Была у нас традиция, негласный закон, ходить в этот день на Вышку. Это была обыкновенная, деревянная геологоразведочная вышка. Располагалась эта точка на горном хребте, Гэрын хада, в самой ее высокой плоскости. Вот там-то, и обязаны были мы все отметиться в день Первомая.
Спустившись с этой высоты, катались на плотах в пруду. Пруд этот располагался в местности Зээмэк, и наполнялся весенними паводковыми водами. К лету он, обычно, высыхал.
Катаясь на плотах, невольно окунали в воду, то одну ногу, то другую. Порядком измочившись, ничего не оставалось, как бултыхнуться в холодную снеговую воду. Первый почин сделан, а кто не последовал примеру первопроходца, тот – девчонка.
Никто не хотел быть девчонкой. В начале сего опуса я упомянул, что мальчиков той поры в деревне было подавляющее большинство. То, видать, страна зализывала фронтовые раны. И кто-то там, наверху, учитывая потери в мужской силе, наверное, распорядился давать матерям больше сыновей.
И все мальчишки росли соответственно духу того времени. Это были маленькие мужички, и если кто, ненароком, обзовет кого девчонкой – худшего оскорбления нельзя было придумать.
С наступлением летнего зноя, игры переходили в менее активную фазу. Игра в бабки была по популярности в первых рядах негласного нашего рейтинга.
И, как всамделишный мужик, всяк старался подогнать бабки под себя. Бита, например, высверливалась со стороны попки, и в образовавшуюся полость заливался свинец, вследствие чего она становилась тяжелее. Метать ею, соответственно, становилось удобнее и ловчее.
А в самую лютую жару, укрывшись в тень, где-нибудь на задворках, подальше от людских глаз, играли в ножички. Игра, на первый взгляд, опасная, но никто не запрещал нам показывать друг другу отточенное мастерство с использованием холодного оружия.
Чиркали ножички и со лба, и с зуба, и с локтей, словом, со всех частей тела. Как и во всяком деле, здесь находились свои безусловные лидеры, которые умели в этом «невинном» занятии достичь непомерных высот. Они умели «чиркать» ножички из любого положения. Не помню случая, когда бы кто-нибудь получил увечье.
А в школе, абсолютно все ученики играли в настольный теннис. Мы понятия не имели, что существует на свете, кроме настольного тенниса, другой вид этого единоборства – большой теннис. Но играли ребята классно, брали мяч из любого положения.
Перемена между уроками в школе составляла 5 минут, от силы 10. Никаких малых, или больших перемен, в помине не было, потому, как не было школьной столовой.
Начинали «резаться» с утра, еще до начала уроков. Продолжали играть до тех пор, пока не появится, в проеме двери школьного коридора, учительница одного из противоборствующих сторон. Если счет не был завершен, то продолжали играть, пока один из игроков легким движением руки…
После этого, в неимоверном броске, на лету ловился теннисный мяч, и он, опаздывающий на урок ученик 5-го класса, (четвертого, или восьмого, не имеет значения) уже после учительницы, переступившей порог класса, успевал сесть за парту и поставить на лицо умное выражение.
Во Франции есть вековая традиция. Когда до наступления Рождества остаются считанные минуты, неожиданно гаснет свет. За это время каждый уважающий себя «мусье» должен был успеть исследовать все потаенные уголочки тела рядом сидящей мадам.
В Советском Союзе ничего подобного не было. Но наши работники по линии торговли, или дипломатии, находящиеся по долгу службы в «ихней Хранции», обязаны были присутствовать на празднествах по случаю Рождества.
Когда подавали электричество, француженки изящно продолжали вести светскую беседу. На покрасневших и разгневанных лицах наших дам читалось:
– Не дам – с!!!
Подобно француженкам наши ребята умели мгновенно перевоплотиться из азартных игроков, в думающих и понимающих суть предмета, прилежных учеников.
Случались и непредвиденные обстоятельства, как полагается. Как-то один высоченный и здоровенный ученик старших классов, в парной игре, ненароком, вместо теннисного мяча, со всей дури въехал ракеткой в бровь своему напарнику. Кровь у того хлестала, как из молодого баранчика.
Вышли на улицу, приложили снежок к травмированной части лица, кровь и приуняла свою прыть. В это время шел на урок, наш старейший учитель Логин Васильевич. Увидев окровавленного школьника, не мог пройти мимо. Подошедши вплотную, прибоднял указкой лицо пострадавшего. Как учитель, как человек взрослый, видавший на своем веку всяческие увечья своих учеников, он произнес:
– Ведите его немедленно к Галине Николаевне, не ровен час, отдаст он у вас Богу душу от кровопотери.
«Что положено Юпитеру, то не дозволено Быку». Наш детский мозг не в силах был воспринять истину, что можно, вот так, за здорово живешь, отдать душу Господу.
