Аферистъ

Глава 1

Поиск увлекает независимо от того, чем ты раньше занимался. Раз, и ты уже разбираешься в монетах, знаешь, где были старинные деревни и выделяешь перспективный лесок, который раньше был полем. А еще это хобби стало для меня единственным спасением от депрессии.

Всегда кажется, что раз так хочешь, то так и будет. Но оказывается, что за работой не увидел людей. Или сам изменился на этой работе до такой степени, что близкие люди таковым тебя уже не считают. Искать причины – дело неблагодарное.

Холостяцкая жизнь не так страшна, даже наоборот. А вот потерю тыла и предательство я переживал долго и сильно. Жена решила, что вся жизнь впереди. Точнее, ее психолог так решил и убедил ее. Что ж так не везет? Второй брак распался. Все вертишь в голове, как бы надо. Да уже поздно. Все началось с проблем по службе.

За свою карьеру мне довелось послужить в разных структурах. Кроме ФСБ. И пытливый ум нигде не давал покоя. Вот прямо талант находить проблемы на ровном месте. Даже по линиям и темам, которые считаются бесперспективными и похоронены в томах отписок. Мне специально такие поручали в надежде, что теперь я успокоюсь. Но не тут-то было: мне же интересно.

Наработалась своя схема. Сначала я вникал в законодательство, находил дыры, разногласия и положения, которым мало кто придавал значение. Все это рисовалось в справку, в которой отображались предполагаемые линии нападения. Создавалось юридическое ноу-хау. А потом вникал в атмосферу темы. Она своя у каждой тусовки. Ветеринары обсуждают наркоз, наркоманы – способы приготовления дури, черные копатели обсуждали поисковое оборудование и места копа. Вот я и читал ночами форумы, искал специалистов для консультаций, собирал любые крупицы информации. Получалась целостная картина, в которой сразу видны нестыковки с законом. Тогда я находил самое слабое место и нападал.

Но далеко не всегда. Это вначале, когда молодой и резвый, рвешь все, что попадется. А сейчас нет. И не только лень следаков и прокурорских – юридической сволочи, как называл их Ленин, тому причиной.

Когда таким образом изучаешь все аспекты и видишь суть, то начинаешь понимать, что закон во многих случаях-это просто большое «нельзя», поставленное неизвестно чьей волей и зачем. И никакой опасности его нарушение простому народу не принесет. И даже наоборот. Много где, чтобы получить пользу для людей, без нарушения не обойтись. К тому же, не видел я ни одного бизнеса, который бы жил по закону и выжил.

Если во всем такой закон соблюдать, то становишься воплощением зла, идущего от государства. К сожалению, страдаешь от этого сам, как личность. Твое «Я» ломается. И на такую профессиональную деформацию я оказался не готов.

А посему стал сам решать, кто виноват, а кто нет. Если наркота – явное зло, то компромиссов быть не может. А вот анаболики для качков – дело несколько другое. Никто же не говорит: «Ой, у меня один знакомый на качалку подсел. Так весь и скачался. Прямо у школы подсадили. Дали пару таблеток метана и две гантели, и пропал человек. А потом декой кольнулся пару раз, и все». Здоровье, конечно, портит неразумное применение стероидов. Но курево с бухлом намного хуже, а их никто под уголовку не подводит. Или лекарства ввозить из-за границы с вышедшим сроком годности, а потом как новые фасовать – очень плохо. Заметили, что во рту таблетки стали разваливаться и желтые по цвету, хотя раньше белые продавались? Теперь знаете, почему. Но их никто не наказывает, потому что там большие деньги и политика. А вот если бабка зверобой у магазина продает – нельзя. Что нормальному человеку делать? Только самому определять, кто виноват.

На последнем месте, в таможне, я вел линию контрабанды культурных ценностей и иже с ними. Где в центральном регионе границу возьмешь? И контрабандистов? Поэтому линия эта считалась тухлой.

У меня ушло полгода чтобы вникнуть в ситуацию. Помимо прочего, познакомился с несколькими владельцами антикварных магазинов и одним продавцом металлодетекторов. Конечно, все это легендировано. Кто же со мной при моей должности официально разговаривать будет? Представлялся по-разному, аккуратно выспрашивал. Нашел единомышленников и сам стал выбираться на поиск. Сложилась компания, которую я оберегал.

Пришлось раскрыться. Но никто не отвернулся.Ничего плохого с точки зрения здравого смысла они не делали. Строители или колхозники не щадят никаких культурных слоев. Обычное государственное «Нельзя». И мы его обходили, как могли.

