Весь оставшийся день прошел, словно в пелене густого тумана. Я не видел ничего, не помнил ничего. Новость о смерти девочки из параллельного класса подкосила меня сильнее, чем я когда-либо мог представить. «Это несправедливо. Так не должно быть…» – одна мысль все вертелась в моей голове, не желая давать хоть малейшее пространство для чего-либо другого.
– Юта…
Я побежал к ее дому, поднялся к ней на этаж и без стука дернул ручку двери. Дверь оказалась не заперта. Я не помню, о чем тогда думал, вламываясь в чужую квартиру. Наверное, ни о чем. Юта лежала на полу, сжимая в руках фотографию класса. Ее глаза были закрыты, на заплаканном лице застыла глубокая, неподдельная боль. Меня передернуло. Я подскочил к ней и начал искать пульс. Первые секунды я держал ее холодную руку и не чувствовал ничего, кроме леденящего душу ужаса. И все-таки я нащупал. Пульс был. Слабый, еле заметный, но он был. Юта просто спала. Я лег рядом с ней на застланный паркетом пол. Только сейчас я почувствовал, как сильно устал за последние два дня. Глаза закрылись – последнее, что я запомнил, ее тихое, успокаивающее дыхание, едва различимое на фоне абсолютной тишины пустой квартиры.
«Солнечная»
– О, Арима! Давненько ты к нам не заглядывал!
– Добрый вечер, госпожа Франклин. Прошу прощения, учеба не позволяла.
– Да не за что тебе извиняться, проходи, все свежее, только сегодня поставка была.
Госпожа Франклин долгие годы оставалась лучшей и, скорее всего, единственной подругой моей матери. У нее была продуктовая лавка в торговом квартале. Владеть своим магазином считалось самым престижным занятием после работы в Центре Управления. Многие бы позавидовали ей, но я знал, каким трудом досталось ей это место. Мама рассказывала, как до моего рождения они с госпожой Франклин работали по 15 часов в отделе снабжения, а в свободное от работы время обивали пороги ЦУ в попытке получить разрешение на реализацию ввозимой в убежище продукции. Может быть, в том числе это стало причиной болезни моей матери… Так или иначе, получить столь желаемое разрешение смогла только госпожа Франклин, маме отказали из-за состояния здоровья. После того как мама заболела, госпожа Франклин приходила к нам почти каждый день, помогая с делами по дому и поддерживая меня, четырехлетнего мальчика, на первых шагах в этом огромном замечательном мире. Именно с госпожой Франклин я научился читать, писать и впервые пошел в школу, именно от нее впервые услышал сказки о Солнце… Обычно говорят, что у ребенка две матери – родная и классный руководитель. Мне же в каком-то смысле повезло, у меня их было три.
– Как дела у Амаи?
– Так же, состояние изо дня в день все хуже.
– Вот как… Передай ей, что я желаю скорейшего выздоровления и всегда жду в своем доме и своем магазинчике. Надеюсь, я с ней еще увижусь.
– Обязательно передам, спасибо большое за слова поддержки. Юта, тебе что-нибудь надо? Я заплачу.
– Да… но нет-нет, я сама заплачу.
– У меня здесь хорошая скидка, так что мне правда не сложно, бери что хочешь.
– Хорошо, но я тебе все равно потом обязательно все верну.
Не вернет. Да мне и не надо было. Юта сирота, и из денег у нее только социальное пособие и базовая стипендия. Я же имел стипендию отличника, социальные пособия на себя и маму и, плюс ко всему, получал регулярные премии как «подающий большие надежды». По сути, меня можно так называть. Если все пойдет по плану, я должен стать первым хейкийцем, получившим работу в ЦУ, что уже возлагает на меня определенные обязательства, которые я стремлюсь исполнять. Учиться на «отлично» – самое простое из них.
– Арима, как продвигается написание твоего доклада? Помощь нужна?
– Нет, что вы, госпожа Франклин, я справлюсь сам. Сейчас я почти дописал об ошибках старого мира, которые мы не должны повторить в будущем.
– И кто твой куратор? Миссис Ричардсон?
– Да, для нее как для классного руководителя курировать доклады «подающих надежды учеников» такая же обязанность, как для меня писать их.
– Ясненько. Ладно, ребятки, приходите как-нибудь в гости, чаю попьем, поболтаем, а то сейчас покупателей много, нельзя очередь задерживать. С вас три элира.
– Пожалуйста. Спасибо за все, госпожа Франклин!
– Вам спасибо! Удачи с учебой, и береги маму! А, и вот, возьмите, это вам за счет заведения.
Госпожа Франклин протянула нам две свежеиспеченные булочки с корицей.
