– Ты.
Оба рассмеялись. Арчер потянулся и выключил свет.
– Полежишь со мной? – В голосе Китти зазвучали сладострастные нотки.
– Я так спать не могу.
– Зато я могу. – Китти хихикнула, и Арчер улегся на кровать.
Она перекатилась на его руку, поцеловала в шею.
– Клемент, Клемент, – прошептала она, потом повернулась на спину. – Сегодня я так хорошо себя чувствую. Первый день, когда я действительно хорошо себя чувствую. Сегодня меня не тошнило от запаха губной помады, и я попыталась понюхать свои духи. Два аромата мне даже понравились. – Голос ее звучал все тише и тише, и через несколько мгновений она уснула.
Арчер прислушивался к ее дыханию, к шуршанию штор от легкого ветерка. Неудивительно, что женщины живут дольше мужчин. Они знают, как засыпать.
Арчер закрыл глаза и попытался убедить себя, что дремлет. «Я не должен думать об этом сейчас, – убеждал он себя. – Я пролежу без сна всю ночь, и завтра, когда придется принимать решение, я буду нервным и вымотанным. Не сейчас, – говорил он себе. – Не сейчас. Покорны, Уэллер, Атлас, Матеруэлл, Эррес. Арчер. Эррес. Не открывай глаза. У меня есть две недели. Сделай десять глубоких вдохов, вытяни руки на одеяле. Арчер. Эррес. Что я знаю о своем друге? Разве после стольких лет дружбы можно воспринимать его таким, какой он есть на самом деле? Кто знает своего самого близкого друга? Кто решится суммировать все факты, шутки, ночные разговоры, совместные поездки, вечеринки, кризисы и несчастья и сказать в конце: “Вот он какой. Такой он на самом деле”?»
Впервые Арчер увидел Вика Эрреса на семинаре 22-й группы исторического факультета, в которой он вел обязательный для студентов курс «Европа от Ренессанса до Венского конгресса»[13 - Венский конгресс (сентябрь 1814 – июнь 1815) – конгресс европейских государств (за исключением Турции), который фактически завершил войны коалиции европейских держав с Наполеоном I.]. Стояло индейское лето, за раскрытыми окнами зеленели трава и деревья. Семинар открывал вторую половину учебного дня, так что после ланча всех клонило в сон. Было это пятнадцать лет назад, за спиной Арчера с крюка свешивалась карта Европы XVI века, пахло свежескошенной травой, а все девушки ходили с голыми загорелыми руками. Семестр только начинался. Все еще бредили летом и думали о том, что сейчас самое время поплавать в бассейне, подремать на солнышке или погулять в лесу. Все крайне негативно относились к Европе от Ренессанса до Венского конгресса. Тридцатилетний Арчер перекладывал листочки на столе, ожидая звонка и начала учебного года. Он нервно оглядывал аудиторию, гадая, что о нем думают. Особенно девушки («Это же надо, он лысый! Настоящий книжный червь»). «Надо помнить, – говорил себе Арчер, дожидаясь звонка и заранее настраиваясь на конфронтацию, – надо все время помнить о том, что нельзя тереть темечко». Ни к чему ему насмешники-имитаторы, напрочь лишенные совести.
А потом в аудиторию ленивой походкой вошел высокий юноша с галстуком-бабочкой, держа за руку симпатичную девушку. Как потом выяснилось, это был Эррес. Он и девушка сели в последнем ряду. «В ближайшие пять месяцев они намерены о многом поговорить помимо истории, иначе не устраивались бы так далеко от моего стола, – мрачно подумал Арчер и всмотрелся в Эрреса. – Кандидат на вылет», – решил он. Потом Арчер заметил свежую ссадину на переносице и фингал. Почему-то его это рассердило, словно он считал неприличным являться на свидание к Людовику XIV и Робеспьеру с синяком под глазом. К тому же костюм на юноше был получше, чем у Арчера. А ссадина и фингал, вместо того чтобы уродовать, добавляли его лицу мужественности. Богатый хулиган, сделал вывод Арчер, небось и машина у него своя, наверняка «родстер»[14 - «Родстер» – двухместный спортивный автомобиль с открытым верхом и вместительным багажным отделением.]. И среди студенток и официанток окрестных городков он пользуется бешеным успехом. Не говоря уже о волосах, густом ежике светлых волос. Девушка, сидевшая рядом с ним, смотрела на него так, словно могла растаять от одного доброго слова. Да, какие только стрессы не выпадают на долю преподавателя. И ведь никто никогда не узнает, что творится у него в душе.