Нашли много чего интересного. Нам даже попалось захоронение викинга. Мне досталось несколько украшений. С ними я и подкатил к скупщикам. Ко мне появился интерес. И я внедрился. Что такое внедрение? По-простому, это когда сотрудник выдает себя за кого-то другого в нужной компании с целью получения различной информации. Штирлиц, как классический пример долгосрочного внедрения. И проверочная закупка, проводимая агентом или сотрудником, как пример краткосрочного.

Внедрение – не единственный способ. Оперативно-розыскных мероприятий в законе прописано пятнадцать. И все они используются по полной программе.

Через год я вышел на закрытую программу учета и присвоения икон. Кто-то наверху продумывал, как все старинные иконы забрать из храмов, под видом необходимости тщательного хранения и контроля народного достояния. Не надо мне про это было знать. Меня вызвал начальник и сказал, что про темы, на которые я вышел, лучше забыть. Старшие товарищи, как именуют ФСБ, очень недовольны. Кстати, раньше я никогда не задумывался, почему такая отвлеченная статья, как незаконное занятие археологией курируется ими. Сроки маленькие, дела плевые, причем тут безопасность государства? Однако же, именно они этим занимаются.

Не послушал я намеки руководства. Как охотничьей собаке на гону остановиться? Вот же она, тема глобальной контрабанды. Настоящая! И получил.

На экстренно приехавшей проверке нашли косяки с секретными документами и завели уголовное дело. Пока без установленного лица. Но этого достаточно, чтобы пнуть на пенсию. Хорошо еще, что она уже была.

А потом я остался один. Сын недавно женился, и они с женой уехали в Китай, хорошая работа – что-то с туристическим бизнесом связано.

Мне остался «Гарет» и кое-какие связи. Из тех, кого я отпустил, хотя мог поймать и даже предупредил. И они остались благодарны.

Сегодня я пошел к Чудику. Так я его назвал. У него небольшой бизнес. Держит магазинчик со всякими полезными товарами для выживальщиков. И то, не сам, а его подручные по походам. Он давно зазывал в гости, как узнал, что меня уволили. Но я надеялся справиться сам. Загрузился спортом. Тренировки помогали какое-то время. Но причина не ушла, депрессия свое взяла. Теперь либо на дно бутылки, а потом в петлю, либо сразу в петлю, чтоб не мучиться.

Так бывает, когда ты всю жизнь сильный, в боях и ранах. А потом оказывается, что ты был просто стеной для престижа, обеспечения, защиты от жизненных бурь. А теперь, когда перспектива только в «Магнит» охранником, можно обойтись и без тебя.

Про охранника я сам жене сказал. Для проверки. А она взяла и поверила. Конечно, оно и к лучшему. Глаза открылись. Но цена таким открытиям очень велика. Осталось состояние, когда уже все равно, что и куда. Ничего не страшно, потому что хуже не будет.

Я созвонился и поехал. Уютный июньский вечер наполнялся музыкой, гудками авто, смехом молодежи. Свою машину я продал, чтоб было на что жить после развода. Суда еще не было, но в исходе я не сомневался. Квартиру делить не буду. Придется снимать. А лучше всего уехать в деревню, в далекую-предалекую, чтоб никто не добрался. И делать все, что душе угодно. Друзей приглашу, будем поля прочесывать. В среднем, хабара хватает, чтоб одному человеку нормально прожить.

Чудик – мужичок шестидесяти лет, бородка заплетена в косичку. Меня проводили к нему в подсобку. Он поднялся навстречу. Небольшой животик его прикрывала полосатая рубашка на выпуск, а сверху кожаная жилетка. На голове круглая шапочка, как у китайцев.

– Привет! – Улыбаюсь я, – вот решил зайти, а то давно не виделись. Да и подскажешь чего-нибудь. Мои дела сам знаешь, сейчас в каком состоянии.

– Проходи, садись, чай пить будем. А что до дел, то они всегда одинаковы. От состояния ума зависят. Что в голове – то и в делах.

Он взял пузатый глиняный чайник и разлил парящую янтарную жидкость в пиалы.

– Вот, не совсем, – возразил я, – раньше таких последствий не было. По молодости разве неудачи так переносились? Да наплевать. Упал – встал, отряхнулся, заново начну, и вся недолга. А тут прибило, как гвоздями.

– Сил нет?

– Физические силы есть, руки двигаются, ноги ходят. А делать ничего не могу. И ничего не хочу.

