Тринадцатый год Ворона

Глава 1

Окруженная лесами и реками равнина, однажды, стала оплотом для беглых рабов. Полноводная и спокойная река Зури и быстрая, но не такая широкая река Алихэ, проходящие через густые леса государства Сунати, щедро делились своими дарами с новыми жителями этих мест. Богатые древесиной леса, обеспечивали кров и защиту, реки поили и кормили, а разнообразная флора и фауна не только служила источником пропитания, но и лечила.

Подходил к концу год Рыси. Время шло. Уже не те птицы поют, уже не те.

В наступающем году Ворона, как символа своего имени, каждый раз случались какие-то странные, порой невероятные изменения.

– Дедушка, а скажи, это правда, что если високосный год приходится на год Ворона, то происходят чудеса?

Старый дедушка потрепал внучка за голову, так, что его кудряшки выбились из под ночного колпака, улыбнулся, и ответил:

– Ты знаешь, родной, хоть это очень редко случается,– тут дедушка замолчал, вздохнул и продолжил, – происходит ведь не только хорошее, бывает даже, совсем наоборот. Но, несомненно, это будет обязательно чудом.

Мальчик был одет в пижаму с ночным колпаком, который делал его похожим на одного из героев сказок о гномах. Старик, взглянув на мальчика, усмехнулся своим мыслям, которые так красочно представились ему и напомнили о сюжетах давно забытых историй. Где маленькие человечки выходили работать в глубокие пещеры в ночное время, так, чтобы оставаться никем незамеченными. Они ночь от ночи добывали драгоценные камни из недр горных пород своими кирками и молоточками, и та часть сокровищ, которую удавалось обнаружить мардам, была несравнимо мала с самым маленьким ушком, у самой крохотной иголки.

Поднявшись со своего кресла и направившись к полкам с грамотами, мужчина обернулся на внука, и увидел, что мальчик все в том же положении остался сидеть на корточках у камина. Кадог любил проводить вечера со своим внуком, рассказывая истории. По обыкновению, происходило это на родном языке, жителей Аужена, к которым старик был причастен, обучая тем самым Ардора к многоязычию. Он предпочитал, говорить о них, как об истинных легендах, которые передавали мудрейшие своим потомкам, тем, кто так или иначе был связан с годом Ворона. Остальные же жители маленького городка Тар, имели лишь смутное представление о подробностях этого года.

Ардор был мальчиком десяти лет, со светлыми вьющимися волосами, как у его матери, слегка прикрывающими уши, стоило их слегка намочить, они словно пружинки один к одному весело подпрыгивали обрамляя детское личико. Его голубые глаза с желтым ободком вокруг зрачка, служили для старика Кадога отрадой, чертой, которой тот гордился. Ведь эту генетическую особенность, его единственный внук унаследовал именно от него. Ростом мальчик пошел в представителей мужской половины своего семейства, к которому относились дед Кадог, его сын Марук, отец мальчика, и сам Ардор.

–Позволь я покажу тебе, что это за магическая дата. – С этими словами Кадог подмигнул внуку Ардору.

В большой читальной комнате, какую у знатных особ предпочитали называть ведовой, хранились на высоких дубовых шкафах различной величины и толщины переплеты, так называемые грамоты. Большое количество переплетов не говорило мардам абсолютно ничего. Они просто ими не интересовались. Высоко в те годы ценился лишь дар предвидения. Так как и этот год приходился на год Ворона, всем, кому не лень, было выгодно предсказывать всевозможные небылицы. А марды, которых, так или иначе, устраивали прогнозы «выдумщиков», отдавали за них большие деньги.

Высокие окна комнаты были завешаны плотными шторами темно-синего цвета. Свет от причудливой лампы на медной ножке, в виде пружины с застрявшими в ней шестеренками, и богато украшенным абажуром из полудрагоценных камней, роняли свои разноцветные блики на бледно-песочные стены комнаты. То пространство в помещении, которое не было занято шкафами, делили между собой проглядывающие местами трубы коммуникаций и несколько портретов в тяжелых массивных рамах. Подойдя к стеллажу с самыми пыльными грамотами, старый Кадог достал один из переплетов. Повернувшись, и подойдя ближе к внуку, он на уровне его глаз остался держать переплет.

