Покер пятого курса

Похоже, что круг замкнулся… А может, это улыбка петли Мёбиуса?

Как же мне начать репортаж? Думаю, первые слова будут такими: «Покер – это такая карточная игра…»

Слово сказано. Есть лаконичное и интригующее название – «Покер». Так и запишем… Нет, не так…Точнее – «Покер пятого курса».

А.Шишов, «Питерский конкур»

Покер – это такая карточная игра. Я никогда не видел, как играют в покер, не знал правил и ими не интересовался. Но в самом конце 1976 года, в период преддипломной практики и написания дипломной работы, эта совершенно новая и неизвестная ранее игра неожиданно вторглась в мою жизнь и жизнь моих друзей, которые, так же как и я, успешно оканчивали свое обучение в Одесском технологическом институте имени холодильной промышленности.

1. Карточная колода

Всё началось с обыкновенной карточной колоды.

Нет, не верно. Все началось с необыкновенной карточной колоды. Сувенирная. Купленная в Ленинграде, в «Гостином дворе». Чёрная, с расписанными под хохлому «рубашками». С новыми, никогда ранее не виданными лицами «карточных вельмож» и огромным количеством «цифрового дворянства» от состоятельных десяток, заполнивших весь карточный лист значками мастей, до обедневших до предела, но гордых своей незаменимостью, двоек. С всегда парадоксальными тузами, где только один значок масти остаётся в середине листа, и, кажется, карты младше уже нет, но именно здесь и скрывается величие в простоте. Вместо ожидаемой единицы в углу карты красуется буква «Т», заглавная, – условности карточных игр делают туза старше короля, и кто этого не знает, тот, увы, всегда проигрывает.

Но больше всего поражали две карты-близнецы, изображающие танцующего под перезвон бубенцов в шутовском наряде джокера, с его навсегда приклеенной фальшивой улыбкой сатира, под которой скрываются одержимость, наглость, плутовство, доступная только ему мораль и сомнительная добродетель.

Колоду хотелось гладить, долго и пристально рассматривать, перебирать, тасовать, сдавать и, в конце концов, играть этими картами. Но во что?

Пятьдесят четыре великолепных листа настоятельно требовали игры. Но во что играть? Если в «Кинга» или «Дурака», то 18 карт останутся навсегда нетронутые и чистые, с ярко-белыми, выделяющимися на фоне остальных карт незамусоленными обрезами. По закону карточных игр они навсегда потеряны для карточной колоды. Если в преферанс, то «белорубашечников» ещё больше. Воображение, из всех известных карточных игр с полной колодой, услужливо подкидывало игру в «Пьяницу», где может прекрасно прижиться джокер и будет бить любую карту. Но в «Пьяницу» играть сувенирной, чёрной с росписью под хохлому, новой, в 54 листа, нецелованной колодой – это какая-то оскорбительная пошлость.

Я нежно перебирал колоду с упругими, пружинящими листами, разглядывал лица на картинках, вдыхал запах свежей типографской краски – было почему-то очень тоскливо.

Аккуратно сложив карты обратно в коробочку, такую же чёрную, как и они сами, не менее прилежно вставлял на место откидывающийся клапан и бережно клал их на стол – как бы с краю, но на видном месте, чтобы всегда были под рукой и радовали глаз.

Подсознательно, в череде дел суетных, мозг продолжал отрабатывать тему Чернышевского с трансформацией вопроса «Что делать?» в вопрос «Во что играть?». И через какое-то время, совсем короткий его промежуток, промелькнуло словосочетание «покерная колода». Да! Вот оно. Покер. Пятьдесят два листа, с двумя джокерами – это все полных пятьдесят четыре карты покерной колоды. Вот оно. Интеллигентно, загранично, свежо, неординарно и, безусловно, должно быть азартно.

Но как играть в покер, я не знал. Не знали и друзья-товарищи, но мир не без добрых людей. Кто-то где-то что-то слышал и рассказал. Кто-то где-то даже что-то видел и показал. Вспомнился Джек Лондон с играми на золотых приисках, кадры из фильмов, обрывки прочитанного. Медленно и уверенно выстраивалась цельная картина принципа и правил игры.

