Фальшивая жизнь
Андрей Посняков
Фальшивая жизнь
© Посняков А. А., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *Пролог
Тянск. 22 октября 1966 г.
Полночь выдалась холодной и темной. Небо затянули черные тучи, скрывая луну и звезды. Горящие на площади тускловато-желтые фонари едва разгоняли тьму, толком ничего не освещая. Шел дождь, противный и нудный, порывы ветра трепали висевшую на тумбе афишу с рекламой кинофильма «Операция «Ы». Рядом, за тополями, угадывалось массивное здание кинотеатра «Пионер», бывшего Борисоглебского собора, еще в тридцатые лишившегося куполов с крестами и колокольни. Зато кинобудку пристроили, чего уж!
Рядом, возле собора, вольготно раскинулся крытый торговый павильон с арками – «рядки» – типовое творение неведомого архитектора конца восемнадцатого века. Именно в это время славный Тянск (до того – монастырский посад) обрел-таки статус города, мало того – уездного центра. Торговыми рядками, в народе любовно называемыми «Камешками», горожане очень гордились, как и старинным монастырем, и расположенной здесь же, на площади, гостиницей, в которой, по преданию, останавливалась сама Екатерина Вторая, как раз тогда кто-то из местных ухарей стащил у венценосной особы шубу. Шубу тогда не нашли, и этим тоже гордились.
Тихо и пустынно было на улицах старого города, даже бродячие собаки не бегали, не тявкали, да и некого было облаивать – ни души! Трудящиеся спали, набираясь сил перед очередной рабочей сменой, лишь в редких окнах еще желтели огни.
Промозглый дождь, тишина, безлюдье… Вот проехал милицейский «газик», синий с красной полосой, в новый бирюзовый цвет еще не успели перекрасить… или краску не выделили.
Проехал, остановился у афишной тумбы, немного постоял и покатил себе дальше, сворачивая к железнодорожному вокзалу.
И снова – тишина. Лишь шелест дождя, звон капель по кровле…
И вдруг…
Со стороны небольшой улочки, застроенной старинными деревянными особняками, к площади вывернули двое в длинных брезентовых плащах с поднятыми воротниками и в надвинутых на глаза кепках. Один – осанистый, сильный, с широкими плечами, второй – поплюгавее, верткий…
– И что это тут мильтоны крутятся? – Проводив взглядом уехавший «газик», верткий боязливо повел плечом.
– Маршрут у них такой, – поправив висевшую за спиной котомку, хмыкнул плечистый. Похоже, он был тут главным. – Да не мандражируй ты. Все как надо будет! Или струсил?
– Да не, что ты, Карай! – Вертлявый испуганно замахал руками. – Я просто… за дело переживаю…
Карай…
Конечно, не имя это было – кличка, воровское погоняло.
– А ты не переживай! Идем уже. Давай-ка лучше погляди.
– Ага… Спокойно все!
– Вижу.
Сняв с плеча котомку, главарь вытащил оттуда стальные «когти», какие используют электромонтеры для лазания по столбам. Вытащил, огляделся и, прицепив снаряжение на ноги, ловко полез на ближайший столб. Клацнули клещи. На площади тут же погас целый ряд фонарей, тех, что у торговых рядков – «Камешков».
За углом вдруг послышался шум двигателя.
– Машина, Карай! – заблажил напарник.
– Без паники! Вижу.
Вывернувший из-за угла хлебный фургон, потрепанный жизнью «ГАЗ-51», мазнул фарами по галерее, высветил на секунду кумачовый лозунг «Планы восьмой пятилетки – выполним!» и две фигуры… Скрежетнув коробкой передач, фургончик чуть притормозил на повороте и покатил себе дальше, минуя площадь.
– Господи, пронесло! – Плюгавый неумело перекрестился на кинотеатр «Пионер» (бывший Борисоглебский собор) и перевел дух.