* * *
– И что же ты будешь писать в докладе?
– Как будто тебе это интересно.
Юта сделала нарочито обидчивое лицо.
– Не принимай меня за дурочку только из-за того, что я учусь не на «отлично».
– Если бы я считал тебя дурочкой, я бы с тобой не встречался.
Зря я это сказал. Никогда не знаешь, что может задеть человека, особенно – девушку.
– Все с тобой понятно. Значит, ты можешь любить только умную. Ты вообще умеешь любить?
Я в очередной раз удивился тому, как работает женская логика.
– Да.
– Врешь. Если бы ты чувствовал то же, что и я, тебе было бы все равно, умная я или тупая, блондинка или шатенка, высокая или низкая, ты бы просто любил, и все. Как люблю тебя я. Если ты завтра потеряешь обе ноги, мне будет все равно, я люблю тебя, а не твои ноги, но если я завтра стану «солнечной», будешь ли ты любить меня? Конечно же нет, ведь я тогда перестану быть частью общества, а значит, я для тебя буду лишь пустым местом, хуже тупых, хуже уродливых, хуже всех!
Она едва не плакала, такая резкая реакция меня удивила. Вернее, нет, я просто… Не знал, что ей ответить. Я был ошарашен, раньше я никогда не замечал таких резких перепадов в настроении и поведении Юты, на это должна быть какая-то причина… Опять это чувство… Что-то обязательно произойдет.
– Когда ты любишь человека, ты любишь все его качества и каждое из его качеств по отдельности. Если тебя в человеке что-то раздражает, то это не может называться «любовью». Больше всего в людях я не люблю глупость. Поэтому если бы ты была глупой, то я бы не смог тебя полюбить изначально, и это правда. Я не мог бы любить человека, который мне неприятен. Но ты не глупая. Ты красивая, милая, обаятельная, женственная, я люблю все эти качества. И они все есть в тебе. Так что я люблю все, что в тебе есть, а значит, я люблю всю тебя и люблю по-настоящему.
Я попытался дать максимально рациональный, выстроенный ответ на ее эмоциональную и алогичную тираду, хотя, честно говоря, я влюбился в нее, не думая и не анализируя персональные качества. Иногда ты думаешь одно, но говоришь совсем другое, не желая при этом обмануть или схитрить. Просто так получается… Играй я себя, перспективного, успешного, холодного молодого человека, я бы так и сказал, это подходит образу, но в реальности все обстоит немного по-иному… Я знал это, но в конфликтной ситуации, возникшей буквально из ниоткуда, сработал автоответчик.
Повисла очень неловкая пауза. Я не знал что говорить, она хотела что-то сказать, но какая-то неведомая сила останавливала ее.
Так, в тишине, мы дошли до ее дома, типовой постройки ПУ.
– Я – «солнечная», – выпалила она.
Ее глаза начали заполняться кристально чистыми слезами. Внутри меня что-то треснуло.
– С чего это ты взяла?
– Ты помнишь симптомы?
Отторжение препарата комплексной поддержки иммунитета, постепенное ухудшение общего физического состояния, бледность, кашель, выпадение волос, отказ центральной нервной системы, смерть. Я знал наизусть весь ход течения болезни, как знал его любой житель ПУХ-1. «Солнечная болезнь» была присуща только нашему, первому поколению. Старшие ею не болели. При первых симптомах необходимо было обратиться в Центральный Госпиталь, где больному назначали курс интенсивной терапии, после которого, по слухам, домой никто не возвращался. Говорят, что для прохождения лечения пациентов переводят в госпитали МАК, и во время транспортировки можно было вживую увидеть солнце. Поэтому болезнь и назвали «солнечной».
– Арима, я не могу пить ПКПИ, и у меня начался кашель с кровью.
– Я напишу в ЦУ, они пришлют врача.
– Ты меня вообще слушал сегодня?!!
Я второй раз за всю жизнь увидел человека в истерике. И оба раза это была Юта. Она плакала и била меня в грудь, все, что я мог, – только обнимать ее, пытаться прижать ее к себе как можно сильнее. Я не знал, что делать. Внутри меня что-то раскололось на части. Я не хотел терять ее, я не хотел, чтобы с ней произошло то же, что и с Анджелой, но, с другой стороны, вдруг слухи были правдой, и если я сообщу врачу, то больше никогда ее не увижу… Нет, о чем я вообще думаю? Жизнь Юты намного важнее. Если есть шанс ее спасти, то пусть это стоит наших отношений, пусть это стоит моего счастья, пусть это стоит моей жизни, я просто обязан попробовать.
– Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