Итак, основной принцип – выиграть можно всё, не имея на руках никакой комбинации карт, так сказать, блефуя; и ничего не выиграть, имея на руках самую сильную карту. Воссоздавая правила покера, пришлось придумать порядок сдачи карт, порядок замены, торговли, вскрытия карт и порядок выхода из игры. И, самое главное, без чего вся затея была бы бессмысленна, удалось восстановить, а где и додумать, покерные комбинации из пяти карт, и, как мне казалось, расставить их по старшинству.

Всё было легко и логично, пока не столкнулись с непредвиденным из мира высшей математики. Кто сильней – «флэш-рояль», когда, только произнеся это словосочетание, чувствуешь загадочную магию, овеянную оперно-королевской тайной театральных кулис? Или все-таки «покер» – простой, грубоватый, понятный и, в то же время, величественный и надежный? Кто из них?

С одной стороны, собрать пять карт по порядку одной масти – неимоверно сложно, но и четыре карты одного достоинства, сложенные вместе, – не менее невероятный случай. Как быть? И тогда, применив бытовую логику, заглянув на всякий случай под обложку книжки Е. С. Вентцель «Теория вероятности» и, в частности, воспользовавшись теоремой гипотез (формула Бейеса), нами было априори доказано – «флэш-рояль» старше. А лидером по старшинству – наивысшей комбинацией карт был признан сам «покер». «Каре» с джокером, так сказать, пять карт одного достоинства.

На этом глава 1 оканчивается, и я прошу прощения, если утомил кого-то, рассказывая об устройстве покера, но это крайне важно для понимания глубины комизма и трагизма описанных далее событий.

2. Логарифмическая линейка

К сожалению, курс теории вероятности, в отличие от наших коллег с теплофака, нам не читали, так что пришлось осваивать его самостоятельно. Зато как пример абсолютно не нужных навыков, у кого приобретенных, а у кого развитых в институте, было умение считать на логарифмической линейке.

Беру логарифмы. 1975 год. А.Шишов

Лично я логарифмическую линейку полюбил еще в детстве. У моего папы, военного летчика, штурмана эскадрильи в отставке, была замечательная, специальная, штурманская логарифмическая линейка. Широкая, в тёмно-синем коленкоровом плоском футляре, с каким-то военным, как мне тогда казалась, запахом дерева, пластика, авиационного бензина и переплетного клея. На линейке, при наличии обычных шкал, были еще шкалы для расчётов углов упреждения, погрешностей от постоянной и круговой девиации, а также других специальных авиационных параметров. Умножать и делить на ней меня папа научил еще во втором классе, и я, упрощая себе решение примерчиков по арифметике, часто использовал эту линейку по прямому назначению. Папа не любил, когда я без спроса брал его вещи (я и сам, как оказалось, тоже не люблю), но обстоятельства складывались так, что, когда он был дома, линейка мне была не нужна, а когда была нужна, то спрашивать было не у кого. И тогда я, предварительно тщательно вымыв руки, чтобы не оставлять следов на белом пластике, ею аккуратненько пользовался.

Мои глубоко скрытые выдающиеся математические способности были тогда ещё абсолютно не проявлены и не давали никаких намеков на их перспективное развитие, иначе папа никогда бы не сделал из логарифмической линейки тайник.

Однажды, классе в четвёртом, когда никого не было дома, я решил что-то посчитать. Со скрипом выдвинул тяжеленный верхний левый ящик огромного письменного стола с обтянутой зелёным сукном столешницей и, встав коленями на стул, заглянул в ящик. У папы в ящике всегда идеальный порядок и много всего интересного – пистолет-зажигалка, фонарик, портмоне с монетами. Логарифмическая линейка лежала на своем месте – на боку у левой стенки. Когда я её достал и раскрыл, то вслед за линейкой из футляра на сукно стола что-то выпало и покатилось. Это была шариковая ручка, да не простая, а с сюрпризом. Видимо, кто-то из знакомых моряков привёз и подарил её папе, а он от греха, то есть от меня, подальше запрятал, как ему казалось, в надежное место. Я поднял ручку и принялся её рассматривать. Внутри ручки стояли две тётечки в чёрных купальниках, это когда они вверх ногами, а если ручку перевернуть, то купальники медленно сползали, исчезали, и все глупости были видны. Одна была блондинка, а другая брюнетка, но и у одной и у другой самые интересные места были одинаково рыжими.

