Секс – случка в публичном доме или со шлюхой.
И попробуем теперь описать стандартные чувства нормального юноши к своей любимой девушке, невесте, а затем жене, и, наконец, к спутнице жизни уже после многих совместно прожитых лет. Первая любовь к девушке – это всегда агапа. Об эросе даже нет мысли. Она, его девушка, – это «недотрога», неземное существо, какая-то богиня, совершенство, идеал и предмет восторга, удивления, и поклонения. Все его мысли в это время – только о ней. Причем, она «богиня» только для него одного; его друзья могут счесть ее не совсем красивой, например, с чрезмерно большими ушами или немного кривоногой. Но те девушки, которых действительно любят, пусть не комплексуют из-за своих «недостатков». Для любящего юноши их не существует.
После поцелуев, сначала робких агапао, а затем и филео, свадьбы и брачной ночи, – это по-прежнему та же самая агапа, но уже как бы полнее; и это чувство становится всеобъемлющим в его новой жизни. У него появилось свое «солнышко» в небе, к которому он стремится всей своей душой. Но это «солнце» постепенно начинает включать в себя все больше и больше осознанного чувства эроса. По прошествии некоторого времени, агапа плавно переходит в филиа (человеческую любовь), и в их отношениях эрос занимает все большее и большее значение. Эти эрос и филиа со временем теряют свою первоначальную яркость, но остаются таковыми до преклонных лет, – до гробовой доски.
Следует ли огорчаться подобному угасанию первых ярких чувств? Нисколько. Эти чувства переходят в другое внутреннее состояние этой пары. Если в их жизни все идет правильно, значит, они поневоле будут «слепляться» в какого-то нового единого человека. Она становится им, а он – ей. У них и одинаковые мысли в голове вдруг одновременно рождаются, и одни и те же любимые песни в душе неожиданно звучат. А для единого Адама, в идеале, уже излишни и эрос, и филиа, и тем более, агапа. Он и она становятся одним целым, – уа уот, как говорит коптский текст Евангелия от Фомы.
В нашей светлой и бушующей молодости всего этого понять невозможно. Вот как представлял себе старческий возраст шестнадцатилетний Лермонтов («Опасение», 1830):
Страшись любви: она пройдет,
Она мечтой твой ум встревожит,
Тоска по ней тебя убьет,
Ничто воскреснуть не поможет.
Краса, любимая тобой,
Тебе отдаст, положим, руку…
Года мелькнут… летун седой
Укажет вечную разлуку…
И беден, жалок будешь ты,
Глядящий с кресел иль подушки
На безобразные черты
Твоей докучливой старушки,
Коль мысли о былых летах
В твой ум закрадутся порою,
И вспомнишь, как на сих щеках
Играло жизнью молодою…
Без друга лучше дни влачить
И к смерти радостней клониться,
Чем два удара выносить
И сердцем о двоих крушиться!..
Для молодого Лермонтова – это «крушиться о двоих…». Но ведь в преклонных летах они уже не двое, а уа уот, а значит, и сердце на двоих одно, как бы в это неземное не вплеталась наша неизбывная житейская суета.
Когда я был еще в своем акмэ, моя матушка часто говаривала мне: «Голубчик, душа человека остается молодой, она не стареет. Это я снаружи такая безобразная. Тебе этого сейчас не понять». Сегодня и я это уже понимаю. Наша душа действительно не стареет, – потому что бессмертна. И это не пугливые уговоры самих себя, а истина. Все мы это подсознательно чувствуем, и именно поэтому не боимся того, что когда-то умрем. Мы считаем себя вечными, и не ошибаемся в таком своем внутреннем убеждении. А значит, уа уот – и после гроба.
И раз уж мы принялись читать стихи, как это было в нашей молодости, приведу читателю один куплет из прекрасной польской песни. Поет ее – и поет удивительно сердечно – Северин Краевский, тот самый Краевский, который должен быть известен даже молодому поколению по некогда нашумевшей «Ние спочнемы».
Гдиеж в хотэловым корытажу крутка хвыля,
Сплечёны ренце гдиеж на пляжы, очши блыск.
Высланы в биегу крутки лист,
Стокротка сниегу, добра мысль,
То вчьонж за мало, мое сердце, жебы жычь…
Учьекай, скоро свит,
Бо потэм бэньдже встыд,
И нье выбачи никт
Хлоду уст, браку слов…
……………………………………..
И нова злуда, нова нить…
Беги! Скоро светает,
Потому что потом будет стыдно,
И никто не простит
Холода губ, отсутствия слов…
…………………………………………
И новый обман, новая нить…
И «этого все-таки мало, моё сердце, чтобы жить…». Братья славяне понимают друг друга без перевода. Замечательный Северин Краевский не читал настоящей книги. Но насколько точно он (и поэтесса, написавшая эти стихи) обрисовал реальное положение обычного молодого человека, живого и смотрящего в будущее. Его сердце ищет чего-то неземного, ищет любви к прекрасной девушке, с которой можно было бы навеки «обняться» и так пройти всю свою жизнь рука об руку. И как правило, – почему-то не получается, что-то не сходится. И опять – очередная разлука. И еще одна попытка, и тоже напрасная. «И новый обман, и новая нить…», связывающая уже с другой избранницей, которая, может быть, подойдет для вечного «обнимания».
Это – наш земной мир. Он весь в этом. Это не райские обители, где всё прекрасно и все любят друг друга. Все мы совершенно разные, и никогда девочки не будут в состоянии понять мальчиков до конца. И наоборот. С этим надо мириться. Иначе не бывает. Все остальное – рассказы других про вечную идеальную «любовь-морковь» – это прекрасные сказки или бессовестная болтовня. Это – земля. Мы – оба в меру наших сил – после первого головокружительного чувства любви должны сознательно идти навстречу друг другу и прощать своему другу непонимание, как нам кажется, элементарных вещей.
И тогда все получится. И тогда ты никогда не назовешь свою юношескую любовь «старушкой». Такой она будет для других, но не для тебя самого. И ведь ты себя не станешь обманывать: она действительно не старушка. Ты не видишь ее такой своими глазами. Но ведь и сам ты – не старик. Для нее, твоей единственной. И что тебе до всех остальных… Перед вами – вечность.
Мистерии (начало)
Во-первых, давайте определимся, чем подлинная мистерия отличается от какого-то, даже тайного, религиозного обряда; или символических сцен с участием богов или воссозданием мифов; или какого-то «видения», – то есть от всего того, что кому-то померещилось; или от такого состояния, когда допившийся до белой горячки алкоголик, видит повсюду чертей. Кстати, этих же «чертей» может увидеть, например, человек, заболевший тифом.