Главарь быстро слез со столба, снял «когти», сложил снаряжение в котомку и протянул напарнику:
– Пошли.
– Ага. Эх и дождище…
– Ничо! Нам-то на руку.
– Так я и говорю.
– Фонарь! – остановившись у витрины, приказал Карай. – Свети!
С мерзким звуком заскрежетал стеклорезный алмаз. Что-то негромко звякнуло…
– Помогай… Ага… Сюда, сюда ставь… да не разбей! Ну, вот. Прошу!
Сквозь выставленное стекло напарники ловко забрались внутрь. Оказавшись в торговом отделе, вертлявый посветил фонариком, выхватив из темноты витрины с сережками, цепочками, кольцами…
– Ого! Я же говорил – вчера завоз был!
– Да тихо ты… Самое-то главное у них – там.
Кивнув на стоявший в углу сейф, главарь достал отмычки. Повозился минуты две и, распахнув дверцу, торжествующе повернулся к напарнику: – Ну, подставляй суму!
– Ловко ты с сейфом!
– Да это разве сейф? – презрительно сплюнул Карай. – Так, шкаф несгораемый… Ну, давай, греби!
– Т-сс!
За дверью отдела вдруг послышались шаркающие шаги, затем раздался голос. Кто-то ругался, костерил и пропавший внезапно свет, и отключившуюся сигнализацию.
– Будь она неладна! Теперь вот, ходи, проверяй. Эх…
Зазвенели ключи. Дверь со скрипом открылась. Сквозь выставленную витрину ворвался сквозняк…
– Э-э, не порядо-ок…
Луч фонаря осветил распахнутую дверцу сейфа…
– Да тут…
Это были последние слова бедолаги. Выскочивший из-за шкафа Карай ударил его ножом в грудь. Упал на пол фонарь. Тяжело осело тело.
– Ой, Караюшко…
– А что его – в плен брать? Давай без соплей, уходим. Товар реализуешь позже… – уже на улице предупредил главарь. И тут же ухмыльнулся: – Хотя, тут ты спец.
– Да сделаем!
– Не сомневаюсь… Ну все – расход.
Две тени растворились в протоках узеньких улиц. Дождь почти кончился, впрочем, светлее не стало – от близкой реки потянулся густой туман.
9 мая 1967 г.
Сторож городского торга Иван Евграфович Тихомиров, или попросту Евграфыч, День Победы отмечал всегда, даже когда день этот еще не был государственным праздником. Да все отмечали, война обескровила практически каждую семью, пришла и общая на всех победа. Тихомиров, правда, на фронте не воевал по причине хворобы, зато на заводе отработал достойно, и праздник Девятого мая тоже считал своим.
С утра Евграфыч отправлялся на кладбище, поминал погибших, потом на площади смотрел на возложение венков к памятнику павшим воинам, встречался с родственниками и, будучи давним вдовцом, шел к кому-нибудь из них в гости. Сидели, смотрели телевизор – у кого он был, – вспоминали-выпивали…
Вот только нынче все вышло не так! Пришлось срочно выйти на работу – подменить приболевшего напарника. Сама замначальница просила лично: «Ну уж, Иван Евграфыч, уважь»! Да Евграфыч и не спорил, надо так надо, даже в такой день! Кто-то же должен работать.
К слову сказать, начальство знало, кого просить, и за безотказность эту закрывало глаза на некоторые грешки сторожа. Знали, что может он и выпить на рабочем месте, однако ж, немного – в меру. Перед каждой сменой Тихомиров обычно брал в раймаге «малька» или «мерзавчика» – бутылочку «Московской Особой» за рубль сорок девять – вечерок скоротать на службе вполне хватало. Однако же вчера «Московская Особая» закончилась, что и понятно – к празднику народ расхватал. Осталась только дорогая – «Столичная», по три двенадцать. Пришлось наскрести денег да взять поллитру… ну, размер Евграфыча не смутил, тем более день-то был выходной – это ж не ночь, это ж целые сутки дежурить! Взял. Закуска из дому была – краюха черного, картошечка отварная, соль, да шмат сала, что двоюродная сестра из Конотопа прислала. Вот на куреве пришлось сэкономить: купить вместо привычного «Казбека» дешевый «Памир».