Ясность внёс мой дворовой авторитетный товарищ Шурик, и, кстати, тоже рыжий. Он был на год и девять месяцев старше меня, а отчим его работал парикмахером. Шурик внимательно рассматривал ручку, раз сто переворачивая её туда и обратно, после чего, протерев рукавом рубашки бусинки пота, выступившие испариной на его веснушчатом лбу, он облизнул пересохшие губы и веско заключил:

– Крашеные, на голове точно крашеные.

Как хорошо, что он всё разъяснил. Представляю, каким убежденным идиотом пришёл бы я во взрослую жизнь. После обнаружения тайника пользоваться логарифмической линейкой я стал чаще и с удовольствием.

Авторитетный старший товарищ.1968 год А.Сегал (Шурик)

Когда в институте пришло время логарифмировать, чтобы не смущать папу, я попросил у него 2 рубля и 2 копейки на покупку собственной обыкновенной логарифмической линейки Раменского производства в зелёном коленкоровом футлярчике.

В институте без логарифмической линейки, если, конечно, хочешь что-то знать, делать было нечего. Ну как ещё можно без таблиц Брадиса просчитать критерий Нуссельта устойчивого турбулентного режима движения жидкостей внутри труб, если в формуле есть и критерий Рейнольдса, и критерий Прандтля – оба с дробными показателями степени? Ни одна наша дипломная работа без этих расчетов не обходилась. Так сказать, специфика.

В те далекие времена нашего активного перебрасывания бегунка, вытягивания и затягивания средней узкой линеечки, шепча под нос что-то про мантиссу, ставя закорючки на краешке листика, рассчитывая порядок цифр и, с точностью до половины деления, получая результат, мы ещё не знали, что буквально через два года после окончания нами института придут, наконец-то, электронные счётные машинки, которые считали всё: и синусы с тангенсами, и показатели степени любой дробности, и логарифмы с любым основанием.

Появись они раньше, и не нужно было бы таскать с собой старую, добрую логарифмическую линейку – символ инженерного мастерства. Потёртую до нечеткости цифр, с разболтанным до невероятной погрешности измерений, постоянно слетающим прозрачным бегунком.

И отпала бы необходимость в длительном и изнурительном преобразовании обеих частей выражения, превращая дробный показатель степени в устойчивый, твёрдо стоящий в одном ряду с другими цифрами, коэффициент. Получать чётким выверенным движением, как завершающий мазок мастера, результат, фиксируя его на шкале, и торжествующе оглашать на всю аудиторию заветные цифры, надеясь, что у кого-то тоже получилось что-то близкое и похожее.

На смену деревянному аналоговому вычислительному чуду пришло чудо электронное. Глядя на мерцающие красным цветом тонкие ниточки цифр счётно-электронной новации, оставалось только одно – достать из футляра логарифмическую линейку, выдвинуть подлиннее среднюю тонкую планочку, прижать пальцем так, чтобы зафиксировать её в максимально выдвинутом положении, поудобнее сесть, прогнуться, засунуть тонким концом за шиворот и задумчиво почесать спину.

На этом глава 2 окончена. Она не имеет никакого отношения к развитию сюжета и никаким образом не отображает глубины комизма и трагизма, описанных далее событий. Просто вспомнилось и захотелось написать.

3. Заправка сифонов

Близилась премьера игры под названием покер.

Внимание! Анонс! В амплуа гранд-кокет дебютирует никогда ранее не игравшая и, к сожалению, ещё не знающая свою роль, даже не видавшая в глаза текст пьесы, путающая новые слова и плохо слышащая суфлера, несравненная и нетронутая, комплектная и чистая, хоть гадай, собравшая в себе неповторимое художественное изящество нашего времени, госпожа La carte noire, известная очень узкому кругу покерных энтузиастов под псевдонимом Чёрная колода.