–Смотри, Ардор, видишь, пыль лежит неравномерно?

И действительно, на уголке переплета, там, где был оторван кусочек обложки, на самих страницах пыли не было. Взяв рукопись в руки, Ардор начал сдувать с неё пыль. Мальчик старался дуть так, чтобы пылинки попали на страницы самого переплета.

–Зря стараешься,– улыбнулся старик, – этому переплету более шести поколений. И ты знаешь, когда и я впервые взял ее в руки, тоже поразился тому, почему пыль не оседает на листах, на самих рукописях.

Мальчик удивленно поднял брови.

– И в чем же секрет?– полюбопытствовал Ардор.

–Это воск. Но воск, не такой как обычно мы используем при печати, такой воск делали из кости и крови драконов, причем, это должны были быть разнополые особи. Кровь исключительно самки, кость размолотая, и доведенная до состояния порошка, исключительно самца. Их смешивали и наносили поверх рукописи, чтобы все записи в первоначальном виде перешли к следующим избранным.

Высокий старец, одетый в цвет заварного крема длинную рубаху, с расстёгнутым воротом и длинными рукавами, которые завершались прорезиненной манжетой, была надета на синие брюки-портки. На левой руке виднелся черный тонкий кожаный ремешок. Поверх его домашнего одеяния был накинут баньян в светло голубых тонах с орнаментами из золотых нитей. На ногах прорезиненные остроносые тапочки коричневого цвета.

Когда-то каштановые волосы нынче изрядно поседевшие имели среднею длину и были аккуратно зачесаны к затылку. Усы и борода с серо-металлическим отливом прикрывали сильные скулы и подбородок. Брови часто сдвинутые к переносице, отчего на лбу имелись характерные глубокие морщины, говорили не о тяжелом характере его владельца, скорее о его глубоких размышлениях и многочасовой рутине.

– А что делать с рукописями теперь, когда драконов не осталось? Как их можно защитить сейчас? – Продолжал расспросы мальчик.

–Этого я не знаю, Ардор. Всё что нам остается сегодня, это беречь то, что мы имеем. Эти грамоты содержат истории и знания, которые люди многие соты лет копили и искали в самых разных уголках нашей мудрой планеты Делхи. Но прочесть их может не каждый, ведь они записаны языками разных народов. Сейчас я могу показать тебе, что мне удалось растолковать.– Голос у Кадога был тихим, мелодичным и слегка с хрипотцой.

Пройдя к камину, и подкинув в него немного дров, так как огонь уже утратил былой свой жар, дед с внуком уселись плечом к плечу, развернув переплет на первой странице.

–Как ты знаешь, Ардор,– начал рассказ Кадог,– в году нашего времени 13 месяцев, и месяц каждый из 28 дней и 28 ночей. Кроме конечно месяца Темноты, в котором на 28 дней приходится 29 ночей. И 13 месяцев представляют собой год.

–Дедушка, и все же почему у нас два календаря, а не как у тех народов, что за горами Цепи? У них всего один. – Робко поинтересовался мальчишка.

– А по тому, родной, что благодаря второму календарю, мы при сопоставлении с первым можем высчитать год Чудес.

–Вот, взгляни. – Они перевернули страницу. – Каждый год имеет свой  знак-талисман, их всего 11. Давай проверим, как хорошо ты их знаешь.– Предложил старик внуку.

–Рысь, Ворон, Барсук..-начал перечислять мальчик.

–Его еще называют годом Пса, правильно. Дальше Медведь – Добавил Кадог.

–Затем Лиса, Ящерица или Змея, Белка, Кабан..мм.-задумался Ардор,– Жук, Ястреб и Пчела.– Закончил мальчик.

–А високосный год, как часто бывает?

–Каждые 4 года. А в переменчивом месяце на один день становится больше.

–Все верно! – Похвалил Кадог. – И получается так, что не каждый год Ворона приходится на високосный год, год  чуда. Это происходит каждые 44 года. И потому, готовиться к нему следует очень осторожно. Даже идя на битву, стараются окончить сражение до знаменательного года. Никто не знает, добрую славу ли оно принесет государству, или поглотит его.

– А помнишь ли ты, Ардор, легенду про город заложенную робами? – поинтересовался старик у внука.