Заперев ворота, Евграфыч прихватил служебный «наган» без патронов (не положено!) и отправился на обход территории: пыльный квадратный двор да четыре склада: два продуктовых и два промтоварных. Добросовестно проверил замки и засовы, а уж потом отправился в сторожку, маленькую будку у самых ворот, где выпил грамм пятьдесят, закусил сальцем и, не снимая кирзовых сапог и кобуры с «наганом», улегся на старый диван – «задавать храповицкого».
Спал он, надо сказать, чутко, просыпаясь от каждого подозрительного звука. Машина возле ворот проехала, мотоцикл или мотороллер – появились и в Тянске такие финтифлюшки, и даже девки на них катались, юбки ветром задирали, тьфу!
Немного вздремнув, ровно в полдень Тихомиров включил радио – старенький репродуктор с закругленными углами. Послушал концерт по заявкам, с удовольствием и без удовольствия, какую-то занудную лабуду, посвященную подготовке празднования пятидесятилетнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции. Евграфыч разменял уже седьмой десяток, застал еще царские времена и уж тем более хорошо помнил, как эту революцию называли просто и без затей – «Октябрьский переворот».
К вечеру, впрочем, стали передавать военные песни, и тут уж Евграфыч расчувствовался, всплакнул даже и приступил к оставшейся части банкета. Очистил картошечку, порезал сальца, круто посолил хлебушек… Налил вологодский стакан – да одним махом и ахнул. Крякнул в седые усы, закусил, полистал валявшийся в ящике стола журнал «Огонек» за прошлый год с писателем Роменом Ролланом на обложке… Журнал был читан-перечитан не раз, и Тихомиров, вырвав пару листков, постелил их на стол, рядом с телефоном – так сказать, скатерть!
Заодно проверил и телефонный аппарат – старинный эбонитово-черный, с цифрами и буквами на диске. Телефон этот придавал неказистому облику сторожки официальную солидность, что очень нравилось сторожу.
Приложив трубку к уху, Евграфыч ожидал услышать гудки. Однако нет! Аппарат молчал, словно мертвый!
– Что ж это, ититна-мать? – привстав, озадаченно вымолвил старик. – Провод, что ль, оборвался? С утра же работал. Кажись…
Ну да – работал! Ведь проверял…
Согласно ведомственной инструкции, в подобном случае необходимо было известить начальство «любым доступным способом, не покидая охраняемый объект». Только вот как это конкретно сделать, инструкция умалчивала. Может быть, выглянуть за ворота да попросить прохожих, мальчишки тут частенько бегали, на велосипедах катались, река-то рядом…
Жахнув еще «для ясности ума», Евграфыч, пошатываясь, вышел из сторожки.
И тут в ворота постучали… Постучали по-хозяйски, громко и требовательно! Да еще и позвали:
– Эй, Иван Евграфыч! Спишь, что ли? Давай, отворяй!
– А вы вообще-то кто? – пьян – не пьян, а соображал Тихомиров быстро.
– Ремонтники мы. С телефонной станции, – сообщили из-за ворот. – Обрыв на линии ищем. У тебя телефон-то работает?
– Не работает! – Обрадованный старик поспешно бросился к засову. – Сейчас я, сейчас…
Ворота еще не до конца открылись, как в образовавшуюся щель прошмыгнули двое в брезентовых, несмотря на теплый весенний день, плащах и… в хирургических масках на лицах!
– Это… что это?
Евграфыч удивленно моргнул и тут же получил по башке чем-то тяжелым…
– Ну, Караюшка… – Один из налетчиков покачал головой. – Говорил, связать только… Он же пьяный в умат!