До премьеры оставалось несколько дней, но суета не унималась. Чем больше думалось о мелочах и нюансах, которые могут возникнуть, тем больше всплывало вопросов, требующих незамедлительного решения. И самый насущный – чем играть? Понятно, колодой карт, но игра в покер происходит на живые деньги, а рублями много не поиграешь, да и кто захочет. Нужно много мелочи, обыкновенных медных монет. Или, вот ещё, фишки. Помню, в кино меня поразил непроницаемый взгляд игрока, бросающего на ломберный стол фишку одну и очень большую. Выпустив густой сигарный дым, он произносит:

– Повышаю.

Вокруг стола тесно, снято через спины, много дыма, бокалы с вином, потные, алчные и испуганные лица. Или нет, он сказал: «Повышаю», но этого не слышно. Фильм-то немой, а затем заставка и на ней большими буками написано – ПОВЫШАЮ и восклицательный знак. И вся эта сцена – безусловное изображение в ясной и доступной форме порока азартной игры.

Так чем играть? Фишек нет. Вариант, при котором жители приискового поселка Сёркл на Аляске, отработав все лето на Лосиной горе и реке Юкон, скрашивали долгую полярную ночь игрой в покер, ведя расчёты самородками и золотым песком, вес которых измерялся в унциях, мной даже не рассматривался.

Самое простое решение – поменять рублей десять на медную мелочь. Затем желающие играть меняют свои крупные деньги на мои мелкие, а после игры, если останется, обратно. План хорош, но если бы я сказал, что пошёл и быстренько разменял, то это было бы неправдой.

Мелкими деньгами в достаточном количестве обладали исключительно кондукторы и продавцы газированной воды. Живо представив забитый людьми раскачивающийся трамвай, и себя, мокрого от духоты и напряжения, прижатого к месту кондуктора, пересчитывающего просыпающиеся сквозь пальцы деньги, я решил – дело надо иметь только с продавцами газированной воды.

В детстве, особенно в жаркие дни, в мои обязанности входила ежедневная зарядка сифонов в будочке возле углового входа в «Военторг» на углу Карла Либкнехта и Ленина. Газированную воду отпускали через окошко фасада, сифоны заправляли тоже через окошко, но другое, сбоку. Изо дня в день выглядело это монотонно и однообразно – вечная очередь, жавшаяся в жалкую тень от маленького козырька будочки, сладкий запах сиропа, обязательно пчёлы, лениво ползающие по металлическим крышкам длинных разноцветных стеклянных с краниками внизу цилиндров. В проеме открытой двери висит длинная, развевающаяся марля с привязанными внизу по углам большими гайками. Сквозняк её надувает, и будка кажется парусником, выброшенным на берег посреди улицы, а за раздутым, колеблющимся парусом то появляются, то исчезают большие баллоны с газом, смахивающие на ракеты этого парусного ракетоносца, не сдающегося и рвущегося к морю.

Бывало, что время в очереди я коротал, решая одну очень странную задачку: стакан газированной воды без сиропа стоит одну копейку, а заправить сифон стоит шесть копеек. Вопрос – неужели в такой большой сифон входят только шесть стаканов? Заправив сифон, я шёл домой с надеждой провести следственный эксперимент и посчитать, сколько стаканов выпито из сифона, но ничего не получалось. Кроме меня никто не пил по полному стакану, а сколько пили воды после того, как я засыпал, никто, естественно, не докладывал.

В шестом классе, слушая моего костромского дедушку, который любил рассказывать о своих похождениях под обобщающим заголовком «Из жизни коммивояжера», я неожиданно получил ответ на эту задачку в свете оптовой и розничной торговли. На том и успокоился.

