Вакцина от безумия

Заветы Агриппины

«Не знаю, какими путями проникло в рязанскую глубинку непривычное русскому слуху имя Агриппина, но прабабушка моя звалась именно так. Всю свою долгую жизнь она прожила в деревне Подвязье под Рязанью, никому не докучая, ни во что не вмешиваясь. А когда стало очевидно, что пребывать на белом свете ей осталось считанные дни, моя мама, как единственная близкая родственница, потому как бабушка Настя, то есть мамина мама и, соответственно, прабабушкина дочка, к тому времени уже года два, как померла… Путанно, может, объясняю, но уж как есть… Так вот, мама, как единственная оставшаяся близкая родственница бабы Гапы – так ее простецки звали односельчане – быстренько собралась и отправилась повидаться со старушкой напоследок. Заодно и меня с собой прихватила. Уж и не знаю, что было к тому поводом: то ли она хотела порадовать девяностотрехлетнюю старушку встречей с правнучкой, то ли меня попросту оставить было не с кем.

Отдельные фрагменты той первой моей поездки в Подвязье до сих пор стоят перед глазами. Разбитая проселочная дорога. Полуразрушенная церквушка на въезде в деревню. Старый деревянный дом с палисадником, засаженным необычайно яркими цветами. Темная комната. Посередине белая печь. На веревках, натянутых под низким потолком развешаны какие-то засушенные травы. И запах – дурманящий запах полыни, мяты и чего-то еще непонятного. Отчетливо помню стоящую в углу высокую кровать с множеством подушек, на которых лежит сухонькая старушка…

Мне тогда еще и семи не исполнилось. Вроде бы, не должны в голове ребенка надолго задержаться такие вещи, но сцена прощания с умирающей так отчетливо запечатлелась в детской памяти, будто происходило это только вчера.

– Доченька, подойди к бабушке.

Мама подталкивает меня к кровати.

– Иди, не бойся.

Подходить мне не хочется, но вовсе не из-за страха, нет. Просто я впервые вижу свою прабабушку и родства с ней совсем не ощущаю. Мне почему-то кажется, будто она для меня чужой человек.

– Иди, Таечка, – настойчиво твердит свое мама.

– Хорошо, что в кои-то веки меня послушали, – скрипучим, словно несмазанное тележное колесо, голосом молвит старуха, обращаясь к ней. – Как родилась она, вы, ведь, помню, собирались поначалу Татьяной назвать. Имя это тяжелое, жертвенное… Таисией куда как лучше.

Она замолкает, переводя дыхание, и болезненно улыбается, разглядывая меня.

– А глазищи-то у тебя какие громадные.

Это было адресовано уже мне.

– Подойди, внученька. Не робей, – позвала она меня к себе.

Помню отчетливо: я боязливо приближаюсь к кровати, она кладет заскорузлую, старческую руку мне на голову и, притянув к себе, еле слышно, почти шепотом произносит слова, смысл которых я тогда понять не смогла, да и сейчас, признаться, не понимаю. Но запомнить я их запомнила.

– От меня все к тебе перейдет. Настанет день, появится человек и все обскажет. Ты его сердцем почуешь. Ему одному верь. Его одного слушай. Такая твоя доля…

Помню, едва она убрала с моей головы свою руку, я, словно освободившись от тяжкой повинности, тут же выскользнула на улицу и помчалась на речку – с ребенка что возьмешь. А прабабушка в тот же день умерла. Дом ее долго еще служил нам чем-то вроде дачи. Зимой, осенью и весной он пустовал, зато, каждое лето меня непременно вывозили туда на месяц-другой: растущему организму необходим свежий воздух и здоровое питание. Наличие собственного дома в деревне все упрощало, и год за годом я регулярно отбывала на летние каникулы в Подвязье с мамой или с папой, в зависимости от графика отпусков родителей, и нисколечко по этому поводу не расстраивалась – мне там нравилось.

Я повзрослела. Не стало отца. У меня появилась своя семья: муж, дети. Навещать домик в деревне стало некогда, да и незачем. Лишь совсем недавно, после смерти мамы, мне, по настоянию мужа, довелось-таки наведаться на Рязанщину. Отправляя меня туда, он словно оправдывался: «Съезди, Таечка. Оформи наследство, чтоб все было по уму. Бумаги я подготовил. Понимаю, что там уже ни кола, ни двора, но все-таки земли сорок соток. Глядишь, и пригодятся».

