Ночной камрад

Голуби и слова

***

И стоять подолгу на мосту,

Слушать гул, какой бывает в городах,

Чувствовать, как волосы растут,

Достают до дна.

И внезапный поезд далеко,

Как животное большое прогудит,

Стая золотистых мотыльков,

Полетит- закружится в груди.

А потом идти в квартал на свет,

К голосам соседей и друзьям,

В запах хлеба, тротуаров, в смех,

Быть такой, какой никак нельзя.

***

Самое пряное пишется по наитью,

Лучшие встречи – откуда-то ни возьмись.

Я не знаю порта прибытья,

Где меня встретит моя дорогая жизнь.

И когда невидима, как Маргарита в полночь,

И когда рукописи горят, горят,

Всё равно до берега добегают волны,

Зародившиеся в морях.

И всё сложится, как-нибудь, через что-то,

Через место тайное, явное ли.

Потому я продолжаю штопать

Воду, чтоб плыли в ней корабли.

***

Ты не бойся,

Собирая безголовых

Кукол здесь, на берегу -

На другой стороне моря,

Кто-то смотрит в телескоп.

Ищет пояс Ориона

У других лагун,

Весь лиловый свод

В зрачок его вздыхает.

Тоненько поёт.

Звезда глухонемая.

Ты не бойся, если болью

Сердце себе стёр,

На другой стороне моря

Виден твой костёр.

***

По черно-белой фотографии

Узнаешь ты меня,

И по буковкам моим,

Беспокойным на листе, как дети,

Белые аэропланы, черные поля,

Клавиши машинки, как соцветья,

И щелчок, и перемотки звук –

Свет и тень, скрестившиеся в пленке,

Этот перестук негромкий

Указательных обеих рук,

Вывеска отеля и туман,

И бумаги матовая млечность.

Перец с солью высыпанный в вечность

Все уйдет, но будет лирика одна.

***

Протечёт луна в оконный узор.

В голубиной клетке живет зима.

Ты нашёл алмаз,

У меня есть соль.

У меня есть соль, голуби и слова.

Что же мне сменять на свою судьбу?

За узором окон и смех, и грех.

Нет для голубей никаких табу

И слова мои лучезарней всех.

***

Напиши меня, напиши, поставь

Масляные лампы в каждой букве.

Выдохом в журчаньи кухни,

Солнцем на краю листа,

Луковицы лилий, рыбьи сети -

Между слов из старых словарей.

Скроемся в написанной стране,

Словно в летнем переулке дети.

***

Сто тысяч окон,

Голосов и трещин,

Воздух был мокрый,

Как стираные вещи.

Воздух был мокрый,

Ветер был сладкий,

Я собирала

Плач поездов в тетрадку.

Тихие тайны

Сыпались громко.

Я собирала

Стук от колёс в коробку.

Вечер был долгий,

Капал на ванну,

Лунную воду

Ночь выжимала.

Станция Чхатрапатишиваджи

***

Я искала богов, но видела прах,

Однако люди не врут.

Восемьсот богов у тебя в глазах,

Маленький мальчик Варун.

По обочине ты катал грузовик,

Куклами были цветы,

И сдавило душу в короткий миг,

Оттого, что бог – это ты.

На твой школьный джемпер цвета шарлах

Опала рыжая пыль,

Ты положил в грузовик века

Пряной своей страны.

И она как будто стала моей –

За ресничек оленьих взмах.

Смуглый ребенок играет в ней

С небесами в глазах.

***

А от пана на сердце зло,

Было ветрено, было холодно.

Я поехала на метро

На окраину тёмного города,

Этот город меня любил,

Каждый день мне дарил по слову.

Наслаждался Низзамудин

На груди широкой Хосрова.

Я поехала на метро

В чёрных стёклах качались лица.

Я пила воспалённым ртом

Пыльный рот озябшей столицы.

***

Ночь в Джайпуре – острая звезда,

И мерцают комнаты, так мерцают.

Её голос мечется над дворцами,

И в купальне мраморной – не вода,

За узором арок – чёрное и слепое.