Потом прозвенел звонок, начался учебный год, и Арчер провел перекличку. Эррес отчеканил: «Здесь». И тут Арчер вспомнил его фамилию. Квотербек[15 - Ведущий игрок команды, разыгрывающий, который вводит мяч в игру.] футбольной команды колледжа – еще один черный шар в его корзину. Наверное, через месяц-другой к нему пожалует Сэмсон, тренер команды, с просьбой удержать мальчика на плаву до Дня благодарения[16 - Национальный праздник США, отмечаемый в последний четверг ноября.], несмотря на то что он пропустил половину занятий. «На этот раз, Сэмсон, старина, у тебя ничего не выйдет, – заранее настроил себя Арчер, – с этим юным героем в галстуке-бабочке ты пролетишь. Он может прийти с обоими заплывшими глазами и на костылях, принеся команде в последнем матче двадцать очков, но я не сдвинусь ни на дюйм».
Вот так он познакомился с Виком и Нэнси Эрресами, только Нэнси тогда еще не сменила свою девичью фамилию Макдональд.
– Дамы и господа! – начал Арчер, закончив перекличку и убедившись, что все, включая мистера Циммермана, замыкающего список, присутствуют на занятии. – Дамы и господа, все мы заложники истории. В двойном смысле. Во-первых, в такой чудесный день сидим в этой аудитории, хотя предпочли бы находиться где-то еще. Но этот курс обязательный, и учебный семестр уже начался. – Его слова, как всегда, вызвали вежливые смешки. Правда, ни Эррес, ни его девушка не рассмеялись. Арчер продолжал: – А во?вторых, сейчас, в 1935 году, бытие Америки в определенной степени обусловлено некоторыми решениями, которые приняли в Париже в 1780 году, и некоторыми книгами, которые написали давно уже умершие иностранцы в самом начале девятнадцатого столетия… – Банально, конечно, но с чего-то следовало начинать, и каждому преподавателю приходится сочинять свой вариант вступления к курсу того предмета, который он преподает.
Эррес Арчера удивил. Он не пропускал занятий, слушал внимательно, лишь изредка что-то шептал красотке, которая сидела рядом (другие отвлекались на разговоры гораздо чаще), вроде бы ничего не записывал, но всегда отвечал без запинки и по существу своим холодным, уверенным голосом, не был чужд остроумию, не превращаясь при этом в шута, и, похоже, читал об истории Европы от Ренессанса до Венского конгресса гораздо больше, чем остальные студенты. Удивление Арчера сменилось недоумением, а потом благодарностью. Такой студент – тихая радость для любого преподавателя. Он уже с нетерпением ждал семинаров в 22-й группе, готовился к ним более тщательно, чем к занятиям с другими группами, и разрешал более продолжительные дискуссии, потому что ведомые Эрресом студенты гораздо быстрее усваивали материал. И когда в середине сезона Эррес подошел к столу Арчера и в свойственной ему небрежной манере предложил два билета на очередной футбольный матч, Арчер тепло поблагодарил его и пообещал прийти, несмотря на то что все субботы и воскресенья он посвящал пьесе о Наполеоне III, на которую возлагал большие надежды.
Стадионом назывались две дощатые трибуны, протянувшиеся вдоль футбольного поля. В день матча здесь царила праздничная атмосфера. Зрителей хватало, во время разминки играл оркестр, на октябрьском ветру развевались флаги. Эррес дал Арчеру билеты на самый верхний ряд, пояснив: «Это единственное место, откуда вы сможете оценить футбол по достоинству. Если сядете ниже, то не увидите ничего, кроме двух толп громил, два часа мутузящих друг друга». Сидя в последнем ряду, между Китти, которая по этому случаю купила желтую хризантему и выглядела моложе большинства студенток, и Нэнси Макдональд, со всей серьезностью играющей роль хозяйки, Арчер поверх деревянного забора, окружающего стадион, сквозь кроны деревьев с облетевшей листвой видел здания колледжа. В этот серый день они излучали спокойствие и надежность, и Арчер ощутил неразрывную связь с ними и радость от осознания того, что проводит здесь свою жизнь.
– Вон он, Вик, – бесстрастным голосом сказала Нэнси. – Двадцать второй номер. Сейчас он выходит на перехват, но во время игры это случается редко. У него другие задачи.
– Какой он большой! – воскликнула Китти. – Это же несправедливо: позволять такому здоровяку играть с этими маленькими мальчиками, которых, похоже, плохо кормили в детстве.