От дома действительно мало что осталось. Он по-стариковски покосился набок, просел и обветшал. В оконных рамах уцелела едва ли треть стекол. Крыша провалилась. Ничего иного я, в общем-то, увидеть и не ожидала – столько лет простоял без присмотра. Последний раз там что-то подновлял еще отец, а с тех пор прошло двадцать два года. Да бог бы с ним, с домом. Куда любопытнее другое. Помимо оформления права собственности на уже упомянутые сорок соток и то, что осталось от жилища, унаследованного в свое время мамой от бабы Гапы, результатом поездки стало еще и некое осознание того, что представляла из себя моя прабабушка.

После того, как мне пришлось больше часа просидеть у главы сельской администрации, занимаясь приведением в порядок бумаг, я совершенно случайно стала свидетельницей беседы двух местных старушенций, пристроившихся на лавочке сбоку от входа. В мои планы вовсе не входило подслушать, о чем они там судачат, но произнесенное несколько раз имя Агриппина заставило остановиться в дверях и с выходом на улицу не спешить, чтобы своим появлением не спугнуть болтливых великовозрастных кумушек, чтобы разузнать, о чем они толкуют.

Приезд правнучки Агриппины, само собой, не остался незамеченным и заставил пожилых селянок вспомянуть былое. Как выяснилось, прабабку мою в деревне и уважали, и немного побаивались – считалась она кем-то вроде местной Бабы-яги. Хорошо еще, что скорее со знаком плюс, нежели наоборот. И наперед-то покойница много чего знала, и ворожбой-то она грешила, и по мере надобности всяко-разные зелья варила в помощь страждущим. Мол, и при жизни-то за нею чего только не водилось по колдовской части, а уж после смерти и того чище пошли слухи. Будто бы, как поминальная трапеза по ней закончилась, под ее окнами всю ночь выли не то собаки, не то волки, а после полуночи в опустевшем доме кто-то невидимый бегал по потолку, ну и всякое прочее рассказывали, в том же роде.

Не догадываясь, что кто-то стал очевидцем их беседы, бабульки наболтали с три короба разной ерунды, мало совместимой с реальностью. Скорее всего, это были лишь байки и досужие вымыслы, а может, и нет – как знать. Только меня они заставили призадуматься. Сразу всплыли в памяти те самые, прощальные, слова бабы Гапы, про то, что от нее все ко мне перейдет. Что перейдет? И с чего она решила тогда мне, девчонке несмышленой, поведать о каком-то человеке, который появится и все объяснит, а мне надлежит его слушаться? Она что же, меня продолжательницей своей миссии назначила? Если так, то какой?

Нельзя сказать, что я до этого совсем уж никогда не задавалась подобными вопросами. Поначалу не до того было – это верно. В нежном детском возрасте кроме игр и кукол я вообще мало чем интересовалась. Однако вопросы эти сидели где-то глубоко внутри меня, ожидая своего часа, и когда я стала подростком, выскочили из своего укрытия, словно чертик из табакерки. Лет так в шестнадцать я поинтересовалась у мамы, что могли означать врезавшиеся мне в память предсмертные прабабушкины слова. На что она лишь пожала плечами, мол, понятия не имею. Что ж, на нет и суда нет. И я просто решила не обращать внимания на невнятное пророчество старухи, разменявшей десятый десяток, сочтя его за маразматический бред умирающей, а спустя годы вообще и думать забыла о той давней истории. И вот вам, пожалуйста, ренессанс!

Ах, бабушка-бабуля… Тебе-то что – ты сейчас там, где вечный покой и благодать. А я вот теперь сиди и разгадывай шараду, которую ты мне подбросила, сходя в гроб. Ну да ладно. Покойся с миром и ни о чем не печалься. Если разберусь в смысле твоего завещания, не сомневайся, непременно его выполню…»

Закончив печатать, женщина убрала руки с клавиатуры и устало откинулась на спинку кресла. Часовое сидение перед экраном монитора утомило почище тяжелой работы. Однако что-то же заставило ее, как говорится, взяться за перо и выплеснуть свои детские воспоминания на бумагу? Впрочем, усмехнулась она, устарело это выражение: использовать перо и бумагу для изложения своих мыслей люди, похоже, окончательно разучились – теперь все чаще прибегают к помощи компьютера. И я тоже – такая же.