–Конечно, помню, – ответил мальчишка.– Согласно легенде, город был заложен группой сбежавших таров. И выбрали они для этого самое лучшее время. Это случилось, как раз, в год Ворона.

–Верно. Начавшееся волнение среди таров и их хозяевами переросло в настоящий бунт. В этот год пришел к власти новый монарх – Вон Изар, избранный среди наследников на престол между монархами со всего Сунати на следующий одиннадцатилетний цикл правления. Он продолжил работу начатую еще его прадедом по упразднению рабства по всей территории Сунати. Такая реформа не была в радость алпаутарам, и бывали случаи, когда те прибегали к шантажу в отношении своих таров. Они хотели, чтобы работники оставались и дальше на землях своих хозяев как это было многие соты, работая целыми поколениями. И все же, небольшое количество таров, не желающих, став свободными людьми, оставаться прикованными к землям их бывших хозяев на правах арендаторов, собрались в небольшую группу и бежали под покровом ночи. Среди бежавших были несколько семей, и отдельных работников, в возрасте от года до шестидесяти четырех лет.

–Алпаутары плохо обращались со своими рабами?– спросил Ардор.

–Ты знаешь, мальчик мой, я встречал много таров. Были такие, кто очень ценил и любил своих хозяев, был им верен, не смотря на сложности. А встречались и такие, кто ненавидел всем сердцем свое существование. И стараясь уйти как можно дальше от старых хозяев, беглецы искали для себя новый дом. Преодолевая расстояния через реки и густые леса, они вышли на равнину, которая находилась недалеко от границы Сунати с государством Мовары. Издревле, земли эти считались дикими, полными опасных животных и порывов сезонных ветров, и потому были безлюдны.

–Если здесь было так опасно, почему эти люди остановились здесь?

–Ищущие приюта беглецы, на свое счастье, были приятно удивлены, когда, поселившись на этой равнине, не обнаружили следов диких зверей. А ветра были буйные лишь у самой вершины горы Ура. Вероятно, дорогой мой Ардор, не имея глубоких знаний о данной местности, или плохо изучив их (а быть может и не изучая вовсе), правители государства Сунати и люди, населявшие его земли, были неверно проинформированы о данной территории.– Кадог сделал небольшую паузу, потормошив кочергой поленья.

Мальчик, каждый раз, с открытым ртом слушал истории своего деда, зная, что каждое его слово, это непременно проверенная и верная информация. Ардор очень любил Кадога, не только за его осведомленность к историческим событиям, но и к подаче этих историй.

–Преследования длились недолго, так как вступивший в силу в скором времени закон, обязывал алпаутар платить ежемесячный налог за каждого тара, который оставался у него, до момента полного его освобождения. – Продолжал свой рассказ старик. -Так началось строительство поселения таров. Реки Зури и Алихэ, служили естественными границами с западного и восточного края, а с юга и севера такая роль отводилась лесам, окружавшим равнину. Алихэ, протекающая через равнину Нари, делила ее на две части. Одна часть располагалась между двух рек, и на этой половине беглые рабы возвели свои первые дома, там, где им это было удобно. В основном это были одноэтажные деревянные строения, которые достраивались или переделывались со временем.

На второй половине равнины, в самом центре его, возвышается гора Ура, имеющая форму вытянутого хребта с двумя вершинами, высота которого превышает немногим более полверсты. С западного края гору рассекает глубокое ущелье, переходящее в овраг на ровной местности, и доходит оно почти до самой реки Алихэ, около 3-4 верст в длинну. С противоположной стороны, гора имеет резкий обрыв, под которым проносятся стремительные воды Алихэ.

Пока дед рассказывал, Ардор прижавшись к его плечу, слушал и смотрел на мирное колыхание огня в камине, искорки которого плясали и ласкали своим теплом. Уже был поздний вечер, и мальчик стал зевать, а его глаза начинали слипаться.

– Сколько же прошло с тех пор? – поинтересовался Ардор у деда.

– С момента, когда тары в долине заложили первые дома, прошло уже 307 лет. – Последнее что услышал ребенок прежде чем погрузиться в сон.