Чувства её как по ножам струят.

Промолчу. Утром разбудит поезд,

Утром разбудит поезд и сборщик старья*.

* Сборщик старья – кабадивала, было бы правильней написать так. Но не было бы понятно сразу и не уместилось бы по рифме.

***

Старый город – афганский зрачок,

Перепутанные ключи.

Всё стонало во мне: ещё!

Я сказала себе: молчи!

Закружил, завыл Чанди Човк,

Грустно-серые голуби крыш.

В полдень женщины прошлых веков

Колебали тела сомном рикш.

Джинн курил в глубине зеркал,

Умоляли глаза рабов,

Тонкой струйкой из губ текла

Листьев бетеля ржавая кровь.

Всё гудело во мне: ещё!

Так для неба гудит мечеть.

Старый город – афганский зрачок,

Исчезающий в пыльном луче.

***

А таксист кричит, что едет в Фаридобад,

В темноту летит разговор, как пепел.

Я пишу эту ночь в особенную тетрадь,

Я тебя пишу, как печаль, как ветер.

На помятые сладости капнет дождь,

Убегают тени в черные бездны улиц,

В этом темном городе ты, как луна, живешь,

И младенцы твои плывут в веточках по Ямуне.

Ты в другой колыбели росла, сестра,

Словно вскрик у глухо закрытой двери.

Я пишу тебя в особенную тетрадь,

Как коричневый смог, окутывающий Дели.

***

Там в Пакистане дерево лунных цветов

Есть по дороге из Амритсара в Лахор.

Там, на горах снегов голубых покров,

Как на коврах в чайной пышный узор.

Дерево светится, плачет, оно поёт,

Тихо к границе тянутся поезда.

Каждую ночь в шёлковом сне моём

Ветер качает дерево в лунных цветах.

***

Неприкасаемая девочка

Играет в кукольный дом.

В её кухне варево, требуха,

В её кухне рыба глотает ртом

Океаны-реки, моря-века,

На конфорке тушится лунный свет,

Камфара, млечный путь, сандал.

Ржавой цепью велосипед

Крутит этот вселенский пар.

Облупилась краска её стола,

А на полках – соя, мука, эфир.

Девочка, видишь ли ты сама,

Что вот-вот сготовится новый мир?

***

Когда джинн заходит

В твой магазинчик сладостей

На Патил Галли

Перед самым закрытием,

Ведь джинны любят ладду,

Ты взвешиваешь шарики

И добавляешь еще одну

Улитку джалеби,

Как делаешь для детей,

Которые снуют здесь

Целый горячий день,

И грязными пальчиками

Затрагивают товар.

Джинн платит сто рупий -

Ровно за килограмм

И растворяется

В томных гудках авторикш.

День завершился,

Можно теперь закрыть

И постелить на пол

Бамбуковый свой матрас.

***

В сердце – прорезь, в прорези – звезда,

На звезде – птенец, проглотивший город,

А по городу бегут проржавевшие поезда,

И гремят с утра до вечера их вагоны.

В этом городе торговцы глотают пыль,

А морские волны сахарные, как вишни,

Босоногих детишек через пустырь

Переводит за руку сам всевышний.

***

Я слышала, как пели стены,

И звон невидимых цикад.

Мы были лунами из пены

Космического молока.

Мы выметали пыль галактик

С бетонного крыльца метлой.

Мы все сидели на кровати,

Как на планете голубой.

На крыше, ласково нагретой,

Лежала белая звезда,

И тонкие пекла планеты

Чугунная сковорода.

***

Черноокая девочка в чёрной чадре

Горько плачет в глубинах мечети Дарга.

Черноокая, чем помогу я тебе?

Рассказать о слезах твоих разным богам?

Как луна, твоё личико спрятано в ткань.

Ах, такую луну лишь в шкатулке беречь!

Как большие миры, волоокая лань,

Чётки в пальчиках будут искриться и течь.

А потом, словно ночи печальной кусок,

В пыльный город шагнёшь ты, как в быстрый ручей.