Но тут возникла другая задача: стакан газированной воды с сиропом стоил четыре копейки, а заправить сифон с сиропом (недостижимая мечта, блаженство, нирвана, ах, если бы я раньше знал это слово!) стоило сорок шесть копеек. Если четыре копейки умножить (как с чистой водой) на шесть – получаем двадцать четыре копейки, а продают за сорок шесть. Закон оптово-розничной торговли не сработал.

Что касается заправщиков сифонов и разливальщиков газировок с сиропом, то жили они по меркам семидесятых годов не хуже таксистов. По деньгам примерно на одном высоком уровне, но намного лучше по условиям труда – всегда на одном месте и с мокрыми, как бы чистыми и помытыми, руками.

Ведь именно им, скромным продавцам дешёвой питьевой воды, мы обязаны тем, что в обиходе стали использовать слово «развести» в смысле обмануть. Если скажут, что кого-то цыганка развела на червонец, то сразу станет ясно – женщина, брюнетка, восточной внешности, путем обмана завладела десятью рублями честного советского гражданина. А идиоматически грамотный циник поправит: «Развели, как сладкую». Именно в таком виде, имея в виду разбавить сладкую воду и на этом заработать, это выражение вошло в нашу жизнь и стало полноценным синонимом обману, надувательству, подлогу, жульничеству, одурачиванию, обсчитыванию, мошенничеству, обвешиванию, шулерству и облапошиванию.

Заправщик сифонов возле «Военторга» был вечен. Звали его Миля. Я ещё в школу не ходил, а он уже здесь газировал сифоны. Малообщительный – делал вид, что никого не узнаёт, никогда ни с кем не здоровался и не прощался. Молча брал сифон, молча, с чувством превосходства, заправлял его, то увеличивая, то уменьшая подачу газа. Молча кидал сдачу несколькими мелкими монетками, скользящими по мокрому отполированному металлическому прилавку. Копеечки двигались быстро, но никак не отлипали. Под неодобрительный, подгоняющий гул очереди приходилось загонять их к деревянной раме окошка и по одной цеплять короткими обкусанными ногтями, ставить на ребро и быстро собирать в ладошку. Такие погони за мелочью Миля наблюдал с живым интересом и комментировал развлечение, бросая через плечо непонятные слова на идиш в сторону своей напарницы торговавшей водой.

Но сейчас, в конце 1976 года, была зима, боковое окошко закрыто – сифоны никто не газировал, Миля, всё тот же вечный Миля, работал один и, сидя на высоком стуле, отпускал сигареты, конфеты ириски, а для особо страждущих и неплатежеспособных – ледяную газированную воду без сиропа по копейке за стакан.

Как ни странно, он меня узнал, сказал, что я вырос, пошутил: «А где сифон?» и, не задавая лишних вопросов, поменял семь рублей из десяти. На сдачу я получил три рубля и кулёк монет по копейке, по две, по три и по пять. Миля их не считал, а взвесил на весах – подбрасывал и подбрасывал деньги на чашу весов, пока раскачивающаяся беспокойным маятником красная стрелка не доползла до семисот граммов и, не успев замереть, резко обрушилась к нулю. Это сифонщик ловко снял с весов чашу с рассыпанной по ней мелочью и ссыпал деньги в кулёк, проговорив на прощанье:

– Можешь не пересчитывать – аптека.

Дома я не поленился и пересчитал. Конечно, меньше. Развели, как сладкую.

Оставшиеся три рубля, безуспешно пройдясь по известным мне точкам, я разменял в такой же будочке на углу Пушкинской и Ярославского, со стороны молзавода, но с точностью до копейки.

Как мне сказал в первый день работы на новой точке по приёму бутылок мой бывший товарищ по детско-юношеской футбольной команде центральный защитник Коля Кот, расплачиваясь со мной по десять копеек за бутылку вместо двенадцати:

– А на ком ещё зарабатывать, как не на своих.

На этом глава 3 окончена. Казалось бы, что и она не имеет никакого отношению к развитию сюжета, но прозвучавшие в терцию тревожные нотки, безусловно, замеченные опытным глазом, настраивают на понимание глубины комизма и трагизма описанных далее событий.

4. Роль игры в развитии общения, или «Что наша жизнь? Игра»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.