«Варвары», или Не герои – герои
Виталий Чернов
Наши предки прошли серьезные испытания войной, разрухой, голодом. Кого-то выделить, сравнить или сказать, что кто сделал больше для победы, а кто-то меньше – нельзя. Как говорили бывалые солдаты: «Война – это тяжелый каждодневный труд».
«Варвары», или Не герои – герои
Виталий Чернов
© Виталий Чернов, 2023
ISBN 978-5-0060-8613-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Варвары»
или
Не герои – герои.
«Варвары»
Во все времена цивилизованные (как они сами себя считают), западные полководцы называли русских воинов «варварами». За неприхотливость в походах. За то, что не пили кофе в окопах. За то, что в сражениях бились доконца, защищая землю предков и часто предпочитая смерть измене.
О них, о «варварах» пойдет речь.
Клубника
1977 год. Лето. Уголовный розыск 128 отделения милиции города Москвы. Вызов на проишествие. Ночью раскурочили машину. Сняли два колеса.
Взяв чистые бланки объяснений и протокол осмотра места проишествия, с папкой под мышкой, на троллейбусе №3 доехал до остановки «Дмитровская». Бутырская улица.
От отделения недалеко. Всего три остановки.
Дверь открыл пожилой мужчина, небольшого роста. Седой. Лицо открытое, простое. Немного стесняясь, начал извиняться: – Вы, уж простите, побеспокоил вас. Но иначе никак нельзя.
Прошли в квартиру. В комнате, на столе, в глубокой тарелке – клубника. Свежая, ярко-красного цвета. Рядом в вазочке – орехи, фундук.
Грешным делом подумал: «А, неплохо устроились старички. Везет же!»
В то время клубника в магазине – редкость. А на рынке – дорого.
Мужчина закашлялся. Все никак не мог остановиться. Отошел в ванную комнату.
А в это время ко мне подошла его жена. Милая, русская женщина.
– Вы его сильно не терзайте. Он у меня всю войну прошел. В пехоте. Весь битый, перебитый. Ходит в металлическом корсете. Тяжело ему. Спит почти сидя, задыхается.
– Да, я только объяснение возьму и осмотрю машину.
– Хорошо, тогда ладно…
Ветеран откашлялся, успокоился и пригласив меня за стол, поведал: – От государства получил машину – запорожец, горбатый. Да, только два раза и покатал свою царицу. Ехать-то особо некуда. Спасибо конечно за заботу. А тут такая оказия. Ночью кто-то снял колеса. Так неудобно получилось. Подвел я Совет ветеранов. Что теперь скажут. А может вы ее заберете, а мне дадите справочку. Чтобы отчитаться. Она нам с женой правда не очень-то и нужна. Да и здоровье уже не то, чтобы за ней следить.
– Ну, что ты отец, не волнуйся. Сейчас быстренько все запишем и выдадим тебе документ, что обращался в милицию. А разбойников мы найдем.
А сам, в это время подумал: «Какие же люди встречаются. Совестливые, порядочные. Сам весь израненный, в прямом смыле грудью родину защищал. А ему, видите ли, неудобно перед страной, что его обворовали. Да… Таких людей на руках надо носить. Не только клубникой, „птичьим молоком“ кормить надо».
Только им это уже не надо, не в радость.
Весь день русский солдат не выходил из головы.
Трубач
1920 год. Март. Остатки разбитых белых армий докатились до юга страны, до Черного моря.
Генерал Антон Деникин стремился спасти свои войска, отдав приказ отходить к Новороссийскому порту и грузиться на английскую экскадру. Эвакуация в Крым началась.
Между тем, пароходов на всех не хватало.
Донские казаки и небольшая часть Добровольческой армии, не попавшие на суда, двинулись в сторону Туапсе.
– Никола, слушай. Нас все равно никто на корабль не возьмет. Надо что-то делать. Или со своими топать по берегу, или все бросить к чертовой матери и пробираться на Дон, – рассуждал товарищ Зимовнова по духовому оркестру Сергиенко.
– На Дон нельзя. Там сразу к ногтю. Припомнят службу у белых. В Крыму тоже делать нечего. Опять драпать? Куда? Кому мы нужны? Давай к красным попросимся. На нас крови нет. Мы что, мы музыканты. Авось не расстреляют.
Сидели на берегу. Разговаривали.
Николаю припомнилась родная станица, что на Хопре. Родился в далеком 1897 году в казачьей семье. Счастливое детство – солнце, речка, лошади. С юности проявлял интерес к музыке, к пению. Родители одобряли. В станице пели все. Многие играли на инструментах. Мальчика больше всего тянуло к духовому оркестру. Сначала помогал носить инструменты, переворачивать ноты. Потом освоил технику игры на трубе, помогли опытные музыканты. Научили разбираться в нотах. Оказался самородком. Стали привлекать к участию в выступлениях оркестра.
Грянула революция. За ней Гражданская война.
Донское казачество массово поддерживало белое движение. Жили при царе неплохо.
Когда в станице началась мобилизация, вступил добровольно в музыкальный взвод Донского казачьего войска. По другому нельзя. Надо как-то определяться. Вроде при деле и семью никто не трогает.
А дальше война на стороне белых. Играл на смотрах, парадах, торжественных вечерах.
Так с оркестром и докатился до моря.
Накануне Николаю приснился странный сон. Будто он катается на веревке, сидя на привязанной палке. Как в детстве, на берегу реки. Только веревка длинная-длинная и уходит высоко в небо. И так сильно раскачался, аж дух захватывает.
И вот, летит он в очередной раз, а впереди стена. Огромная, огромная. Никак не миновать. «А-а-а-а! А-а-а-а!» С трудом разбудили. Перепугал всех. И вот теперь все! Каюк! Крах! Отвоевались.
Подумали, подумали и порешили пробираться к красным. Посрывали атрибуты принадлежности к белой армии, чтобы сразу не прибили. Инструменты под мышку и вперед.
Как ни странно, Зимовнова и Сергиенко приняли в оркестр почти без проверки. Хороших музыкантов не хватало, а эти любую мелодию могли сыграть на слух. Особенно хорошо у Сергиенко получался на валторне встречный марш Лейб-гвардии Преображенского полка. К тому же оба знали нотную грамоту.
Так началась новая жизнь, со старым содержанием – парады, смотры, концерты. Но уже в Красной армии.
В конце 1922 года, после завершения боевых действий, Николай осел на Донбассе. Работал капельмейстером духового оркестра на шахте. Духовые оркестры были при каждой шахте. Мода что-ли такая была. Женился на местной девушке Варваре. Один за другим родились три сына – Борис, Володя и самый маленький Николай.