Двумя годами ранее. Стоял один из холодных пасмурных дней месяца разноцветья. Ветер, казалось, пронизывал всё, существующее внутри тебя. Сорвавшиеся с деревьев желтые листочки, тут же подхватываемые порывами осенних ветров, уносились прочь, куда-то далеко-далеко. Конечной точкой их пути становились лужи, веточки кустарников и тропинка, проходящая посередине огромного поля. По усеянной желто-красными листьями дорожке шел человек, одежда которого больше походила на тряпье, и определенно она не соответствовала данному времени года.

Коричневый кожаный жилет, перетянутый в нескольких местах ремнями, из грудного кармана которого выглядывала цепочка от механических часов, был надет поверх потрепанной белой сорочки с длинными рукавами. Запонки были наполовину растеряны, брюки примерно того же цвета, что и жилет, были заправлены в высокие стоптанные черные сапоги. Бляшка на одном из сапог была оторвана, а прочие детали, оставшиеся висеть не закрепленными, позвякивали при каждом шаге, волочась за своим хозяином по земле.

Путник, был человеком пожилым, среднего роста, с легкой проседью в волосах, усами и короткой бороде, которая была весьма тяжелым завершением для круглого, покрытого морщинами лица. На лице путника нельзя было прочесть ровным счетом ничего, ни рода его деятельности, ни статуса в обществе, никаких признаков на личную жизнь, а тем более на родину. Шагал он неспешно, преодолевая версту за верстой. Но осенний ветер со своей обыденной прохладой явно доставлял неудобства путнику, заставляя ускорять шаг, чтобы успеть до захода солнца добраться до ближайшего селения.

Высоко в небесах кружился одинокий ястреб: было очевидно, что непогода слегка затрудняла его полет. Птица то и дело меняла свое направление, и было больше похоже на то, что она осматривает окружающую ее местность, взгляд ее метался то в одну, то в другую сторону. Заприметив путника, одиноко шагающего по глухой тропинке, птица резко сменила курс полета и понеслась на человека.

Глава 2.

В доме старика Марлина, в старом лазурном камине, украшенном резьбой, потрескивали поленья. Невысокий огонёк окутывал их очень бережно, красно-синие пальцы огней тянулись вверх к трубе, ведущей на улицу. Серые каменные стены, украшенные картинами с изображением паровых машин, газовых устройств и различных животных, чьи конечности или «внутренний мир» состояли из всевозможных поршней, рычагов и шестеренок, соседствовали со шкафчиками полными статуэток, бюстами и нескольких фотографий. В доме имелось две комнаты и ванная. Одна из комнат служила кухней, другая комната была разделена искусной работой мастера на две разные по назначению зоны. Первая зона, служила гостиной, столовой и рабочим кабинетом в одном лице, вторая зона, спальней.

Разделяющая их гардина из яркого рубинового бархата, сейчас была сдернута в край. Висящая на золотых кольцах и вдетая в бронзовую перекладину, она открывала вид на убранство спального места.

 Самая просторная часть комнаты, которой отводилось место под работу и прием гостей, начиналась сразу от порога дома. Круглые окна с разных сторон давали хороший дневной свет, и практически никогда не занавешивались шторами, даже с приходом ночи. Шторы в темных рубиновых цветах висели уныло и местами были чем- то испачканы. Чувствовалось во всем убранстве хижины отсутствие женской руки. Обеденный стол, он же верстак, находился по центру комнаты. На железных ножках, с обилием различных мелких элементов, на которые умелый мастер вешал подручные инструменты при работе, освещались висевшим на потолке большой лампой с винтовыми лопастями. Кроме стола имелись два кресла  и маленький диван обтянутые коричневой кожей с лежащими на них разноцветными пледами (для тепла и удобства), металлические стеллажи с эскизами и свечами, баночки с различным наполнением необходимые для работы, и несколько сундуков с неизвестным содержимым.

 Маленький, сгорбившийся хозяин дома сидел за столом на табуретке. В запыленном костюме из черного сукна, вышитым серебряными галунами, сорочке, манжеты и воротник которых отделаны кружевом, а в довершении, с медными очками (гогглами) на голове. Мастер был человеком худощавого телосложения, с живым, бездонным взглядом, который читался в его раскосых зелено-карих глазах. Редкая и неровная борода, с густыми бакенбардами и длинными непослушными бровями, смотрелись слегка несуразно с поредевшими тонкими седыми волосами.