– Да и черт с ним! – повел широкими плечами главарь. – К сторожке его оттащим… Ага… Теперь показывай, где тут что?
– Вон тот склад, крайний.
– Угу.
Плечистый вытащил из кармана отмычки и усмехнулся:
– Ну и замок! Ногтем можно открыть.
С засовом подельники справились быстро и, распахнув дверь, проникли внутрь…
– Вон! – Включив фонарик, вертлявый указал на картонные коробки.
Вскрыли одну, извлекли какие-то пакеты…
– Это что? – присмотревшись, злобно зыркнул главарь. – Трусы, что ли, бабские? Это из-за них мы…
– Между прочим, это французское белье! – Напарник важно надул щеки. – А вот это… это называется – бикини! Купальник такой, гэдээровский. Дефицит – жуть! В Ленинграде по полтиннику оторвут – с руками и ногами. А их тут – с полсотни. Смекай! Считай, на пол-«Москвича»! И не какого-нибудь, а новенького – четыреста восьмого! Да за такой купальник любая баба – твоя!
– Погубят тебя твои бабы, Игорек… Вот помяни мое слово, погубят!
– Ничего, разберемся.
– Ну-у… – покладисто махнул рукой Карай, снял маску и сплюнул. – Берем тогда. А со сбытом уж решай сам…
– Да разве ж я когда подводил?
* * *Вот ведь бывает и от водки польза! И от дефицита… Не кончились бы в раймаге «мальки», не опьянел бы Евграфыч, не шатнуло б его… И голову бы точно пробили, навряд ли и выжил. А так удар пришелся вскользь, и сторож уже довольно скоро очнулся. Правда, налетчиков и след простыл. Как и значительной части промтоварного склада.
Глава 1
Озерск – Тянск, начало июня 1967 г.
За окнами купе проносились веселые белоствольные березки и дачные домики, которые очень скоро сменил густой смешанный лес. Потянувшись, Максим поднялся на ноги и отхлебнул из граненого стакана в массивном серебристом подстаканнике уже остывший чай. Стучали колеса… Настроение было – ух-х! Ну, еще бы – три армейских года позади. Три года нелегкой, но такой интересной службы в Южной группе войск, в Венгрии.
Молодой человек поднялся, набросил на плечи висевший на вешалке китель с сержантскими лычками и значками. Достав расческу, подошел к зеркалу, зачесал назад светло-русую челку, не удержался – подмигнул сам себе. Хорошо!
Демобилизованный сержант Максим Мезенцев ехал в купе один. Дорого! Ну, а парень все-таки возвращался домой. Автобус с автостанции на площади Мира уходил часа через три, в общий вагон билетов не было, а так хотелось побыстрее! Обнять, наконец, мать, сестру Катьку… Восемнадцать лет уже, верно, совсем взрослая стала сестрица. Как и подружка ее, Колесникова Женька…
Да нет, нет же! Это не он, Максим, это она была влюблена, по крайней мере, на то было очень похоже. Не зря же письма писала! Правда, не очень «любовные» – стеснялась, но… фотки даже присылала, Максим их показывал сослуживцам с гордостью. Женька была красивой, правда, младше Максима года на четыре. В школе на нее и внимания-то не обращал, вот еще, на такую мелочь… Правда, потом судьба ненадолго связала, но без эксцессов. Да и какие эксцессы с малолетней подружкой сестры?
Но ребятам фотки показывал… и письма. Просто так положено было, чтобы у солдата на гражданке оставалась девушка, которая его ждет. У многих не было и они придумывали, бахвалились, рассказывали, как целовались… и даже более того – и почти всегда врали. Принято так – чтобы была девушка. Как же без девушки-то? Кто ж ждать-то из армии будет? Родственники – это одно, а любимая – совсем другое. Вот и взводный, лейтенант, а ныне старлей, о том же говорил.
