Аля Алиханова
Белый
Добра и благополучия, дорогие читатели!
Благодарю вас за то, что вы выбрали именно эту книгу, и надеюсь, что вы получите от прочтения истинное удовольствие.
Все начиналось с первого рассказа, который был написан в 2007 году, и много лет существовал сам по себе, без продолжения.
Продолжение просили постоянные читатели, которые читали рукописи, и спрашивали, что дальше.
Продолжения просила моя мама, которой не нравился конец истории.
И оно, наконец, появилось семь лет спустя. А потом еще и еще. Получился небольшой сборник рассказов о Ведьме, ее Белом волке, и…
Впрочем, вы все узнаете сами.
Это произведение имеет для меня особое значение. И по истории создания, и по содержанию. Поэтому и посвящаю моей любимой маме, благодаря которой я добилась в жизни всего, чего хотела.
Приятного чтения!
БЕЛЫЙ
– Да ты с ума сошла…
Ну да, я знаю. Тоже мне новость. Я давно уже считаюсь местной деревенской сумасшедшей.
– В делах нет друзей, и вся твоя благодарность яйца выеденного не стоит. Ну, сделали тебе добро, скажи спасибо, и иди дальше…
Он был совсем седым. Поэтому я прозвала его Белым. Белый волк повадился ходить ко мне недели три как. Агрессии не проявлял, ничего не просил, просто смотрел, и, что самое интересное, разговаривал. На самые что ни на есть философские темы. Иногда я ему предлагала еду – он неизменно отказывался. Но он меня развлекал. Я его, видимо, тоже…
– А если меня человек из беды вызволил, от смерти спас?
– Да пустое все это… Завтра он же тебя камнями и закидает… – Белый зевнул, блеснув клыками.
– Слушай, Белый, иди себе, а?.. Я, конечно, ценю твои советы, но для меня все иначе совсем…
– А хочешь, я тебе историю расскажу? Про друзей?.. Как из-за одного такого друга я вот этот шрам получил?.. А из-за другого – вот этот? – Белый поднял массивную лапу со следами от зубьев капкана. – Обоим я в свое время добро сделал… Одному от охотников отвязаться помог… Другому… Да что об этом сейчас…
– Не хочу.
Белый устало вздохнул и лязгнул зубами.
– Слушай, дай чего-нибудь пожрать, а?.. Нет, пожрать, а не пощипать… А то вечно ты мне какие-то грибочки-капустки подсовываешь… Ну что я, на козла похож?..
Как-то его не было дней пять. Я сначала решила, было, что он просто сменил территорию, но потом он вернулся. Как ни в чем ни бывало.
– Не скучала, небось?
– Знаешь, а у меня бессонница… Который день лежу, в потолок смотрю, думы думаю… Грызет она меня, зараза… Зубы у нее острые, ядовитые… Мысли в голову дурные лезут…
– Хочешь, я полежу рядом? – Оскалился Белый. – Мои зубы острее, она не придет…
– Нет уж, спасибо…
…В тот день он был особенно задумчивым. Да и я не расположена была разговаривать. До самого вечера он дремал у моего крыльца, а я, как обычно, занималась своими делами. Только ближе к закату он рыкнул на пробежавшую мимо деревенскую собаку и покосился на меня:
– Что нынче смурная? Травки твои волшебные не уродились, али порчу на кого навела неудачно? Али эти, кому помогать по дружбе собралась, отплатили?
– Влюбилась я, Белый.
Мне показалось, или Белый и впрямь в первый раз засмеялся, как залаял.
– И что? Травки ему, зелья, и твой навеки будет. Коль тебя раньше не повесят. Ты ж ведьма!
Я лишь взглянула без слов. Белый понял.
– Ну, пойду, покуда…
Больше он не приходил. Только по деревне как-то прошел слушок, что местные подстрелили в лесу белого волка.
ХУДОЖНИК
Памяти Алексея М.
Ты всегда в наших сердцах.
***
– Я устала. Хочу пить! – молоденькая цыганочка, звеня монисто, передернула плечами, отбросила назад рыжеватую копну волос. – Да и Казимир меня уже заждался, хватит, отпускай меня! – Девушка вскочила с коряги, на которой сидела, потянулась. Старик, сидевший напротив нее, и что-то старательно рисовавший на коленях, не обратил ни малейшего внимания.