Но интереснее другое: действительно, кой черт меня дернул за мемуары взяться? Не рановато ли? – призадумалась было женщина, но тут же нашлась с немудреным, но вполне логичным ответом: да просто, чтоб не забылось. После чего течение ее мыслей в полном соответствии с необъясненными покуда законами непостижимой женской логики, ни с того ни с сего резко изменило направление. Таисия… А вот интересно, с какой стати меня таким довольно редким в наши дни именем наградили? Жаль, однако, что до сегодняшнего дня у меня даже желания не возникало поинтересоваться этим, и только теперь, когда родителей уже нет, и спросить не у кого, спохватилась. Ну да ничего, «погуглишь», и ответ непременно найдется.

Она снова придвинулась к компьютеру, и пальцы проворно пробежались по клавишам. Так-с. Таисия. Происходит от древнегреческого ta Isios, что означает – «принадлежащая богине Изиде», а Изида – «мудрая, поздняя, плодородная»… Насчет, Изиды, извините, не в курсе.  Мудрая? В чем-то, несомненно. Поздняя? Чистая правда – маме, когда она меня родила, уже тридцать девять стукнуло. Плодородная? Женщина усмехнулась. Как говорится, комментарии излишни – четверо по лавкам. Да, пожалуй, имя Таисия очень даже про меня, с судьбой созвучное.

Удовлетворив таким образом внезапно возникшее любопытство, она выключила компьютер и с чистой совестью отправилась на кухню заваривать свой любимый чай пуэр. Негромкое шуршание закипающего чайника настраивало на размышления о сути бытия, что, в свою очередь, заставило ее, повинуясь все той же загадочной женской логике, из кухни переместиться в спальню, дабы критическим оком обозреть собственное отражение в большом зеркале. Чего уж лукавить, результатом своего спонтанного исследования она осталась довольна.

Высокая, стройная, темноволосая, красивая… Последнее, разумеется, из разряда «на вкус и цвет». Но – с чем объективно трудно спорить, ибо таково было неоднократно озвученное мнение многих знакомых, да и незнакомых людей тоже, – так это с тем, что, глядя на нее, трудно было даже предположить, что перед вами тридцатисемилетняя женщина, мать четырех дочерей в возрасте от пяти до семнадцати лет. Несмотря на эти ее анкетные данные, она, Тая настолько не похожа была на измученную бытом домохозяйку, которой, по факту, являлась, настолько светилась свежестью и здоровьем, что ее запросто можно было принять за девушку лет двадцати пяти, не больше.

Может, потому, что жила она, в общем-то, легко, в том смысле, что не приходилось ей пробиваться через трудности и терпеть невзгоды. Как-то само собой все получалось. В девятнадцать выскочила замуж по любви, которая, как водится, – видно, так уж устроена жизнь, – с годами превратилась в почти родственные отношения, спокойные и ровные. Муж Игорь был намного старше Таи. Вероятно, при выборе спутника жизни, у нее помимо эмоций сработал еще и потайной механизм женской психологии: ее суровый, замкнутый отец рано ушел из жизни, и девочка, недополучившая в детстве папиной ласки, невольно искала продолжение отца в другом мужчине. Вот и нашла себе зрелого, заботливого, любящего.

Поначалу жили они, как все, то есть скромно. Но вскоре мужу улыбнулась удача. Неприметный рядовой клерк в конце девяностых приглянулся исполнительностью и обязательностью кому-то из первых лиц мэрии Москвы, и дела его сразу пошли в гору. Нежданно-негаданно на семью обрушилось невиданное доселе ими материальное благополучие со всеми вытекающими последствиями. Словом, жизнь удалась. Дом – полная чаша. Муж с тебя пылинки сдувает. Дети, слава богу, здоровы и отметками радуют. Чего еще желать? А и вправду, чего? Да, вроде бы, нечего. Разве что, с высшим образованием не сложилось – как ушла в декрет со второго курса института, так больше к учебе и не вернулась. Но тяги к знаниям не утратила: «на ять» освоила английский, всегда читала много, с интересом, и отнюдь не одну лишь беллетристику, с интернетом дружила на предмет энциклопедических сведений, словом, постоянно поддерживала свой интеллектуальный тонус.