– Значит, не то делаешь.

– Раньше все мог. И то, и не то.

– Ну, раньше и пломбир был вкуснее. Знаешь анекдот? – Он не дождался моего ответа, – дед пришел к урологу. Вот, говорит, до чего власть довела – у меня потенция пропала. Врач ему – причем здесь власть? А тот отвечает, мол, не знаю, не знаю, при Брежневе такой фигни не было.

– Ну, правда же, не было!

Мы оба смеемся.

– Я тебя и сам хотел видеть, только ждал, когда созреешь, – Чудик стал серьезным.

– Тема есть?

– Есть. Не знаю, как быстро согласишься, но что тебя заинтересует, уверен.

– Излагай.

– Копали мы тут одно место. Склеп, короче.

– Ты докатился! – Перебиваю я.

– Подожди. Там с легендой дело. Началось с того, что дневники нашли в старом доме при ремонте. Да ты знаешь, в центре он, я его откупил. Стену поломали, а там комнатушка скрытая. Ценного мало. Две шпаги, револьвер, шашка, сервиз фарфоровый и переписка. Барахло ребятам на разживу отдал, а бумаги сам разобрал.

– И там пиратская карта?

– Там указание на поместье. Точнее, на место, где оно раньше стояло. От зданий ничего не осталось.

– Это где?

– У нас. Недалеко тут. Название романтическое – урочище Ангелов. Про ценности и раньше слухи ходили. После революции от усадьбы камня на камне не оставили. Буквально. И вокруг перерыли. Искали несколько десятилетий. Кто про сокровища несметные говорил, кто действительно про карту. Но так ничего и не нашли. Пруд большой остался и аллея из древних лип. Толстые, в три обхвата. И мы бы не нашли, если бы не дневники. Заклад под одной из лип оказался. Там тоже бумаги. Но уже конкретные.

– Если все нашли, то я зачем?

– Идем ближе к теме. В бумагах ссылка на склеп. Нашли и его. В километре от урочища.

– Много подняли?

– Ничего не взяли. Тут в другом дело. В послании написано о возможности омоложения.

– Ух ты! Судя по твоему виду, вранье.

– Да, добровольцы сразу нашлись. И я тоже пробовал. Но там несколько условий. Все в стихотворной форме, все так мутно. Понятно, что нужно встать на ступени. Каждая ступень вниз – минус десять лет в возрасте. Сам понимаешь, всех подряд не пошлешь. С годами подгадывать надо. Хотя молодежь тоже попробовала. Даже возникли версии, что не сразу сработает, подождать надо.

– Много ступеней?

– Десять. Оно и понятно, больше вряд ли потребуется.

– Значит, фигня?

– Там еще условие есть. Человек должен в отчаянии быть. А мы все весьма довольные по жизни. Мелкие неприятности не в счет. Я как не напускал грусть и печаль на себя, ничего не получилось.

– А я, значит, в самой кондиции?

– Думаю, что да. Ты сейчас от дел отошел. Совсем прежней работы не касаешься и не в курсе. А у меня источники там есть. И я получили информацию, что сейчас ваши старые дела втихую копают. Народ опрашивают. И про тебя в том числе.

– Вот, суки! Чего еще им надо-то?

– Компромат ищут, хотят, чтоб ты исчез. Уж сильно не туда влез, друг ты мой сердечный. Не убили пока и радуйся. Но не думай, что в покое оставят. Операм задание дали, будут работать. Да и силу им показать надо, чтоб другим неповадно было.

– Хорошо, что я раньше этого не знал, – подумал я о своем и плохом.

– Хорошо, – согласился Чудик, – там еще третье условие, но мне оно непонятно.

– Так ты что, поверил во все это?

– Пока еще нет. Но я же практик. Надо сделать все по правилам, а потом уже обсуждать. Требование – полнолуние. Как раз завтра, ты удачно зашел. С меня шашлыки.

– Ночью комары не сожрут?

– Вот, кстати, комаров там нет. Рядом гудят, а туда не подлетают. Тоже странность. Чего бы халявных шашлыков не поесть?

– Договорились. Завтра к десяти вечера подъеду.

– К девяти лучше, чтоб запас по времени был. Позавтракать с утра спокойно не удалось. Позвонил бывший коллега.

– Привет, Андрюха, слыхал?

– Еще нет. Удиви.

– Ватруху прихватили.

Я замолчал. Востряков был одним из лучших оперов. Ушел на пенсию три года назад и устроился в очень хорошее место. За какие такие заслуги с ним так?