– По Казимиру твоему острог плачет. Хлебнешь ты еще с ним. – Голос старика оказался неожиданно низким и чистым. – Намедни вот купца с дочкой на большаке зарубили. Дочка-то, молодуха, красавица была, слышала, небось? Его рук дело? Не отвечай, и так знаю, что его… Молодая ты еще, глупая. Не знаешь, как людские проклятия на голову падают, да на спину давят, так, что не разогнуться…
– Ты, поди, знаешь? – фыркнула цыганка. Упоминание о разбойничьих делах сразу навело на нее тоску. – Морали читать мне вздумал?
Но старик, словно не слыша ее, продолжал:
– Не деться тебе от него никуда, вижу, не слепой. Только не пара он тебе. У тебя сердце не злое. И он не злой, только судьбу ему другую при рождении начертили, не выберешься… Ох, сыщешь ты с ним горя, дочка… Помяни слово мое, сыщешь… На соседнем хуторе девка брюхатая ходит. Хороша девка, местного головы дочка. Так тоже, сказывают, его проделки. Чай, не слыхала?.. Беги от него, дочка. Беги, пока не поздно…
Цыганка взвилась, словно ужаленная, но старик и ухом не повел.
– А ну-ка, показывай, что выходит! – Одним прыжком девушка подскочила к старику, уже собиравшему за разговорами в грязную суму какое-то барахлишко, и попыталась заглянуть тому под руки, но он сунул в сумку последний предмет, надвинул поглубже шляпу, и, не прощаясь, побрел в сторону леса, словно и не слыша гневных возгласов вслед.
***
Базар шумел на все голоса, захватывал людей, мял их, пережевывал мощными челюстями и выплевывал. Кого с прибылью, кого – лишившимся последних монет.
Молодой горожанин выбрался из толпы, отряхнул рукав явно парадного костюма, который носил с претензией на кокетливость, и смачно ругнулся вслед торопливо пробежавшему мимо крестьянину:
– Эка чума! Всю пыль с дороги поднял столбом, теперь вовек не отчистишься! И ну их, эти ярмарки, одно разоренье да хлопоты! Верно я говорю, Белослав?
К этому времени из толпы выбрался еще один молодой человек, в наряде попроще, и облако пыли, обильно покрывшее его костюм, его явно не волновало. Он лишь улыбнулся, глядя на тщетные попытки друга привести одежду в первоначальное состояние, и лишь еще больше размазывающего пыль по холстине.
– Пустое, Ждан, если бы ты не любил ярмарочные гуляния, ты бы на них не ходил. Посмотри лучше сюда.
Друзья стояли перед городской стеной, у которой расположились ремесленники всех возрастов и обличий, с самыми разными товарами. В глазах рябило от разнообразия предложенного. Бабы с узорчатыми шелковыми платками, расписанными вручную, мальчишки со свистульками, бочкари, корзинщики, плотники, кого здесь только не было… Но привлек внимание Белослава вовсе не рабочий люд, а то, что было разложено перед старым, черным от солнца и ветра, лохматым стариком разбойничьего вида.
Несколько холстов без рам, похожих скорее на обрывки, мусор, чем на произведения искусства, валялись у ног старого пройдохи, но написанное на них не поддавалось ни человеческому языку, ни человеческому сознанию. Яркие, живые краски делали портреты, казалось, более настоящими, чем люди вокруг.
С холстов на молодых людей смотрели богатые горожане, крестьяне с потухшими взглядами, ясноглазые молодицы и румяные парни в ярких рубахах. Мыслимо ли, возможно ли было сотворить такое волшебство обычными старческими руками?.. Между тем продавец, хитро прищурясь, поглядывал то на Ждана, то на Белослава.
– Стари-ии-ик…. – Ждан наклонился над картинами, трогая каждую кончиками пальцев, словно проверяя, настоящая ли. – Сколько хочешь за все?..
Старик промолчал, будто не слышал, обернулся к Белославу:
– Что, понравились ли картиночки, сударь?..
– Понравились, дедушка, понравились, – машинально ответил молодой человек, не сводя глаз с одной.
– Что больше-то по душе, сударь?
– Вот эта. – Белослав указал на портрет молодой цыганки, сидящей на корявом дереве, и перебирающей руками монисто на груди. – Продаете?
– Продам, сударь, отчего ж не продать-то… Я ж, чай, не ради удовольствия по городам лапти топчу, да тут сижу… Один золотой, и портрет ваш, сударь.