Так бы и шло все своим чередом, безмятежно и размеренно. Но однажды… Знаете, как это бывает? Если не хватает в жизни такой малости, как яркие ощущения, то при всем внешнем благополучии, достатке и устроенности быта человеку – неважно, будь то мужчина или женщина, – всегда недостает чего-то или, вернее, кого-то. Тогда он или она неосознанно начинает искать недостающее всеми доступными способами, ибо, как справедливо подметил еще Аристотель: природа пустоты не приемлет.

Началось с пустяка – с болтовни за чашечкой капучино после очередного посещения салона красоты. Стайка дамочек, таких же, как она, жен состоятельных мужей, отдав должное восстановительному массажу, талассотерапии и прочим, якобы радикально омолаживающим, процедурам, заглянула в кафе по соседству. Там, слово за слово, завязался обычный женский разговор о здоровье, о детях, об учебе и проблемах переходного возраста… Естественно, добрались и до мужчин – куда ж без них. Опять же, естественно, дружно обрушились с претензиями на вечно занятых делами мужей, у которых на уме только бизнес и карьера, а любой женщине необходимо внимание и элементарное общение.

Одна из дам походя заметила, что это дело поправимое, что она, к примеру, практически безвылазно сидит в социальных сетях и что лучшего способа скоротать время с какой-никакой интригой пока не изобретено. Мужиков там пруд пруди – общайся себе на здоровье. Внимания сколько угодно. А главное, все виртуально. Ни тебе обязательств, ни последствий. Тут же выяснилось, что этому хобби практически все присутствующие отдавались с превеликим азартом и удовольствием. Тая оказалась едва ли не единственной, кто покуда не испытал всей прелести виртуального общения с противоположным полом, о чем она, разумеется, скромно умолчала – не хотелось выглядеть белой вороной.

Ну, поболтали и разошлись. Однако, осадочек, как водится, остался. Признаться, еще задолго до этого разговора Таю посещала мысль, что неплохо было бы зарегистрироваться в соцсети и, хотя бы таким путем, расширить круг своего общения, чтобы разнообразить рутину будней. Да все руки не доходили: то одно, то другое – забот-то с четырьмя юными леди о-го-го сколько. В общем, все как-то недосуг было, а теперь вот… И она заглянула на один из сайтов для общения, так, из чистого любопытства, совершенно ни на что не рассчитывая и даже не предполагая, во что это может вылиться.

А соцсети – среда коварная. Воистину тенета – если запутаешься, то и не выберешься. Даже рассудительных людей они порой засасывают, подобно болоту. Но если и в самом деле социальные сети предназначены для того, чтобы соединять людей, то Тае повезло, без всяких там условностей, вроде «наверное» и «кажется». Погрузившись в дебри интернета, вполне себе зрелая женщина неожиданно для себя довольно скоро влюбилась, как девчонка. Причем заочно. Да-да. Хотя своего виртуального собеседника она ни разу не видела, но совершенно точно поняла, что это ОН – тот самый. Однако, обо всем по порядку.

Поскольку Таисия Алексеевна поостереглась выставлять на всеобщее обозрение свое изображение, то в иконке-«аватарке», где претенденты на общение обыкновенно размещают фотографию, чаще всего, свою, но бывает, что и некий метафорический образ, давая понять, как сложен их внутренний мир, у нее серел слепой прямоугольник со стандартным белым абрисом. У внезапно проявившегося интернет-собеседника – тоже. Указано было только имя – Артем, и возраст – 43 года.

Он написал первым.

–  Добрый день. Я смотрю, вы здесь инкогнито.

Решив, что невинная переписка ее ни к чему не обяжет, она ответила:

– Почему же инкогнито? Меня действительно зовут Таисией.

– Я в том смысле, что без фото, – пояснил свою мысль ее визави.

– Похоже, я не оригинальна, – съязвила в ответ Тая, намекая и на его безликость тоже.

– Правда ваша, – согласился он. – Но, ведь, отсутствие фотографии общению не помеха. Предлагаю закрепить статус-кво – так даже интереснее. И, если не возражаете, давайте познакомиться поближе.

Она и не думала возражать…

Так состоялось их заочное знакомство. По большому счету, единственное, что стало ей известно об Артеме, кроме имени и возраста, – это то, что он раньше был женат, но развелся. В планы Таи не входило проникать в закоулки чужой жизни, это вообще было не в ее правилах, и даже столь куцей информации ей было вполне достаточно. Она, в свою очередь, уведомила партера по переписке, что состоит в браке и является многодетной, по нынешним меркам, матерью. На чем обмен анкетными данными завершился и начался обмен посланиями.

