Забудем о прошлом. Что было – ушло.
Не надо движений без смысла и толка.
Позвольте дочувствовать кожей тепло
Последнего лета… Оно ведь недолго…
А осень придёт, с нею я по утру
Устало прилягу на древние камни.
Закрою глаза и спокойно умру,
В груди остужая огонь первозданный…
Милашка кикимора
На ведьмином поле, в заброшенной келье,
Глубокою ночью, под полной Луной,
Кикимора выпила чёртово зелье
И губы обмыла водой неживой.
Была она старой, была она тощей,
И страшной ужасно, и жутко кривой.
Но вдруг округлились кикиморы мощи
И лик задышал молодой красотой.
Милашка! Богиня! Прелестница! Сказка! —
Теперь ей дарились такие слова —
А ножки какие! А талия! Глазки! —
Галдела о ней повсеместно молва.
Кикиморы стройной телесные сласти
И томного взгляда прельщающий зной,
Так явно манили, что скоро от страсти
Совсем потерялся рассудок мужской.
Но только себя она лишь обожала.
А толпы мужчин… А на них наплевать.
И всё же из них иногда выбирала
Кого-нибудь на ночь игрушкой в кровать.
За ласки кикиморы вспыхнули войны,
Ведь каждый хотел быть одним для неё.
И гибли мужчины. Но сердце довольно
От этого только стучало её.
Летели года. И старухой засохшей
Себя в зеркалах она встретила вновь.
Не слышит речей она сладостных больше,
И стала не к ней льнуть мужская любовь.
И что же ей делать? Нет выхода боле?
Найдется! Чтоб снова ей быть молодой,
Достаточно выйти на ведьмино поле
И чёртова зелья хлебнуть под Луной.
Смычок и скрипка
В пляске со звуком прозрачным и зыбким
Свечкой в тени рисовался узор,
Тонкий смычок с лакированной скрипкой
Страстный вели меж собой разговор.
Музыка струн проникала в сознанье
Тихим приливом, солёной волной,
Воздух взлетал над свечным колебаньем,
Ночь забывала про лунный покой.
Скрипка смычку о надеждах твердила,
Он, соглашаясь, её целовал.
Им было сладко, и им было мило,
Каждый из них от восторга дрожал.
Старый скрипач скоро звуки упрячет
В мрачный футляр и исчезнет в ночи,
А на столе, от тоски – не иначе,
Сгорбится в чаше огарок свечи.
Луна
Ты читаешь, наверное, книжку
За столом у большого окна.
Ночь пришла совершенно неслышно
И безветрием тихим скромна.
Дом соседский уснул в треуголке,
Уперевшись в поленницу дров.
Липа, рядом с сопящею ёлкой,
Видит множество липовых снов.
Кто-то ярких горошин пригоршни
Вклеил прочно в небесную ткань
И измятой лесною гармошкой
Очертил горизонтную грань.
Ты, наверное, книжку читаешь,
Выливается свет из окна…
Ты читаешь, сидишь и не знаешь,
Что зажглась в твоём доме луна.
И безумие лунного света
Я желаю изведать до дна —
Ты моё лучезарное лето,