Не веря своей удаче, Белослав развязал кошель, вытащил золотой, и протянул его старику. Тот попробовал монету на зуб, демонстративно осмотрел ее, и, завернув в тряпицу, убрал в суму.
– От греха подальше. – Беззубо улыбнулся старик. – А вы портретик-то берите, сударь, да припрячьте. Чай, ваше теперь, никуда не денется, – добавил он совсем уж странно, но Белослав не обратил внимания. И лишь теперь, словно вспомнив, старик обернулся к Ждану.
– А вашего тут, милостивый государь, нету ничего. Не продаются остальные портретики-то. Вы уж не серчайте.
С побелевшим от гнева лицом Ждан дернулся было к старому пройдохе, но Белослав одним движением руки удержал друга, а старик, смекнув ситуацию, сей же моментом собрал свои пожитки, и был таков.
***
Тихий стук в окно разбудил молодую княгиню под утро. Накинув халат, женщина выглянула в окно, и тут же отшатнулась, словно увидев призрак. Она замахала руками, показывая ночному гостю, чтобы тот уходил, но настойчивый стук продолжался, и княгиня нехотя отворила тяжелый ставень, но тут же отшатнулась:
– Зачем пришел? Как нашел меня?
– Так старик меня послал, старик-художник, – заискивающе зашептало из утренней полутьмы. – Я и не знал, когда все случилось, что он к тебе меня отправил… Просто сказал: «Иди, Тришка, в стольный град, княгиню отыщи». Я и пошел… Делать то все равно нечего было, наших переловили многих, кто сам в города подался работу искать, кто в одиночку по большакам пошел… А я вот, сюда… Шел неделю, по кабакам да трактирам побирался, на сеновалах ночевал…
– Подожди, подожди… – Княгиня отошла от окна, взяла с туалетного резного столика туго набитый кошель, и бросила его в окно. Слышно было, что кошель ловко поймали, не дав ему шлепнуться наземь.
– Спасибо, Ра… Госпожа княгиня, благодарствую… – Вновь зашептала темнота. – А как тебя… Как получилось то, что ты… Что вы, матушка… – Окончательно запутавшись, голос смущенно замолк.
– Не части, внятно говори, – привычно-требовательно приказала княгиня, но тут же, словно устыдившись своего тона, склонилась к окну. Город дохнул на нее сыростью раннего утра, но она словно не заметила.
– Тришенька, хороший мой, да что там у вас стряслось-то? Как по большакам, как переловили?
– Так ты ж еще не знаешь ничего… Я ж чего пришел то… Мне ж сказали, дай знать обязательно, он просил… А художник сказал княгиню отыскать, будто это как то связано… Я ж ослушаться не смею, иначе стал бы неделю топать сюда… Пред княжьи очи…
– Да подожди ты! Ничего не пойму, говори толком! Кто просил? Что случилось? – Княгиня зябко запахнула халат из заморской парчи, и наполовину высунулась в окно. – Говори же!
Лица собеседника по- прежнему не было видно, перед домом князя почему-то забыли накануне засветить фонарь, либо тот потух прежде срока. В спальне княгини тоже царила тьма, слышно было, как сопит во сне и причмокивает маленький ребенок. Мимо дома прошел припозднившийся гуляка, шум башмаков еще долго раздавался в повисшей, ставшей какой-то вязкой, тишине…
Тришка молчал, княгиня тоже неожиданно перестала его выпытывать.
– Два месяца назад лихие люди в наши края пришли. Говорили, с каторги сбежали. – Тришка заговорил медленно, как нехотя. – Было несколько стычек на лесной дороге… Наши полегли… Казимир тогда в ярость пришел, сказал, неправильно это, волк волку не враг… Пошел с их вожаком разговаривать… Разговор у них нехороший вышел, в общем. Не вернулся Казимир…
Княгиня застыла в оконном проеме, и лишь по безмолвному ее кивку, умолкший было Тришка нерешительно продолжал:
– Мы его искать пошли, лиходеи к тому времени с места снялись да только их и видели… Зарезали они Казимира… – Тришка всхлипнул. – сынишка остался сиротой… Да, после того, как ты от нас сбежала он же как полоумный был, все искать тебя заставлял. А потом девку привел из деревни с животом, и жить с ней начал… А как несчастье-то приключилось, и девка сбежала от нас, своего мальчонку годовалого бросила… Мальчонка-то рыженький такой, совсем как Казимир наш был, а девка та чернявая, не в ее породу, видать, сынишка-то уродился… Так вот, а Казимир-то возьми нашему Тихону и приснись, и говорит «Раде дайте знать»… А где ж мы ее возьмем-то, Раду эту, когда ни слуху, ни духу не было столько времени… – Тришка уже рыдал во весь голос, не скрываясь. Княгиня по-прежнему стояла, не шевелясь, нимало не заботясь о том, что Тришка перебудит весь терем.