– За что, не знаешь?

– Не-а. Все в шоке. Он с тобой вместе работал. Я думал, может, ты в курсе.

– Два месяца не видел его. Он же всегда аккуратный. Что на него можно накопать?

– Накопать на всех можно. Значит, не в курсе?

– Нет. Узнаешь что, позвони.

– Обязательно.

По интонации я понял, что не позвонит. И что знает больше, чем говорит.

Война войной, а еда едой. Я пожарил яичницу из пяти яиц. Заварил зеленый чай. Но ем без удовольствия. Мысли по неволе сбиваются на коллегу. И не только мысли. У каждого рабочего опера есть чуйка. Сейчас она просто орет: «Вали, куда глаза глядят». «Пойду, прогуляюсь», – говорю сам себе.

В карман сунул наличку, какая осталась. Чуть больше десяти тысяч. Еще на карте тысяч пять. Из телефона вынул аккумулятор. Чтобы не установили местонахождение. Звонить мне никуда не надо, о встрече договорено. Если просто отключить, то это не поможет. Больше ничего не брал. Прихватил пакеты с мусором. Набралось много.

Около помойки потрошил бачки бомж. Со мной вежливо поздоровался. Попросил закурить. Но я не курю. Бомж философски пожал плечами. Я достал сотню.

– Купи себе.

– Благодарю, – коричневая от загара рука взяла бумажку, – могу за пивом сбегать.

– Не надо пива, – я достал пятихатку, – себе купи, а мне шоколадку. Только хорошую. Ридерспорт или бабаевскую.

Бомж растворился. Я сел на поребрик. Что это со мной? Взбудоражился ни с того ни с чего. Ватруха со мной дел особых не имел, всегда сам по себе. Вот и намудрил где-то. Срок давности для тяжких преступлений десять лет. Вполне еще попадает. Но мне какое дело? За мной ничего смертельного нет. Нервы все. Вот, и глупости делать начал. Бомжу шестьсот рублей ушло. Хотя жалеть о добре нельзя.

Бомж появился с пакетом. Протянул мне плитку «Вдохновения».

– Приношу извинения, другого приличного не было. А этот по скидке. Может, все-таки пивка?

– Ты пей, я свое поем.

Маленькие брусочки в фольге. Хороший шоколад. Бомж зажмурился и пьет из полторашки. Крякнул и открыл сухарики. Предложил мне, я отказался. Дожил, сижу с бомжами у баков, кушаю. Увидит кто знакомый, позору не оберешься.

Хотя, чего я боюсь? Такое уже было. Когда по молодости внедрялся за фальшивой водкой. Меня одели, как этого бомжа, нарисовали синяк алюминиевой ложкой под глазом, я еще не брился для этого три дня. Дали сетку с банками смятыми. Иду к ларьку, а тут, как нарочно, навстречу бывшая. Увидала меня и давай: «Казаков! Вот так я и знала, что этим кончится. Вот до чего ты докатился. Посмотри на себя. А я знала, что так все и будет». Ребята угорали в засаде, а мне не до смеха. Только пожимал плечами: «Так вот все повернулось. Есть сотка?» Получил даже две. Наверное, за доставленное удовольствие.

Я встал. Только хотел пожелать удачи бомжу, как мое внимание привлек белый «Соболь», который лихо тормознул возле дома. Из него выскочили черные фигуры и скрылись в моем подъезде.

Я сел обратно. «За тобой что ли», – поинтересовался бомж. Я кивнул. «Тогда не светись на хате. По-любому будут пасти. Лучше на природе где-нибудь. Там и видно далеко, и народу мало».

Трудно не согласиться с умным человеком.

– Кто их знает? Всегда надеешься на лучшее. – Я достал еще пятихатку, – посмотришь, что и как? Сейчас одиннадцать. Часа в три я подойду.

Бомж согласился. А я под прикрытием бачков шмыгнул за кусты. Теперь нужно снять деньги. Никаких следов оставлять нельзя. Сейчас активность увидят, подумают, что в магазин пошел. Будут ждать.

В «Магните» банкомат отсчитал деньги. Я тут же ушел. В кафе сидеть не вариант. Там камеры. И интернет. Нам таких возможностей не предоставляли, но у чекистов запросто. Так что могут вычислить.

Я принял совет нежданного помощника и расположился на скамье в парке. За четыре часа все передумал. От сдачи на милость победителей до бегства сначала на Украину, потом в Европу, от собственной излишней мнительности и даже глупости до крайностей в виде киллера из отдела ликвидаций. Спросил время у проходящей женщины и вышел тихонько обратно.