Через несколько дней они уже перешли на «ты». Поначалу все это походило на легкий флирт в письменном виде, но очень скоро Тая почувствовала, что уже не может обходиться без ежедневной, иногда довольно длительной, иногда, состоящей всего из нескольких строк, переписки. Артем просто-таки очаровал ее. Чем дальше, тем больше ощущала она, что постепенно влюбляется в этого незнакомца. Да и он, похоже, всерьез увлекся, как-то признался, что, если выпадает день, когда ему не удается перекинуться с ней хотя бы парой слов, все непременно идет наперекосяк. Определенно, страсти разгорались, и тем более было удивительно, что ни он, ни она не предпринимали ни малейших попыток перейти к общению, как принято выражаться в сетях, «в реале». Зато их виртуальный роман, если, конечно, такое определение вообще применимо к обмену текстами, на языке интернета – постами, развивался весьма бурно.

Прошло всего полтора месяца, как Артем вошел в ее жизнь, но калейдоскоп нахлынувших чувств изменил привычную картину Таиного бытия до неузнаваемости. Сомнение, смятение, предвкушение, надежда – все эти ощущения, сменяя друг друга, постепенно заполнили собой ее существо. Следом пришло осознание беспомощности перед обстоятельствами, когда не знаешь, как быть и что делать. Вообще говоря, предсказуемость поведения человека, попавшего в подобную ситуацию, очевидна. Сначала он сам старательно загоняет себя в угол, потом понимает, что заигрался, и тогда единственный выход из этого клинча – бежать. Вопрос: куда? Если вдуматься, куда глаза глядят убежать все равно не получится, направлений немного, всего два – либо в кураже увлечения к вожделенной неведомой цели, либо в противоположную сторону, в покой и порядок. Но как же трудно на что-то решиться…

В случае с Таей спасение пришло извне, избавив смятенную душу от мучительного выбора. И заключалось оно в самой обычной поездке в Египет. Очень кстати нагрянули осенние школьные каникулы, и муж, донельзя загруженный работой, но по-прежнему такой же заботливый, как и прежде, своим волевым решением разогнал домочадцев кого куда. Детей отправил в Лондон в рамках хитрой программы, якобы обмена чем-то или, скорее уж, кем-то, придуманной каким-то умником и воплощенной в жизнь мэрией исключительно для своих и, разумеется, на бюджетные средства. Глава семейства разумно рассудил, что девочкам, полезно будет познакомиться с достопримечательностями столицы Великобритании, да и вообще отдохнуть от тягот учебы и от родителей тоже. Своей же второй половине радетельный супруг предоставил куда более широкий выбор.

– Сам-то я вырваться не смогу, а ты, Таечка, съезди куда-нибудь. Развейся. Я же вижу, как ты измотана. Вон и круги под глазами… – впрочем, тут же сообразив, что женщинам о таких вещах говорить не следует, даже если это чистейшая правда, предпринял неуклюжую попытку исправить допущенную оплошность. – Э-э-э… Что-то я того… Нет-нет, выглядишь ты прекрасно. Просто отдых еще никому никогда не мешал.

Женщине, обуреваемой душевными сомнениями, было не до подобных нюансов, она лишь отрешенно покачала головой. Муж, который, разумеется, пребывал в счастливом неведении относительно ее новейших увлечений и понятия не имел о том, что творилось с его благоверной, виновато улыбнулся и широким жестом предложил:

– Выбирай, куда отправишься! Цейлон? Бали? Канкун?

Она неопределенно пожала плечами. Шри-Ланка, Индонезия, Мексика – все это уже было. И вообще, до того ли… Но тут ей на ум почему-то пришел Египет. Бывает же такое – полмира объездила, а в «мекке» российского туризма ни разу не побывала. Как вариант, почему бы и нет? Заодно там и мысли в порядок приведу, подумала Тая.

– Ну, раз уж, супруг озаботился моей внешностью… – иронично начала она.

От этих слов муж снова смутился, но она поспешила его успокоить:

– Да, будет тебе, Игорь. Ты прав. Что-то я и вправду подустала от нашей гнусной погоды. Поеду туда, где тепло и светло, – поваляюсь на пляже в Египте, отогреюсь. Может, наконец, пирамиды увижу.

– Вот и славно, – безропотно согласился муж.