Твою тихую тайну запрячет Восток,

Как цветок в вязи улиц, дворов, площадей.

***

Сожги мне сердце, Мадрас,

Вагоны раскрыты, как рты,

Ты пьёшь ими каждый час,

Проглатываешь мосты.

Смотрят в моё лицо

Тысячи тёмных глаз.

Ты был моим близнецом.

Чиркни спичкой, Мадрас.

***

Кожей города пройдя,

В линиях судьбы утонешь,

Ты заблудишься, дитя,

В его старческих ладонях.

Здесь ты прошлое сомнёшь,

Выбросишь его в кювет.

Город в конус из газет

Завернёт тебя и дождь.

***

Помню, слово из лабиринтов букв

Не давалось, как прыжок в высоту,

Как тугой неподъёмный лук

Для ребёнка, которому меньше двух,

Не хватало воздуха, чтобы его сказать,

Перейти расчерченные им рубежи,

И вдруг оно кружевом вышилось на глазах:

Я произнесла: «Станция Чхатрапатишиваджи».

***

Сестра, за тканью твоей чадры,

Душной, как пакистанская ночь,

Птичка с перевязанным крылышком,

Океан, затонувшие танкеры, нефть.

Тёплым вечером ты приподнимешь

Ткань, выкуришь сигаретку

Над лабиринтами крыш.

За твоей чадрой мальчик живёт, малыш,

Которому, как и братьям, хотелось велосипед.

От открытых ног тянутся, словно плавленый сыр,

Взгляды, в головы, где стартует игра.

Ночь приходит, мы все одинаково спим,

Странные дочки планеты, куклы её, сестра.

***

Я знала город, этот город носил колье

Из сушеной рыбы и тонких палок,

Выбитых в красном песчанике храмов,

Бледной травы на сухой земле.

Там молчаливые скульпторы звали меня

В каменоломни, где высекали сурасундари

С зеркальцем, с веточкой и с попугаем,

Гладких и гибких, словно змея.

Я знала город, я знала реку его,

Я ночевала у самого ее края.

И если шла я куда-то недалеко,

Говорили люди: «Куда ты уходишь, Майя?»

***

Там, где красный гульмахар

Над улицами льётся,

Зарастают свежие раны.

Там колеблется сонное солнце

На вершине горного храма.

Там, сминая тлен и трущобы,

Как голова младенца

Разрывает ткани утробы,

Чтобы войти мне в сердце

Новая страна, белоснежный мрамор,

Чистое горное утро.

В городе красного гульмахара,

В городе перламутра.

***

И тот же луч, что час назад в Бомбее

Прошел по проводам сквозь пыль чайной;

По улицам, которые гудели;

Над ржавой аравийскою волной;

По лицам рикш, служанок, томных клерков,

Сощурив черные печальные глаза;

И после гнутой нищенской тарелки

Колониальный осветил вокзал;

Сверкнул на спицах у велосипеда;

По парку для крикета поспешил;

Пришел сюда, сказать, что я приеду

В его страну в какую-нибудь жизнь.

***

В улочке ветхозаветной

Даже ветер сладковат,

Сдунет голубей как пепел

Папиросы с рукава,

И прикроет паром чайным,

Словно паранджой, мечеть.

В трещинках фасадов тайны

Будут пылью шелестеть.

***

Времена утекают в тлен,

Лишь дожди на дожди похожи.

На задворках лежат в траве

Боги оспы с каменной кожей.

Нет, никто не несёт уже

Риса им и цветы из лавок,

Нет, никто не помнит божеств,

Тихо вынесенных из храма.

***

Девочка на лунном шаре,

Азиатская душа,

Ночь идёт в твоем квартале,

Мысли странников шуршат.

По фанерным лабиринтам

Ветер ищет океан.

Дверца хижины открыта,

В стенах земляной туман.

Где-то жарится чапати,

Тлеет медленно сандал.

А рубиновое платье

Достается только снам.

***

Города восточного шёлковая вязь,

Суп с гвоздикой и кардамоном,

В дерево чудесное улица сплелась,

Плодоносила каждым домом,

Ягоды были комнатки и бельё,

Календарики, бусины и узоры.

