папа после программы «Время» каждый вечер смотрел по телевизору какое-нибудь кино. И я приспособился засыпать за то время, пока шёл фильм и экран телевизора тускло освещал тёмное пространство квартиры. Впрочем, это не всегда удавалось, и потому время от времени (сейчас мне кажется, что это было почти каждый день) я ходил ночевать к своей тёте (все её звали Кокой, хотя крёстной она была только моему брату), которая жила этажом ниже со своей мамой (моей бабушкой Нюней). Мы спали с тётей на одной кровати, а когда в гости к ней приходили мои многочисленные двоюродные сёстры, то было вообще весело, хоть и тесно. Тут страху не было места. Но лишь до того дня, пока не умерла баба Нюня. Мне было страшно теперь даже с Кокой, и я уже навсегда вернулся домой.
Конечно, с возрастом страх одиночества притупился, но темноты я боюсь и по сей день. И не то чтобы я боюсь чего-то объективно возможного в этой темноте, но скорее своей собственной психики, которая, я в этом уверен, может выдать мне то ещё мистик-шоу.
Были у меня и другие страхи. В наше время, когда ещё страшнее «Вия»[12 - «Вий» – советский художественный фильм, снятый в 1967 году в СССР по одноимённой повести Н. В. Гоголя. Один из лидеров советского кинопроката 1968 года (32,6 млн зрителей).] не было показано ни одного фильма, были однако довольно жуткие мультики, один из которых сильно затронул мою душу, и всякий раз, когда мама где-нибудь задерживалась подолгу, настойчиво лез мне в голову. Суть мультфильма была в том, что у маленького бегемотика пропала бегемотиха-мама, а какой-то злостного вида мужик ходил и распевал песню о том, что скрутит бегемотиху на котлеты. Вот мне и казалось, что маму тоже могут искрутить на котлеты, и потому рыдал горькими слезами, когда она долго не возвращалась. А один раз даже убежал искать её (хотя и не знал куда вообще идти). Хорошо, что мы с ней случайно встретились на улице. К маме я был очень привязан.
Но самым сильным моим страхом был страх смерти. В том возрасте (может быть, было мне лет пять или шесть) я мог очень красочно представить себе состояние перехода от жизни к смерти. Будто бы меркнет передо мной всё: мама, мечты, радость, память, ощущения, холодильник, ковёр… Особенно ковёр поражал меня больше всего. Мурашки покрывали всё моё тело, лицо перекашивалось и из глаз лились слёзы. Я не просто плакал – я рыдал. Это всегда происходило в одиночестве. Забьюсь куда-нибудь в уголок – и плачу. Этого никто никогда не видел. И потому никто не спрашивал меня, отчего я плачу, и никто не мог успокоить обещанием вечной жизни на небесах. Я часто плакал по этому поводу; может быть, в течении года, а может, больше. Пока однажды в одну миллисекунду вдруг не осознал – я не умру! То есть, конечно, тело моё, когда придёт срок, похоронят, но ощущение «Я» всегда пребудет со мной. Мало того, я ещё снова рожусь на земле где-нибудь в другом месте и с другим именем, но это «Я» останется прежним, таким же, каким пребывает во мне вот в эту минуту. Идея реинкарнации возникла просто из воздуха, из ниоткуда. Я нигде об этом не слышал и не читал (да и никто в провинции в 70-х годах 20 века об этом ни читать, ни слышать не мог). Это пришло изнутри меня, или это пришло прямо от Бога. Как бы там ни было, но с того дня я больше никогда не плакал по поводу смерти.
***
На Земле столько-то христиан и вот столько-то мусульман; столько-то буддистов и вот столько-то кришнаитов. А ещё – индуистов и иудеев, синтоистов и сатанистов… И откуда такие данные? Если из церковно-приходских книг, то это – полная чушь. Меня, когда я родился, крестили. Но это то же самое, как и моё имя. Меня назвали – Алексей. И вот теперь я и живу Алексеем. Если окажется, что на Земле больше всего Иванов или Александров, то что это будет значить? Ровным счётом ничего. Потому как у каждого из нас есть своё ТАЙНОЕ имя и есть свой ТАЙНЫЙ Бог. Только это и важно. А всё остальное никаким боком к Богу и не относится.
***
Гениальность – это никогда не ум. Гениальность – это всегда сияние духа.
***
Из дневника: 31 августа 2003 г
Всё очень странно. Всё очень зыбко. Моё душевное состояние, как маленький бриллиант со множеством ещё более мелких граней. Одно неуловимое движение – и сверкнёт новая грань. Во мне безнадёжность, обида, любовь, тоска, порыв и тысячи мыслей, – всё сплетается и расплетается, всё трепещет и создаёт хаос. Где безнадёжность? Везде. Пытаясь придать чёткие формы всей этой кутерьме, я понимаю, что это бессмысленное занятие. У каждого происходит своя жизнь, каждый думает о своём, каждый чувствует своё, каждый стремится к своему. И во всём этом стремлении – где я? На секунду отражаюсь в чёрном зрачке, и как только исчезну – памяти обо мне нет. А у меня постоянная память. Я весь состою из памяти. Я помню всех и всё. И каждое мгновение ко мне выстраивается очередь из теней, желающих, чтобы я наполнил их плотью воспоминаний. Где обида? Везде. Обида на безнадёжность, обида на то, что когда-то все эти тени сами захотели стать призраками; обида на то, что я только в чёрном зрачке и никогда – в сердце. Где любовь? Она заполняет меня, она надувает меня, словно воздушный шарик. Перетекая от тени к тени, она знает, кому подарить себя, а кого обойти стороной. И грусть моя превращается постепенно в тоску. И я понимаю, что та, от которой я продолжаю бежать – моя единственная реальность из всего нереального, что меня теперь окружает. Её ложь реальна, её измены реальны, её плоть реальна и состоит не из одного только зрачка. Я знаю, сколько боли ни причинила бы она мне, она обо мне помнит. Мне отведён в её сердце маленький беспризорный уголок, куда иногда заглядывает её сознание. Разве не это моя реальность? И мне тоскливо даже оттого, что, имея эту реальность, я имею её такой, от которой надо бесконечно бежать. Где мой порыв? Он прямо сейчас, в эту секунду; он был вчера и ещё несколькими днями раньше; он был, когда я садился в автобус на 31-ое место; он был, когда она не протянула на прощание руку. И тысячи мыслей расталкивали друг друга локтями, собачились, оспаривая первостепенность. И когда мог, я записывал их в этот дневник, и записываю уже сорок второй день… сорок второй день… Но я знаю, что всё ещё вернётся. И если захотеть, оно вернётся таким, каким захочу я. Только ведь не захочу. Никогда не получалось вот так вот взять и захотеть. И пусть не получается. Потому что, если бы получилось, то было бы, наверное, неправильным, не мне назначенным, не для меня сотворённым. И пусть я пойду дальше – своею дорогой, той, где всё безнадёжно, обидно, любимо, тоскливо, исполнено порывов и суетливых мыслей. Пусть…
***
У писателя вместо слёз – чернила. И каждый плачет о своём. Плачет от счастья, плачет от горя. Плачет просто так. И вот наплакал писатель чернил полную чернильницу – и начал писать. Иначе нельзя. Если не плакать – то писать нечем.