 Будучи человеком творческим и очень ответственным, он что-то усердно вырезал на дощечке, ведь заказ был сделан много месяцев назад, и готовую работу должны были забрать на рассвете. Вечер уже сменялся ночью, ведь солнце в это время года спешило раньше покинуть небосвод, а старик Марлин все кропотал над своим творением. Вырезав последние узоры на внешней стороне изделия, оставалось лишь приколотить отдельные части между собой, чем и занимался мастер. К каждому заказу он относился очень серьезно, будь то подставка под ноги для кресел или шкатулка для безделушек, для соседок-болтушек.

На этот раз работа требовала очень много времени и терпения, с одной стороны размеры его были нестандартные, с другой – собирали ее из дерева, которое обладало особенностью поддаваться резке лишь ночью. А называлось это дерево – Сивоя.

Особенность его была в том, что днем и при солнечном свете оно выглядело как обычное дерево, но было очень твердым, как камень, как кусок скалы, и теряло свою силу лишь по ночам, и становилось менее твердым, что позволяло работать с этим уникальным и интересным произведением природы.

Жители городка знали об особенностях этих деревьев, и очень дорожили ими. Использовали их для постройки своих домов и лодок, ведь Сивоя не боялась влаги. А для того чтобы защитить беззащитное творение ночью, они раз в год наносили на изделия, дома и все, что было изготовлено из этого Чудо – дерева специально приготовленный раствор, который застывал на стенках изделий и делал их неуязвимыми.

В углу комнаты, на цветочном ковре, настороженно поднял уши пес старика Марлина. Собака чудной окраски не была похожа ни на одну из обитавших в этих краях других дворняжек. Светло-пепельный окрас тела, с редкими бронзовыми полосами у ребер, лапы были в темно-серых «чулках», а на голове, там, где у человека обычно начиналась линия бровей, красовались по три темно-синих пятна над каждым глазом.

Спустя несколько минут, в тяжелую арочную дубовую дверь постучали. Казалось, это были вовсе не постукивания, а скорее легкие касания пальцев, но, несмотря на столь тихое оповещение хозяев о прибытии поздних гостей, старик Марлин поспешил открыть неизвестным дверь. В проеме показался путник.

Марлин легкой дружеской улыбкой пропустил человека в дом, на предплечье которого  восседал бледно-голубого цвета, с полосами на крыльях ястреб.

–Вечер добрый, мой дорогой друг Марлин. – обратился к хозяину дома путник, и тонкие губы его ответили улыбкой на приветствие хозяина дома.

–Давненько ж мы с-с тобой не виделись, С-самуил.– Произнес, привычно заикаясь, радушный мастер.

Птица, немного оглядевшись по сторонам, легко взмахнув крыльями, опустилась на подлокотник рядом стоящего кресла. Расправив крылья, начала оглядывать каждое перышко, видимо приводя себя в порядок.

Хозяин с гостем крепко пожав друг другу руки, обнялись, как старые друзья.

–А я гляжу, ты все такой же… Все мастеришь шкатулочки, безделушечки. – звучным и бодрым голосом обратился к мастеру, и на лице путника от улыбки появились ямочки. – Ну как проходят приготовления?

Марлин слегка пожав плечами, ответил – З-завтра поглядим, с-сегодня как никак, еще год Рыс-си властвует. Все с-самое интересное начнется з-завтра.

Гость был одет в темный бархатный удлиненный жилет, с плечевой броней на правую руку регулируемую ремешками и заклепками. Брюки с мелкими полосками были заправлены в невысокие кожаные ботинки с креплениями по высоте. На бедре висела сумка с множеством  кармашков, наполненная чем-то объемным. Через свободное левое плечо было перекинуто пальто. Голову венчала шляпа с очками авиаторами.

-Она у тебя когда-нибудь н-научиться вести с-себя как нас-стоящая птица? – глядя на пернатого спутника Самуила, усмехнувшись, спросил Марлин.

– Да ты на своего пса посмотри, он же никогда не виляет хвостом, и ест лишь траву. Разве это собака?