Они рассмеялись. Глаза Китти сияли. Она обожала вечеринки, танцы, любые мероприятия. Искоса поглядывая на нее, Арчер почувствовал укол совести, потому что практически все время держал Китти взаперти. Сам он не любил шума и больших компаний, поэтому при малейшей возможности оставался дома. А Китти, хотя и вздыхала, когда он заставлял ее отказаться от очередного приглашения, не докучала ему жалобами.
Арчер отыскал на поле номер 22. Поднес к глазам бинокль, который захватил с собой из дома. В окулярах возник Вик Эррес. В шлеме, с наплечниками, он действительно выглядел огромным. Вот Эррес поймал мяч, брошенный с центра, пробежал несколько шагов, бросил его другому игроку. В его движениях чувствовались скука и расслабленность, тогда как остальные участники матча вибрировали от нервного напряжения. В сравнении с плечами бедра Вика казались очень узкими, а вот ноги, обтянутые шелковыми рейтузами, были длинными и сильными. Глядя на него, Арчер понял, что означала расхожая фраза спортивных журналистов: «Атлет знает себе цену».
– Мистер Арчер, – прошептала Нэнси, когда тот положил бинокль на колени. – У меня есть кое-что для согрева.
Арчер повернул голову и увидел серебряную фляжку, выглядывающую из-под полосатого пледа. Должно быть, на его лице отразилось изумление, потому что Нэнси тут же добавила: «Фляжка Вика. И виски тоже его. Он сказал, что настаивать не следует, но при первых признаках обморожения надо действовать быстро». Она улыбнулась, и Арчер решил, что Нэнси очень милая девушка.
– Китти, – он посмотрел на жену, – молодое поколение искушает нас спиртным. Посмотри.
Китти перегнулась через него, увидела фляжку. На ее лице отразилось сомнение.
– Прямо здесь? – Она стрельнула глазами по студентам, преподавателям, выпускникам и родителям, которые сидели ниже.
– Вик сказал, что ради этого он и взял для вас билеты на последний ряд. Сзади никого, и все смотрят в другую сторону.
– Вик Эррес – самый предусмотрительный человек из тех, кто играет в этом году за студенческие команды. Я прямо сейчас готов рекомендовать его во Всеамериканскую сборную[17 - Всеамериканская сборная – список лучших игроков студенческих футбольных команд, по традиции ежегодно составляемый экспертами и публикуемый в журнале «Коллиерс». Составляется с 1889 г.]. – Арчер взял фляжку и протянул Китти.
Китти рассмеялась и взяла фляжку.
– Порочная юность, – изрекла она. – Я чувствую себя преступницей. Словно «сухой закон» еще не отменен. – Китти отвернула пробку, прикрепленную к фляжке тонкой серебряной цепочкой, выпила, высоко вскинув подбородок над воротником старого зимнего пальто, такая юная и озорная. Арчер улыбнулся, вдруг вспомнив их первую встречу. Выпив, Китти удовлетворенно чмокнула губами и вернула фляжку Арчеру. – Надо бы мне поближе познакомиться с виски. Скандал в кампусе. Жену преподавателя каждый субботний вечер находят в церкви пьяной.
Арчер вновь улыбнулся, довольный тем, что поход на стадион пришелся Китти по душе. Затем повернулся и предложил фляжку Нэнси.
Девушка покачала головой.
– Вик дал мне на этот счет четкие указания. Не пить.
– Я ему не скажу, – пообещал Арчер. – Буду нем как могила.
– Нет, – отказалась Нэнси. – Вик говорит, что, выпив, я начинаю вести себя глупо, и он прав.
– А Вик много пьет? – полюбопытствовал Арчер.
– Да. – В голосе Нэнси не слышалось осуждения. – Дважды мне приходилось затаскивать его в общежитие. Он весит тонну и очень опасен, когда пьян. Может сделать все что угодно. Последний раз прошел по водопроводной трубе над оврагом у озера. Ночью. На спор. Овраг там глубиной двадцать футов. Когда мы попытались его остановить, он и слушать не стал. Сшиб с ног Салли (это номер семнадцатый, он играет по центру), потому что Салли встал у него на пути. А Салли – его лучший друг.
Похоже, решил Арчер, этот студент исторического факультета свободное от занятий время посвящает не только подготовке домашних заданий. И маленькая Нэнси Макдональд не так проста, как может показаться, если смотреть на нее в аудитории, через шесть рядов разделяющих их столов.