Бомж спал на некошеном газоне между кустами и мусорными баками. Рядом валялись две пустые полтарашки и пакетик недоеденных орешков. Ладно, сам посмотрю.

– Не ходи, – окликнул меня бомж трезвым голосом, – стоит «Волга» у гаража. Там те же. Из «Соболя» пересели.

– Я думал, ты вдрыбадан.

– Выпил, конечно. Но дело знаю.

– А если еще попрошу помочь? – достал я пятихатку.

– Смотря что, – осторожничает бомж.

– Отойдешь отсюда к трассе и вставишь аккумулятор в телефон. Звонить не надо. Очень классно будет, если закинешь его в грузовик.

– Не вопрос, чего не помочь хорошему человеку. А давай продадим?

– Не надо. Словят. Зачем тебе проблемы?

Бомж не спеша поднялся. Телефон скрылся в кармане драного пиджака. Я выглянул из-за бачков. Возле гаража стояла тонированная серая «Волга». Теперь и время не посмотришь. Минут через пятнадцать машина газанула и скрылась. А я отправился в город.

Только тогда замечаешь камеры, когда есть для этого повод. Сколько же их много! У дверей магазинов и кафешек, просто так, на углах улиц, на перекрестках, светофорах и переходах, в автобусах и маршрутках. Ни шагу без контроля. Поэтому первым делом я купил у остановки крупные очки и бейсболку.

В центре сразу прошел к Чудику.

– Ты что-то рано.

– Подумал, а может, сразу на шашлыки? А то есть охота.

– Хорошо, что приехал. Я тебя забыл предупредить, а у тебя телефон не абонент. Ты много ел сегодня?

– Яичницу и чай. А что?

– Надо на легкий желудок. Так что потерпи, пожалуйста. Потом с меня поляна.

– А пить можно?

– Чай заварим. А что с телефоном?

– Потерял.

– Дааа? Понятно. Поэтому и пришел рано. Ладно, сиди здесь, смотри книжки, в комп не лезь и даже не подходи.

В девять вечера мы стартовали. Машина у Чудика – крузак. За нами боевого вида «форанер» с тремя ребятами. Через час свернули на проселок. Еще через полчаса встали. Дальше пешком по полям и перелескам. В одиннадцать мы стояли возле зарослей с утоптанной к ним тропой.

– По нашему времени через полчаса начнем. Примерно полтора часа у нас будет.

– Мне все это время в склепе надо быть?

– Поэкспериментируем, – неопределенно ответил Чудик, – есть еще одно обстоятельство. Тебе надо туда голым. Не бойся. Я отвечаю, что ничего с тобой не случится.

Мы посмотрели склеп – тяжелая плита на метровом основании.

– Под ним лестница, потом площадка с аркой. А за аркой ступени. Дальше стена. Ты встанешь, куда хочешь. Мы плиту задвинем. Только не двигайся для чистоты опыта.

– Как-то не по себе. Ты меня правильно пойми. Человек ты хороший, но тут ночь, вас четверо, я голый в склепе, и вы меня еще плитой прикроете.

– Хочешь, поедем обратно?

– Вот не хочу.

– Я тебя понимаю. Уже думал над этим вопросом. Обсудим все после. И еще, там ступени и посреди них ребра или выступы, как хочешь назови. Они тоже имеют какое-то значение. Ты сначала не переступай. То есть, встанешь на третью ступень, а за тобой будет два выступа.

– Да понял я. А когда вставать за него?

– Дадим команду. Сам ничего не предпринимай. Я разделся. Комаров действительно не было. Они вчетвером еле сдвинули плиту. Открылся черный проем с лестницей. Мне светили фонариками. Я спустился вниз метров на пять. Глаза привыкли. Я стоял на площадке. Впереди увидел арку чуть выше роста человека. Камень украшала резьба в виде непонятных и страшных животных, растений и людей.

Переступил, и ноги ощутили другой камень. Он гладкий, даже скользкий, а не шершавый, как плитки площадки. Шагнул на три ступени. Мне сейчас сорок три. Никто не будет искать двадцатитрехлетнего парня. Хоть помечтаю. А потом поем.

– Стоишь? – Раздалось сверху.

– Стою. На третьей. Посреди ступеньки продольный каменный жгут, я перед ним встал.

– Все. Закрываем на пятнадцать минут.

Плита заскрежетала, и свет погас.