Усевшись обратно, Максим прикрыл глаза и улыбнулся, вспоминая сослуживцев. Всегда веселого Сашу Маркина из Уфы, ефрейтора Мишку из Ленинграда, Рустама из Ургенча, строгого сержанта Баранца на первом году службы. И конечно, взводного… Старший лейтенант Реготов, Андрей… Все ж таки женился на медсестре из госпиталя. Кандидат в мастера спорта по боксу, боксировать всех учил, кто хотел. Максима вот…
Замедлив ход, поезд плавно подошел к перрону. Скоро и дом. Побежали по платформе люди: дачники с вещами, студенты местного техникума, какие-то девушки… Одна показалась Максу знакомой. Светлые волосы в каре, синяя короткая юбка, светло-голубая блузочка из нейлона – последний писк. Правда, жарковато в ней – потеешь…
Похоже, все в общий вагон бегут, ну, еще бы. Вот и та девушка… едва не споткнулась, вскинула голову…
Черт побери!
Да это же Верка Енукова из параллельного класса! С которой… ничего особенного не было, но целовались – да, и какое-то время проводили вместе, как тогда говорили – «ходили»…
И вот Верка здесь. В общий вагон села. А ну-ка…
Надев китель, молодой человек быстро пошел по узкому коридору. Загудел тепловоз, поезд тронулся, словно в замедленной киносъемке, проплыл мимо перрон с продавцами мороженого, с провожающими-встречающими…
Макс рванул дверь. Тут – плацкарт.
– Здравствуйте!
– О! Солдат! На побывку али как?
– Домой!
– Славно! Садись с нами, солдатик. У нас курица!
– Спасибо, покушал уже. Не знаете, общий вагон…
– После-едний! Эвон, в хвосте.
Поблагодарив, сержант ускорил шаг, уворачиваясь от потных носков и босых пяток лежавших на верхних полках пассажиров.
Распахнул дверь…
В тамбуре стояли двое: Енукова Вера с тонкой дымящейся сигаретой в руке и с ней незнакомый парень – коротко стриженный, сутулый, с неприятным землистым лицом.
– Ах, ты еще и куришь! – Схватив девчонку за руку, сутулый грязно выругался.
Бросив сигарету, Вера скривила губы:
– Пусти! Больно…
Вот уж тут Макс не стал терпеть! Да никто б не стерпел.
Остановился. Жестко взял наглеца за плечо:
– Отпусти! Тебе же сказали!
– Ой, Максим! – Вера испуганно моргнула. – Ты это… мы тут сами…
Нахал глумливо засмеялся:
– Вот, правильно. Проходи, проходи, солдатик.
– Сейчас ты у меня пройдешь! – Мезенцев «закусил удила» – с детства не переваривал подобных уродов.
– Чего?!
Но и наглец оказался не робкого десятка, как видно, из приблатненной шпаны. Усмехнулся и, отпустив девушку, резко ударил Макса в лицо. И наверное, попал бы, если бы Максим не занимался боксом. Уклонился, даже не думая, – спасибо взводному! – и тут же ударил в ответ – молниеносно, в скулу. Хук справа – так это в боксе называется. И потом еще сразу – в печень! Очень даже действенно, весьма…
Сутулый скривился и застонал.
Хмыкнув, Макс повернулся к девушке:
– Пошли, Вера. У меня тут – купе… Этот тебе кто?
– Никто. Даже как звать, не знаю. На вокзале еще клеился, гад.
– Ладно, пошли… – Максим перевел взгляд на нахала. – Тебе все или добавить?
– Ах ты ж…
Тот снова бросился. И снова огреб бы, если бы не появившийся милицейский наряд – старший сержант и ефрейтор в новой форме – серо-голубые рубашки и галстуки.
– А ну, прекратить!
– Да мы и не…
– Товарищи милиционеры, он сам, первый пристал!