Он поднес фляжку ко рту, выпил. Бурбон, очень мягкий и крепкий. Этот квотербек, одобрительно отметил Арчер, не поит старших по возрасту всякой дрянью.
До начала игры оставалось всего ничего, и Сэмсон, тренер команды колледжа, повис на руке Эрреса, что-то нашептывая ему на ухо. Эррес нетерпеливо кивал, стараясь отделаться от Сэмсона, словно уже не раз слышал все то, что втолковывал ему тренер, и слова последнего не вызывали у него ничего, кроме скуки. В бинокль Арчер наблюдал, как игроки, собравшись в кучку, настраивались на игру – с напряженными, застывшими лицами, хлопая друг друга по плечам, по спине. Арчер заметил, что Эррес стоит с краю, не принимая участия в священнодействии, но терпеливо взирая на эту суету, словно взрослый, наблюдающий за играющими детьми. А когда кто-то из игроков энергично шлепнул его по спине, Эррес раздраженно повел плечами. Перед тем как игроки рассредоточились по полю, номер 17, Салли, встал на колени и перекрестился. Вот тут на лице Эрреса отразилось презрение.
– Зря он так, – покачала головой Нэнси. – Вик всегда высмеивает Салли за то, что тот крестится перед игрой, хотя знает, что Салли обижается. Вик утверждает, что Салли только отвлекает Бога по пустякам. Он говорит, что Богу придется забросить куда более важные дела, если по субботам Он будет смотреть футбол.
– Друзья так не поступают. – Китти происходила из религиозной семьи и с уважением относилась к каждому, кто перед важным делом обращал свои помыслы к Создателю. – Наверное, мистер Салли ненавидит его за это.
– О нет. – Нэнси покачала головой. – Салли любит Вика. Каждую субботу утром он идет в церковь к мессе и молится за то, чтобы в игре травмы обошли Вика стороной. Вик ужасно злится.
Наблюдая, как Эррес готовится ввести мяч в игру, Арчер подумал, что не видит необходимости молиться за то, чтобы этот парень закончил игру целым и невредимым. Двигался он спокойно и уверенно, не чувствовалось в нем нервного напряжения, которое поначалу сковывало остальных игроков, сильное тело находилось под его полным контролем. Однако, как только начался матч, Эррес сразу удивил Арчера. Играл он с холодной безрассудностью, поддерживая линию защиты или бросаясь на нападающих с абсолютным, по мнению Арчера, пренебрежением к элементарным правилам самосохранения. Арчер не отрывал бинокля от глаз, следя не за игрой, а за Эрресом. При контакте Эррес причинял игрокам команды соперника боль, то принимая нападающих на корпус, то броском в ноги укладывая их на газон, даже когда игрока, владеющего мячом, останавливали другие и атака захлебывалась. Когда же мячом владела его команда, он бесстрашно лез напролом, прорывая линию обороны, и по ходу игры удары становились все сильнее и сильнее. Если мяч оказывался у Эрреса, он и не пытался обвести или обмануть соперника ложным маневром. Нет, он рвался вперед, сшибая защитников с ног, топтал тех, кто упал, тащил повисших на нем. Несмотря на то что Арчер практически ничего не знал об американском футболе, ему хватило нескольких минут, чтобы понять, что играть против Эрреса – удовольствие небольшое.
И манерой поведения на поле он отличался от остальных игроков. Во всех его действиях сквозило полное безразличие к происходящему. Он всегда держался в стороне, пока остальные поздравляли кого-то из игроков или друг друга с удачным розыгрышем мяча или добытыми очками. Между розыгрышами Эррес стоял особняком, сложив руки на груди или уперев их в бока. Он не слушал других игроков, не замечая их, а в перерывах между таймами уходил к кромке поля, опускался на колено и спокойно разглядывал зрителей.
– Не следует ему так себя вести, – услышал Арчер осуждающий голос Нэнси, когда в перерыве Эррес, как обычно, отошел к кромке поля, повернувшись спиной к игрокам своей команды, собравшимся вокруг паренька, который принес бутылки с водой.
– Ты это о чем? – спросил Арчер.
– Не следует вот так уходить, – пояснила Нэнси. – Другие ребята обижаются. Считают, что он зазнайка.
Арчер улыбнулся.
– Это не смешно, – продолжала Нэнси. – Салли приходил ко мне, хотел, чтобы я попросила Вика этого не делать. Ребята действительно обижаются. Они думают, что Вик их ни во что не ставит. Салли говорит, что в следующем году Вика не выберут капитаном, хотя он лучший игрок команды.
– Ты с ним поговорила?