Чего не могли понять мы, то с легкостью объяснял Логин Васильевич. Он, человек проживший бок о бок со своими учениками, в отличие от многих коллег, понимал детей. Нам с ним всегда было легко.
Глава 4
Логин Васильевич преподавал бурятский язык и литературу, а впоследствии еще и географию.
Он, как мудрый человек, никогда не мелочился, например, не опускался, наподобие некоторых своих коллег, до разбора поведения родных и близких учащегося.
Не спрашивая урока, мне кажется, он знал ответ заранее – чего ждать от того, или иного ученика. И оценивал он знания ученика не от того, что тот успел списать, подсмотреть, а, именно, исходя от возможностей каждого.
Не беда, что ученик сегодня не выучил урок. Не беда, что другой ученик строит из себя всезнайку. В каждом, Логин Васильевич, умел разглядеть личность.
Это был великий учитель. Все понимающий и видящий своих учеников «наскрозь». Он никогда не сюсюкал с учениками, оставаясь таким, какой есть на самом деле, тем самым еще больше располагая к себе учеников.
Бывали случаи, когда мы, сорванцы, срывали и у него урок. Логин Васильевич никогда не истерил по этому поводу, а умел вовремя нейтрализовать исполнителей.
А зачинщиками всегда выступали наиболее активные и лучшие ученики класса, которые исподтишка всячески подбивали некоторых несознательных людей на совершение маленьких шалостей.
Был в нашем классе один второгодник, двумя годами постарше всех остальных. В детском возрасте два года это очень существенная разница в физическом развитии.
Конечно, наш второгодник был на две головы выше всех и силой обладал неимоверной. Мог свободно поднять одной рукой парту и носиться с ней, как с пушинкой по классу.
Когда мы начинали скучать на уроке, и чувствовали, что наступило время для разрядки, то неизменно подбивали нашего дылду к активным действиям, к нашей великой радости это не составляло большого труда.
Он хватал парту и начинал с ней скакать по классу. Мы же начинали аплодировать ему, хохотать, как сумасшедшие призывая того к еще более сумасбродным поступкам.
Логин Васильевич все это время сохранял на лице каменное спокойствие и сидел за своим столом, заполняя какие-то бумаги. Когда наш шоумен успокаивался, наконец, и ставил парту на место, вот тут-то он и выходил на авансцену.
Не торопясь, подойдет к парте нашего незадачливого клоуна; вытащит из «широких штанин» носовой платок, размером ничуть не уступающим площади своего шейного собрата.
Смачно, с придыханием сморкнется в просторный платок, затем задвинет его обратно в карман… и очень сильным рывком приподнимет нашего героя и резко приложит его худосочную задницу на сиденье парты.
При этом Логин Васильевич всегда приговаривал:
– Энэ муу, угайдан абя угэ hуухадань ямар хэшэб!
Итак, он проделывал раза два-три, насколько сильно захочет того, сам виновник нашего торжества. А тот, как-то очень быстро успокаивался и вел себя до конца урока, как самый прилежный ученик.
Весь этот спектакль длился минут десять-пятнадцать. После этого, отдохнувший класс, с удвоенным вниманием мог бесконечно долго слушать своего любимого учителя.
Наш товарищ действительно был не силен в науках. Что делать – одним не дается учеба, другим работа… Но восьмилетнюю школу заканчивать надо, никто его в третий раз не будет оставлять в одном классе.
Идет, значит, сдача экзаменов по русской литературе, в комиссии среди прочих учителей Логин Васильевич. И он, посреди экзамена, встал и подошел к своему, скучающему, «другу».
Положение было безвыходным – отстающий ученик все равно ничего не знает, и, похоже, не очень-то страдает по этому поводу. Создать какую-то видимость сдачи экзамена надо.
Что делать взрослым дядям и тетям, заседающим в комиссии? «Слушать» ученика, который все равно ничего не скажет? Ставить удовлетворительную отметку человеку, который не произнес ни единого слова?
Логин Васильевич использовал в этой ситуации единственный шанс, который мог бы разрубить этот гордиев узел. Он подошел к тому, кто совсем недавно так много попортил ему крови, положил перед ним книгу и указал тому, где надобно списывать ответы на билет.
Мы тогда были детьми, нас могла бы покоробить столь вопиющая несправедливость – одним можно все, другим ничего, но мы все нормально отнеслись к такому неординарному поступку нашего учителя.
А когда подошел черед сдавать нам экзамен по родному языку и литературе, мы ничуть не переживали – были в теме. Писали изложение. Логин Васильевич нам зачитал один раз, второй… положил текст на стол и вышел из класса.
В комиссии вместе с ним была Тамара Яковлевна. Значит, Логин Васильевич выходит из класса, Тамара Яковлевна на цыпочках подходит к столу, берет текст изложения и тихонечко воспроизводит его нам вслух.