«Мне ее одному не поднять, – подумал я, – в склепе еще быть не приходилось. А если они не откроют? И не слышно ни звука». Темнота сгустилась. Пятнадцать минут, по моим ощущениям, прошли. Вдруг ошибаюсь? Посчитал секунды. Еще пятнадцать минут. Не открывают. Пошел к лестнице. Слякоть под ногами. Когда натекла?

– Эй, парни, хорош уже. Я замерз, открывайте!

Лестницы не было. Я орал благим матом. Перебрал все угрозы, какие смог вспомнить и даже выдумал несколько новых. Очень холодно. Руки и ноги потеряли чувствительность. Я уперся в стену, которая тоже оказалась мокрой и какой-то гнилой. Мне даже удалось подняться на метр. Но ступня скользнула и я упал навзничь. В глазах замелькали вспышки. Еще убиться не хватало. Потрогал затылок. Руке мокро и тепло.

Вдруг наверху раздался шорох.

– Эй, вашу так разэтак. Открывай трам-тарарам, – не жалел я горла.

В глаза мне ударил дневной свет.

Глава 2

– Ироды! Изгаляются над человеком. Креста на них нет, – какой-то дед совал мне свежесрубленный березовый шест.

Глаза резало. Но я заметил, что стены гнилые и деревянные. Что за фокусы?

Я напрягся, чтобы подтянуться, но это получилось неожиданно легко.

– Здравствуйте. Спасибо Вам, а то я уже отчаялся.

– Господь милостив. Меня послал. Я тутычки коров пасу. Это вас, барин, разбойные люди так оприходовали?

– Еще какие разбойные. Так я, получается, всю ночь и утро просидел? А показалось полчаса.

– Это потому, что в беспамятстве были. Шандарахнули дубиной. Вон затылок весь разбили.

– Ответят за затылок. Тут моя одежда нигде не валяется?

– Так чего ж ей валяться? Забрали все подчистую. Это Елизаровские шалят, как есть они.

– Елизаровские, братья, что ли?

– И братья, и дядья их, и отцы с дедами. Все Елизарово испокон веку разбойничает. Сюда только не ходили, вроде как рядом. Остерегались. Да вишь, как оно. Вы пришлый. Они и позарились, значит.

– А вы кто?

– Ефим. Пастух мирской. Пастушонок еще со мной.

– Машины не слыхали, не видали?

– Отродясь не было. Разве только господа привезли? Да я бы знал. У нас только мельница у омута.

Глаза мои привыкли к свету, цветные пятна прошли. Я увидел, что старик босой, в штанах и рубахе грубого полотна. С прорехами на локтях. Подпоясан веревочкой, однако в берестяных ножнах торчит деревянная рукоять.

– Мне бы в Меряславль как попасть.

– Так сразу не попадете. Да и образ у вас не подходящий. И горячка может сделаться от шишки. Полежать надобно. У нас тетка Барвиха травами пользует, сродница моя. И живет, как раз за деревней. К ней сейчас Николку пошлю. Заодно попросит, чем страм прикрыть.

Мы прошли метров двести. За ольшанником на поле лежало стадо разномастных коров.

– Николка, – крикнул дед.

Мальчишка лет десяти вскочил с лежки в тени и испуганно уставился на меня.

– Вишь, лихие люди барина попортили. Беги к Барвихе, обскажи все, как есть. Мол, догола раздели да ошеломили в кровь. Пусть штаны с рубахой сыщет. Как оденется, чичас и придем.

– Ефим, прошу прощения, вы почему меня барином зовете?

– А кто? Вы хоть и молодой, да видно по всему. А наперед по рукам. Крестьянские то другие.

– А я молодой?

– Уж известно, не старый. Мню, лет двадцать, много двадцать пять будет.

– Зеркало есть у Барвихи?

– Почто не верите? У меня глаз наметан. Любой скажет. Волос черен, кожа гладкая, зубы целые.

Я провел языком. Все зубы на месте. Пломб тоже нет. Они у меня от природы были хорошие. Первую пломбу в двадцать лет поставил. В армии. Погрузил руки в волосы. Глянул вниз. Пузика нет. Никакого.

Так что, получилось? Быть того не может. Тогда где я?

– Ефим, скажите, а где я сейчас нахожусь. А то я от удара память потерял.

– В Меряславской губернии, Улеймской уезд. Усадьба в Чудинове. Господ Тростянских поместье. А деревня рядом – Лыткино.

– Дедушка, а год какой сейчас?

– Одна тысяча восемьсот двадцатый от Рождества Христова.