– Попрошу документы, билеты… О! Справочка о судимости… Ясненько! В Тянск едете? Очень хорошо. На платформе прошу пройти с нами. Там разберемся, кто к кому пристал.
* * *Зеленый с белыми крыльями мотороллер, сверкая свежей краской и хромом, несся по улице Советской, вызывая заинтересованные взгляды прохожих. За рулем сидела красивая юная девушка, брюнетка с развевающимися по ветру волосами. Короткая белая юбка с широким ремнем, голубые гольфы, светло-голубая нейлоновая блузка… Позади, на сиденье, расположилась еще одна красотка – блондинка со спутанными волосами и упругой грудью. Короткое красное платье, туфельки, черный блестящий пояс. У обеих – темные импортные очки, как у знаменитого польского актера Збигнева Цыбульского, разбивателя девичьих сердец!
Красотки, эх…
И пусть мотороллер – старая, выпущенная лет десять назад «Вятка ВП-150», копия итальянской «Веспы», – что с того, когда ты молода, красива, и волосы за спиной, и ветер в лицо, а впереди – вся жизнь! Взрослая, счастливая, интересная и немного пугающая.
Брюнетка свернула к автостанции и остановилась. Заглушив мотор, обернулась к подружке, сверкая синими, как море, глазами, словно бы спрашивала: ну, как?
– Ой… – Слезая с сиденья, блондинка передернула плечами. – Ты, Женька, прямо мотогонщица, куда там Дорожкину! Хотя и он меня вчера на своем «Восходе» растряс… Хорошо, хоть не на служебном.
– Катались вчера? Здорово же, Кать! – На миг показалось, что Женя как-то даже очень завистливо вздохнула. Мол, вы-то покатались, может, и целовались даже, а мне вот не с кем, по крайней мере пока.
Что ж, девушки взрослые: блондинке, Мезенцевой Кате, давно восемнадцать уже, а брюнетке-синеглазке Женьке Колесниковой – вот-вот… Кстати, «Вятка» эта – как раз на будущий день рождения подарок. От отца.
Женькин папа, Александр Федорович, работал завгаром в местном пригородном колхозе, не так давно реорганизованном в совхоз. Не такой уж и большой город Озерск, скорее, просто разросшийся поселок, хоть и был не так давно районным центром. А вот после укрупнения районов остался просто районного значения городком. Из крупных предприятий – промкомбинат, леспромхоз, совхоз с молокозаводом… пожалуй, и все. Да, еще автоколонна, школа с интернатом и кустовая больница. И автостанция, куда только что прикатили подружки. Прикатили не просто так, повыпендриваться (хотя, и не без этого), а встретить демобилизовавшегося из славных рядов Советской армии Максима, родного Катькиного братца. К Максиму Женька когда-то была неравнодушна, но… За то время, пока Макс нес службу где-то в далекой Венгрии, в жизни девушки произошло много чего, в том числе – встреча с Тынисом, студентом из Тарту, пару лет назад занесенным в Озерск научным ветром университетской этнографической экспедиции. С того времени они с Женькой переписывались и даже как-то встречались в Риге, куда девушка наведывалась иногда к старшей своей сестре – та была замужем за моряком загранплавания, и не за простым матросом, а за старшим помощником капитана!
Так вот, завгар Александр Федорович, прозванный еще фронтовыми остряками «Керенским», вторым ребенком сильно хотел сына. А родилась Женька, в которой папа души не чаял и научил всему… ну, почти всему, что знал и умел сам, и что было вообще возможно для юной девушки. В том числе водить машину и мотоцикл. Женьке это очень нравилось, она вообще была разносторонним ребенком – увлекалась музыкой, покупала пластинки и даже хотела подписаться на музыкальный журнал «Кругозор», да на него частных лиц не подписывали, пришлось в библиотеку ходить или ловить на почте в журнальном киоске.
– Так он точно – обедошним? – одернув юбку, осведомилась Женя.