– Тут мимо проходил этот, художник, проныра старая, что тебя тогда еще рисовал… Я его признал сразу. Как узнал про наше несчастье, сказал мне, мол, Княгиню во славном стольном граде отыщи. Найди и ей вашу беду передай. Я к нему с вопросами, а он сказал, и был таков. Нет, мы, конечно, слыхали, что Князь в терем Княгиню привел, но и не думали, чтоб ты… Ты, конечно, молодец, дай-то бы Щедрейший каждому такого, мы-то и не гадали…
– Довольно. – Княгиня резко выпрямилась, и Тришка испуганно замолчал. – Никому и нигде больше ни слова, что ты меня тут видел. Даже нашим. Понял? Кто жив остался, вот это раздай – в руки Тришки полетел еще один увесистый кошель, толще первого.– Не поминайте лихом.
Ставень захлопнулся, и в утреннем сумраке слышались только благодарное бормотание Тришки, да первые утренние птахи…
***
Княжий терем горел лихо. Весело, с тресками и снопами искр, рассыпающимися на фоне ночного неба сотнями фейерверков.
Горожане помогали дворовым заливать, как могли, а бабы, стоя в сторонке, судили да рядили, как могло такое горе приключиться. Из обитателей терема никто не пострадал, кроме княжьей семьи. Князь, молодая жена, и двое детей погибли в огне: спальни их милостей загорелись самыми первыми. Толстая повариха предположила, что кто-то из светлейшего семейства изволил оставить незатушенной свечу около полога кровати. Пламя и занялось.
– Жалко детишек-то… – Причитала повариха, – вот как есть жалко. Все она, змея подколодная, кабы не княгиня, жил бы наш господин припеваючи и ныне.
– Да скряга твой господин, – сплюнул сквозь зубы сапожник, отошедший от пожарища напиться воды. – За новые сапоги второй год мне кровные отдать не может… Скряга и есть!
Мнение толпы, как водится, разделилось. Кто-то говорил, что князь, ныне уже покойный, был широкой души человек, и мог подобрать на улице бродягу и привести к себе в дом. А кто-то усмехался, что княгиня при этом лично ходила на базар, выбирать самые дешевые овощи к обеду. Скуп был старикашка, что и говорить, да и не пара ей, молоденькой. Кто-то в очередной раз вспомнил, что поженились они тайно, и появилась княгиня в городе впервые уже брюхатой, но тут же снова переключился на обсуждение более интересующей всех причины пожара.
Никто не заметил, как от толпы тенью отделилась чумазая, вся в саже, цыганка. В мешке за плечами у нее что-то возилось, и даже слышалось, казалось, тихое гусиное гоготание. Цыганка шикнула на мешок, приладила его поудобнее за плечи, и зашагала прочь.
***
Ведьма поселилась под селом недавно. Все знали, что она хороша собой, молода и дика, как рысь. При случайной встрече на большаке так зыркнет, что невольный прохожий только глаза отводит, да крестится. Но никто не знал, откуда она взялась, кто такая, надолго ли явилась, и зачем. Ходили слухи, что это бывшая жена князя из соседнего княжества, которая уморила своего мужа и его дочь от первого брака и сбежала от правосудия.
Еще говорили что ведьма – бывшая любовница разбойничьего атамана, главаря той самой шайки, которая хозяйничала в этих краях лет десять назад. Все это были слухи, появилась ведьма словно из ниоткуда, просто пришла и поселилась в заброшенной домушке перед лесом. Привела с собой трех гусей, двух серых и одного рыжего, принесла котомку за плечами и вселилась, словно так и надо было.
Как-то само собой повелось, что обращались к ней только при крайней надобности, которая возникала не так уж и редко, и тропу к домику ведьмы протоптали быстро. Кто лаптями, а кто и обувкой побогаче. Говорили, хаживали к ней от самого князя, а зачем – никто не знал…
Ведьма принимала всех сурово, с пришельцами разговаривала коротко и по делу, и выпроваживала не церемонясь. Так все и шло.
