– Иди мойся тогда, стрелок!
– Опять?..
– Не опять, а снова! – Райская раздражена. – Подмойся хотя бы.
После иду в летнюю душевую и я, вымыть волосы – засохнет спермач, потом хер отдерёшь. Ещё и руки все в вазелине. Шампунь оказался дерьмовым, и я помыла голову с мылом. На этот раз вернулась в дом голой.
– И долго ждать восстановления? – рекламным жестом я встряхнула мокрыми длинными вьющимися каштановыми волосами.
– Хрен знает, как получится, – пожал плечами стрелок. – Минут двадцать, полчаса.
– Давай тогда чаю попьём, – сказала я. – С лимоном.
Скорострел вскипятил воду. Пока в чайнике с жёлтой розой заваривался чёрный «Tess», он положил в чашки по кружку лимона, добавил по три ложки сахарного песку и начал давить лимон чайной ложечкой – сначала в одной чашке, потом в другой.
– Сколько лет тебе, Ярослав-Ярополк, то есть Ярополк? – спросила я.
– Тридцать три. Позавчера исполнилось.
– Нормуль. Возраст Христа, все дела. Смерти не боишься?
– Чуть-чуть. Стараюсь не думать об этом.
– В бога веришь?
– В христианского? – уточнил Яр-Яр.
– В какого-нибудь.
Он продолжал давить лимон с сахаром, потом через ситечко налил в чашки одной заварки и начал методично размешивать.
– В христианского точно не верю, – наконец сообщил ариец.
– Поддерживаю! – одобрила я.
– Я, скорее, буддист.
– Одобряю! – поддержала я.
Он смотрел на меня обнажённую: юная плоть, титечки большие, высокие, объёмистые, талия широкая, но животик пилоскинький, ножки длинные, ладные (не жирные, ни анорексичные – самое оно), писечка едва припушённая, щелочка короткая, ровная, аккуратная. Боровичок снова встал молодцом, слегка подёргиваясь.
– Ну, братец, давай-ка с чайком попозже, – сказала я.
Сдёрнула с кровати вязаное покрывало и легла на спину, пошире расставив ноги. Во избежание повторных недоразумений я навазелинила только себя, совсем слегка, для подстраховки – и своей смазки выделилось предостаточно.
Залупа натужно, но вошла; живот у меня поджался, мне сделалось немного больно, но в целом хорошо. Засунув до упора, Яр-Яр кончил.
– Только теперь про воздержание не пизди, – предупредила я. – И получаса не прошло!
– Ты очень привлекательная девушка, – по-прежнему невозмутимо отозвался Ярослав-Ярополк, вынимая скользкого обмякшего дружка. – И очень тесная.
– Мерси бьян за комплимент, – отозвалась я. Ну ладно. По крайней мере дефлорация худо-бедно свершилась и теперь я была обеспечена качественным потомством (про телегонию ещё не забыли?).
Опять принимать душ стало лень и ему, и мне.
– Полотенце ещё есть у тебя? – осведомилась я.
Он достал из шкафа широкое длинное полотенце с синими слониками. Я задрапировалась так же, как хозяин, обмотав только чресла и оставив великолепные перси на свободе.
– Поздравляю, – сказал он.
– С дефлорацией?
– Ну да.
– Мерси боку, – сказала я. – И я тебя поздравляю, Ярополк.
– А меня с чем?
– Целибат прервал. Это раз. Сочную почти целочку оприходовал. Это два, – сказала райская советница. – Поди, не было у тебя такой как я, признайся?
(«Это раз» – это я, конечно, у жидогрузинчика К. Ропоткина подтибрила.)
– Не было, – признаётся он с печальным вздохом. – Мне вообще с бабами не везёт. Одни страхотии попадаются. Только две красивых было, и то, относительно.
– Относительно чего?
– Относительно восприятия.
– А сколько всего у тебя баб было? – полюбопытствовала я.
– Дюжина, около того, – Ариец задумался, ведя в уме подсчёты: – Ты пятнадцатая.
– Маловато для тридцатника, – сокрушилась я. – Я бы с твоей внешностью и полтишок обработала.
– Ты со своей внешностью и больше обработаешь, – молвил он пророчески.
– Как фамилия у тебя, Ярослав-Ярополк, в смысле Ярополк?
– Распутин.
– Опять врёшь?
– Нет. Могу паспорт показать.
– Покажи!
Дефлоратор извлёк из барсетки документ и протянул мне.