«Плач Изиды»

Так, вроде бы случайно, а с другой стороны, словно, кто в спину подталкивал, Тая и оказалась в Шарм-эль-Шейхе, в роскошном пятизвездочном отеле на берегу Красного моря. Утомленная перелетом, после легкого ужина она, едва ступив в свой номер, сразу легла на кровать и тут же заснула. А потом произошло нечто странное: сквозь сон ей послышалось заунывное пение. Впрочем, едва ли это можно было назвать пением в привычном понимании слова. Скорее то был надрывный крик души, стенание. Женский голос нараспев произносил слово за словом на незнакомом языке. Знать этого странного языка Тая никак не могла, но тем не менее почему-то понимала его. Неведомый голос настойчиво звал кого-то, кто умер, просил его вернуться, называл себя то любящей сестрой, то женой, многократно повторял, что любит его, говорил, что его оплакивают вместе и люди, и боги…

Она вздрогнула и проснулась. Похоже, что-то случилось с кондиционером, потому что в номере стояла невыносимая жара и духота. И все же, несмотря на это, у Таи зуб на зуб не попадал – ее бил озноб. Что было тому причиной: реакция организма на смену климата, неполадки в сплит-системе или голос в ночи, поди разберись. Как бы там ни было, ей стало не по себе. Так уж устроен хомо сапиенс, что страх является неотъемлемой частью его жизни. Люди давно к нему привыкли. Он стал обыденностью. Нет, наверное, на свете такого человека, который бы чего-нибудь да не боялся. Одни боятся нищеты, других пугает темнота, третьи страшатся смерти. Словом, каждый сам себе выбирает жупел по вкусу, однако все без исключения трепещут перед тем, чего не понимают, ибо нет ничего тревожащего душу более, чем неизвестность, непредсказуемость будущего, как отдаленного, так и ближайшего. Последнее пугает даже больше, чем отдаленные перспективы неизвестно чего.

Тая включила лампу на прикроватной тумбочке. Темнота съежилась и уползла в дальний угол комнаты. Немного успокоившись, она позвонила на ресепшен и сообщила о возникшей проблеме. Техник пришел минут через десять, что для Египта просто-таки ничтожно малый срок ожидания. Специалист пощелкал выключателями, и кондиционер ожил. Убедившись, что тот исправно нагнетает в комнату прохладный воздух, египтянин ушел, а Тая, так и не найдя сколько-нибудь разумного объяснения посетившей ее слуховой галлюцинации, решила, что утро вечера мудренее, и снова уснула.

Наутро тревожное ночное пробуждение почти позабылось, и вскоре от него осталось лишь слабое неприятное ощущение полнейшего непонимания произошедшего. После завтрака она занялась тем, чем обыкновенно занимаются люди, прилетевшие отдохнуть на Красном море: купалась, нежилась в шезлонге под зонтом и пила охлажденный фреш, доставляемый неторопливым официантом из ресторана. Обычно Таисия ничего не имела против пляжной праздности, но в этот раз пассивный отдых почему-то довольно скоро ей наскучил. Один день она еще кое-как выдержала, на второй окружающая обстановка медленно, но верно стала ее угнетать, и было в этом нечто необъяснимо-мистическое. Солнце палило нещадно. Теплое море почти не освежало разгоряченного тела. Лежание и сидение в шезлонге, в конце концов, опротивело до чертиков, да и пресловутый египетский сервис не вызывал уже ничего, кроме устойчивого раздражения.

На третий день, чтобы хоть как-то отвлечься от изнурительной релаксации на пляже отеля, она заказала индивидуальную экскурсию в Каир. Поездка оказалась не из легких и заняла без малого сутки, из которых часов двенадцать пришлось на дорогу – до Каира пятьсот км и столько же обратно. Согласитесь, невелико удовольствие преодолевать такие расстояния в прокуренном минивэне, когда за окном не видишь ничего кроме безжизненной пустыни. В довершение всего предложенный турагентством, якобы русскоговорящий, гид владел языком на уровне «твоя моя не понимай», а если «понимай», то весьма относительно. Осталось загадкой, где и как он «изучал» русский, но, вне всякого сомнения, предмет усвоил скверно. Тая поняла это после первых же выданных им косноязычных, хотя и коротких, реплик и попыталась перейти на английский, которым владела недурственно, но и тут ее ждало разочарование – взаимопонимание давалось с ничуть не меньшим трудом. Тогда она решила не терзать бедолагу расспросами, да и себя не мучить, и всю дорогу по большей части молчала.