– Так матери-то на работу звонил. – Катерина усмехнулась. – Сказал, из Ленинграда утренним поездом в Тянск, а оттуда… уж всяко на обедошний автобус успеть должен. Ух, Женька! Я так соскучилась!
– Еще бы…
– Сказал – подарки везет… Ну, конечно, не мотороллер, как некоторым…
– Да ладно тебе, Кать… – Женька несколько обиделась. – Вообще-то, это старая модель, его до ума довели просто. Папа за девяносто рублей купил, с рук – не так и дорого.
– Ну-у, кому как…
– А кому Дорожкин недавно цепочку серебряную подарил? Кто хвастал? Небось, половину милицейской зарплаты стоит! Или… – Тут Колесникова ехидно прищурилась. – Или он тебя замуж заманивает?
– Заманивает… – опустив глаза, неожиданно призналась Катерина.
Женька вскинула глаза:
– Ой, Катька! Неужто на свадьбе твоей скоро погуляем?! А ведь еще недавно – школа, экзамены…
– Ну, скоро – не скоро… Точно уж не скажу. Но ты имей в виду, мало ли что.
Что и говорить, выросли девки, в прошлом году окончили школу, а дальше их пути-дороженьки разошлись. Женя рванула было в ЛГПИ имени Герцена, на исторический, да не поступила. И не потому вовсе, что на экзаменах срезалась, просто с направлениями было много, да и вообще, в прошлом, 1966 году, по всему Союзу выпуск оказался двойным – с одиннадцатилетки перешли обратно к десятилетке, вот и выпустили разом две параллели – и десятые (по-новому) и (по-старому) – одиннадцатые. Таким образом, и абитуриентов стало в два раза больше обычного. Попробуй тут поступи, особенно если без рабочего стажа. Многим вчерашним школьникам в тот год не повезло. Вот и Женьке тоже.
Впрочем, она особо не переживала, решив поступать на следующий год, а пока устроилась на работу лаборантом на метеостанцию, ну, а сейчас как раз собиралась в отпуск – готовиться к вступительным экзаменам в ЛГПИ.
Кстати, практически всю свою зарплату, шестьдесят пять рублей, Колесникова отдавала родителям, так сказать, в общую копилку, так что в зелененькой «Вятке» была и ее доля тоже. О подарке же на восемнадцать лет – все-таки дата, совершеннолетие! – завела разговор мама, предложив отцу на выбор – либо новый проигрыватель для грампластинок – переносной, «Юность», либо золотые часики «Заря», особо модные, плоские… Александр Федорович послушал супругу, подумал и предложил все же спросить у дочки и так хитро-хитро усмехнулся. Женька ведь еще как-то про велосипед говорила… Однако ж появилось кое-что получше. Недорогую «Вятку» еще в апреле предложил бывший работник Костя Хренков, вот уже год как женившийся и переехавший в Тянск, где работал водителем автобуса на междугородних рейсах. Будучи в Озерске, Константин заглянул по старой памяти в гаражи, вот и предложил мотороллер, один из первых выпусков – по сути, знаменитая итальянская «Веспа».
– Сто восемь килограммов, скорость… ну, километров семьдесят пойдет – а куда больше-то? Правда, болты на тринадцать – итальянские, ключи фиг найдешь! Но есть у меня ключик… А что, дядя Саша? Женьке возьми! Как раз ко дню рождения. Правила она знает, машину водит. Неужто не справится? Правда, подшаманить надо…
Подшаманили. Не мотороллер получился – конфетка! Итальянский неореализм – Антониони, Феллини, Альберто Сорди.
Правда, в тайне сохранить не удалось – пришлось подарить раньше. С этого времени Женька ходила счастливая! Все не могла поверить. И была очень благодарна отцу не только за подарок, но и за то, что уговорил матушку. И с ГАИ договорился насчет экзамена и прав – Александра Колесникова все в городе уважали. Женька сдала с первого раза.