И оба старика рассмеялись. Хозяин дома поскорее вернулся к рабочему месту, в то время как его гость задержался у входа, снимая и вешая свой плащ и шляпу. Марлин закрепил последние детали, в спешке позабыв смазать изделие раствором. Как гостеприимный хозяин, он поспешил убрать со стола остатки рабочих материалов и опилки, после чего накрыл на стол миниатюрную скатерть. Путник, повесив пальто на стоящую у входа рогатую вешалку, достал из кармана сумки фляжку. Марлин приготовил три бокала, следом на столе появились хлеб, орехи, и что-то, что больше напоминало кору молодого дерева.

Друзья уселись за стол. Разлив из фляжки бледно-золотистую с зеленоватыми бликами водицу, в два фужера, Самуил протянул одну из бокалов хозяину дома.

– Это лучшее белое вино, которое мне когда-либо приходилось пробовать.

– Так вот ты где вс-сё это время пропадал? – вскинул удивленные брови Марлин. – Ис-скал вкус к ж-жизни?

–Искал, но нашел лишь вино. – Закрыв глаза от удовольствия, только что выпитого вина, ответил Самуил.

 Начиная от дегустации нового напитка, привезенного другом из далекого Ширги, и закусывая орехами, друзья переходили от одной темы к другой. Казалось было столько связующего между ними, но в тоже время, ни один из них, ни за что не поменялся бы своим образом жизни, с другим.

К одиноко сидящей птице на кресле, подошел пес хозяина дома, оба с легким блеском в глазах начали разглядывать друг друга, а затем долго глядели в глаза. После того, как мысленные переговоры были завершены, оба выпрямившись, слегка наклонили головы, будто кланяясь друг другу.

Птица, встрепенувшись, подлетела к окну. Усевшись в плотную у стекла, она начала вглядываться в темнеющую даль. Собака, напротив, метнулась к двери, немного постояв у порога, улеглась на коврик, положив голову на аккуратно сложенные темно-серые лапы.

Не прошло и пяти минут, как ястреб у окна своим обычным полукриком – полусвистом оповестил находившихся в доме, о приближении гостей. Ночь плотнее укрывала город. Уличные фонари украшенные к праздничной ночи отбрасывали свои нарядные лучи на небольшие участки дороги, а некоторые из них были повернуты в сторону росших рядом с ними деревьев, тем самым создавая сказочную атмосферу в городе. Проходя мимо одного из освещенных участков дороги и свернув на тропинку ведущей к дому мастера Марлина, направлялся силуэт. У самых его ног по земле что-то двигалось, но от глаз прозорливой птицы ничего не скроешь.

Еще через несколько минут, Самуил направился открывать дверь, не дожидаясь пока в нее постучат. Улыбнувшись в темноту, он сделал шаг навстречу гостю. Силуэт, в ногах отделившись от хозяина, бесшумно приблизился к входу в дом. Собака и ястреб подошли  к ней ближе. В свете домашних ламп, из темноты показалась треугольная голова – это была гадюка.

Змея темно-серого мокрого цвета, с характерными, похожими на бронзовые полосы на спине собаки узорами, медленно выползла на свет, слегка приподнявшись от пола, выгнув тело под прямым углом, она поклонилась существам напротив. Поприветствовав друг друга, существа проследовали вглубь комнаты.

С улицы доносились радостные возгласы, и через мгновенье в проеме входной двери показались гость, широко улыбающийся давнему другу, и Самуил, могучая рука которого была перекинута через плечо новоприбывшего.

Взглянув через плечо, на входящих в дом друзей, Марлин завернул готовую шкатулку в тряпичную бумагу, лежащую у стола для инструментов, и подошел поздороваться с соседом.

–Ну, дорогой Кадог, получи с-свой з-заказ, как раз в с-срок, как и ус-словились. – Улыбаясь другу, Марлин протянул шкатулку.

Могучий старик, который был выше хозяина дома чуть ли не на две головы, потянул Марлина за руку, не спеша забирать заказ, крепко обнял друга и похлопал его по спине, свободной рукой. В другой руке он держал аккуратно завернутый круглый предмет. Самуил в свою очередь не спешил оставаться в стороне и положил свои тяжелые руки обоим на плечи. Могучая тройка друзей, наконец, встретилась.

–Добро пожаловать в год Ворона, и первый месяц послушаний немного нас на него настроит. – Сказал Кадог. Мужчина, уже много лет прожив в Сунати, которая стала для него второй Родиной, выучил язык местного населения, и почти без акцента мог хорошо изъясняться.