ВЕДЬМА И ОХОТНИК
– Однако, здесь гостей не жалуют… – Человек в охотничьем кафтане невнятно и беззлобно поругиваясь себе под нос, продрался сквозь густые заросли бурелома перед выходом на тропинку, и решительно направился к избе, недовольно отряхивая рукава куртки от мелких веток. Калитка открылась, едва гость дотронулся до ручки, и глазам посетителя предстала престранная картина.
Во дворике, относительно чисто прибранном, был собственный колодец, маленький загончик для птицы, баня по черному. Рыжий гусь носился по двору с истошным гоготаньем, норовя то и дело ущипнуть ведьму за ноги, хозяйка дома ругалась на непонятном языке, впрочем, получалось у нее это как-то ласково и сердито одновременно. На мгновение гостю показалось, что веник выпрыгнул у него прямо из под ног, но тряхнув головой и еще раз посмотрев на спокойно стоявший в уголке веник, он едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол.
– Зачем пожаловали? – Ведьма словно выросла из под земли и теперь стояла, сердито нахмурясь. Гуси радостно подскочили к гостю, чтобы тут же обойти его кругом, любопытно тыкаясь в него клювами. Особенно усердствовал рыжий, то пощипывая за штанину, то норовя залезть клювом в сапог. Гость ошарашено молчал, и ведьма резко развернувшись, направилась в дом. Человеку ничего не оставалось, как идти за ней. В доме на очаге кипело какое-то варево, вся комната по виду, не считая развешанных по стенам пучков травок, выглядела, как обычное крестьянское жилье.
– Я…
– Охотник ты. – Резко перебила ведьма. – Это я и так вижу. Явился зачем?
– Собака у меня заболела. Мне бы ее посмотреть…
– Так и смотри. Я при чем? Я собак не пользую.
– Так помрет же… А мне она как ребенок, 5 лет вместе…
– Сказала же, не лечу собак. Если это все – иди, откуда пришел. – Ведьма наклонилась к очагу и бросила в булькающий котел щепоть какой-то смеси . Посидела, молча, словно забыла про гостя.
– Ты все еще здесь? – бросила, не оборачиваясь . – А у тебя, кстати, скоро посерьезнее собаки проблемы будут. Огонь к тебе идет. Как огонь придет – обо всем остальном думать забудешь, и про собаку свою, и про дочку мельника, что намедни тебе от ворот поворот дала. Осторожнее с огнем, он прожорливый гость. Не накормишь. – Обернулась, и расхохоталась в голос.
Охотник подскочил, как ужаленный, развернулся, и вышел, не прощаясь.
***
– Что это?
– Перепелки. Вчера настрелял. Я намедни вечером во двор вышел, как заставило что-то… В общем, у сарая крыша загорелась… Если б не ты… – Охотник переступил с ноги на ногу. – Спасибо тебе, в общем. Я ведь чуть без хаты не остался.
– Не на чем. – Ведьма резким движением взяла подношение, и, не глядя, бросила на печь. – А ты подумал, небось, что ведьма брешет, силу свою показывает да запугивает? Мы не на ярмарке, балаган устраивать не люблю, на носу себе заруби.
– Да понял ужо… – Охотник опустил глаза.
– А дочка мельника замуж выскочила. Да и молодуха, дочка старосты нашего, что к тебе по ночам от мужа своего постылого бегала и тебе в сердце запала, тоже не твое счастье. Ты с другой девкой будешь. Да так люба будет тебе та девка, что все прошедшее – дурным сном покажется. Только счастье твое недолгим и непростым будет, так уж тебе на роду написано. Непростым, да твоим, и никакого другого тебе станет не надобно.
Охотник машинально сдернул с головы шапочку: в жаркой избе ведьмы его вдруг прошиб холодный пот: как есть ведь все сказала! А ведьма задумчиво бросила взгляд на короткий ершик волос, и вздохнула:
– Опять думаешь, сказки сказываю? Скоро сам все увидишь. Кого еще лешаки принесли?
Охотник удивленно обернулся, но в этот момент дверь в избу отворилась, протопали шаги в сенях, и в горницу ввалились двое дюжих молодцов в городской одеже.
– Пошли, ведьма. Князь занемог, видеть тебя желают, да травки свои прихвати.