И стояла я посреди неё,

Как морской конёк, что обрёл опору.

В сумерках Стамбула

***

Пыльный ветер проулком мчался,

Как колодцы смотрели лица.

Я была в том городе чайкой,

Я ходила по черепице.

Что-то жило тогда в платанах,

И скреблось в фанерные двери.

Осень – время сиплых гадалок,

Время повести о Лайлели.

Пролетая медным базаром,

Я роняла из клюва крики

И, как штрих на восходе алом,

Я по-птичьи писала книги.

***

Здравствуй, это мы с тобою тогда

На невольничьем рынке

в Константинополе?

Кто-то крикнул: «Еда, еда!»

Жирный воздух кнутами штопали,

На запястьях – тёмная кровь,

Генуэзцы играли с ценами.

Между нами была любовь

Она длилась мгновение целое.

***

Друг единственный случайный,

В тёмном городе приезжих,

В сизом городе печали,

Чаек, лодок и одежды,

В шумном городе прохожих,

Минаретов, магистралей,

Каждым вечером тревожным

Пролетает халиф-аист.

Завтра, друг, тебя не будет,

В той чайной не будет больше,

Незнакомые мне люди

Выйдут из метро на площадь.

***

Гулкие берега лампой освещены.

На глазах у глубокой тьмы

Ветер ворует Галатский мост.

Ночь приходит на сайт знакомств

Вязко, как сок хурмы.

Ночь приходит, не отвечай.

Город-дервиш кружит, кружит.

Пропускает огни машин

Здесь в тюльпане стакана чай.

Плеском моря об Аксарай,

Лейся в шрамы моей души.

***

Ветер плачет на моих коленях,

Достаю осколки из его шкуры,

Неуёмный район Лайлели,

Баржи мира и абажуры -

Как они золотисто светят,

Не запомнишь, что было больно.

Вот и кончилось, милый ветер,

Помолись и умойся морем.

***

Защемило, как бабочку в раме окна,

Нерв между рёбрами запада и востока,

На искривлённой улице Чукурджума,

У старого водостока,

Где стамбульские дети, громкие, как грачи,

Бегали, яркие глазу,

Где я слышала – прямо во мне кричит

Все человечество сразу.

***

В городе джиннов девушки исчезают,

Как гаснут окна,

Взгляды смотрят до ран.

В горле подъезда скрученные волокна

Темноты, как волосы, по углам.

В городе джиннов девушки исчезают,

Как облетает шелест

В ноябре у прибрежных ив.

В комнате пустой сигаретка тлеет,

Песней кинофильма телефон звенит.

***

Всех любимей в гареме

Придуманная жена

За узором окна,

В паутинке солнца.

Как роса на розах она нежна,

Веселей младенца она смеётся,

С ней любая ночь будет сожжена

А на вкус она и пьяна, и пряна,

Но она придуманная жена,

Опиумный след, ласточка тумана.

В прачечной на углу

***

Из общественной прачечной на углу

Наблюдаю Марс,

Силуэт квартала, лабиринт луны,

А тебя обнимает ночь, ласково, как жена,

Колокольчики праздника чуть слышны,

И лунатики бродят по крышам больших домов,

Самолёты в небе, как искорки сигарет.

Ни лица, ни имени твоего

Я ещё не знаю сегодня, нет.

А у ночи столько горящих глаз,

Накануне встречи весь мир плывёт.

Я из прачечной на углу наблюдаю Марс,

Воздух пахнет выстиранным бельём.

***

И носила я целый день

Волшебство, как ребенка,

Я беременна была стаей птиц,

Золотистой ниточкой тонкой

Иероглифы лились со страниц.

Я еще тебя не знала, не знала,

Не курила опиума ночей.

Я шагнула в ветошь квартала

Над которым гудит хайвей.

Среди стен, как в роще бамбука,

Нежность сердце свернула в шелк,

Вырезая грустную букву,

Как китайца древнего вздох.

***

А поезда текут сквозь дом

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.