Ведьма усмехнулась, кивнула охотнику:
– Поди. Свидимся еще.
***
Рыжий гусь почему-то особо приглянулся охотнику. Он, словно собака, ходил за ним по пятам, и все норовил увязаться за ним и вечером, однако на ночь Ведьма неизменно загоняла гусей в сени и запирала дверь. Охотник изредка даже брал его с собой стрелять перепелок, и гусь послушно шлепал по полю, ни разу не потерявшись и не отстав.
На селе, куда они недавно переселились уже никто и не знал охотника по имени, и нареченное при рождении имя почти забылось. Так и звали его все, Охотник. Да оно, может, и к лучшему. Ни к чему им, чтобы нашли их староста со своей неуемной дочерью, которой мужа мало, а еще и Охотника для ночных утех подавай. Хату свою на том селе Охотнику пришлось бросить.
После переселения само собой получилось, что поселились они рядом с ведьмой. И лишь через пару месяцев, разбирая старый мешок с вещами, которых сто лет не доставал с печи, Охотник достал старую, скатанную в трубочку холстину. С портрета на него смотрела цыганка Рада. Юная, в ярких юбках, перебирающая монисто на груди.
Ведьма. Его Ведьма.
Белый. Возвращение
Лебеды нынче неурожай. То ли лето засушливое, то ли просто ей так вздумалось в это лето, не вырасти. Не найти лебеды… А надо мне в зелье ее, лебеды этой проклятой, надо, и все тут…
Я отошла от избы на пару десятков шагов, оглянулась. Высунув длинную шею из калитки, мне вслед смотрел Мартин, серый, упитанный гусь. Я готова была руку дать на отсечение, что он улыбался. Из соседской трубы на крыше валил дым, Охотник затопил печь, чтобы приготовить куропаток, которых настрелял рано утром, пока я еще спала.
От домика веяло уютом и теплом. Домом.
Охотник как будто был всегда, хотя поселился рядом совсем недавно, одну зиму назад. Я уже и не помнила, как мы жили без него.
Мы – это я и мои гуси.
Мартин, между тем, опасливо сделал шаг по тропинке, а потом, осмелев, уверенно потопал за мной, смешно переваливая круглое туловище на коротких лапках.
В этот момент лопухи слева от гусака подозрительно зашевелились, и в следующую секунду на него бросилась грязно белая тень.
– Мартин! – Заорала я, а в следующую секунду по земле покатился клубок из гусака, меня и того непонятного, и невесть откуда взявшегося, из кустов. А еще через секунду я уже обнимала тощего, грязного белого волка с человеческими глазами и ревела навзрыд:
– Белый, Белый…
– Бурый уже, а не белый. Видишь, полинял, облез весь… – Волк убирал морду, на которую щедро лилась соленая вода из моих глаз. – Ишь, сырость развела, я и так мокрый весь! А ты… Дура ты, а не ведьма, – волк, пару раз лизнув меня в щеку для приличия, наконец, выбрался из моих объятий и отошел в сторонку. – Из-за какого-то паршивого гуся!
Выглядел Белый, и правда, неважно. Шерсть сбилась клочьями, кое-где из нее торчал репей. Морда осунулась, бока ввалились.
– Этот «паршивый гусь» – Мартин!
– Да у тебя все… Кто-нибудь… – Белый оскалился, тряхнул головой. – Ладно, гусь пусть Мартин, а там в избе рядом кто?
– Там – Охотник. И мои гуси. Мы живем здесь… А я думала ведь, убили тебя… И из деревни той потом уйти пришлось, думала все, не свидимся с тобой больше… Как ты нас нашел?
– А… Ранили меня тогда. Дурачье твои деревенские, и староста у них – растяпа. Волка на расстоянии десяти шагов подстрелил, а добить – не смог… Ушел я. А нашел как… – Волк снова тряхнул головой. – Я ж тебя нюхом чую. И как вы уходили оттуда по твоему следу, дождями политому да солнцем высушенному – тоже почуял.
Я содрогнулась, вспомнив ту ночь… Как мы под проливным дождем, по раскисшей дороге, ночью, даже не уходили, а убегали из деревни. Охотник нес плетеные садки с гусями, а я – наше нехитрое добро в узелках. Мы тогда бросили почти все, пришлось бросить… Слишком много слухов ходило по земле под Стольным градом. Великая Княгиня… Полюбовница Казимира…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги