Сейчас же, в начале лета, все было иначе, и Съялланд наполнял совсем другой народ. Во всех здешних усадьбах, где осенью принимают торговцев и в гридницах целыми днями идут разговоры о товарах и ценах, теперь день и ночь пировали прославленные вожди. К концу зимы мало у кого оставались лишние средства, но каждый старался превзойти других, показать тем самым свою удачу и щедрость, чтобы привлечь к себе новых людей. Пиво и мед лились рекой, забивали коров и овец, к радости торговцев скотом. Скальды исполняли хвалебные песни, прославляя своих вождей и унижая их врагов. То и дело устраивались разные состязания, поединки с разным оружием и врукопашную; опытные воины показывали свое умение, юные восхищались, завидовали и учились. А тем временем возле поврежденных в походах дреки хлопотали корабельные мастера, свежий весенний ветер тянул дым с запахом смолы, и иные вожди, протирая мутные с похмелья глаза, снимали с пальцев последние серебряные перстни, чтобы заплатить за парус и канаты – без них не будет новой добычи и новых перстней.
Найти пристанище для целого войска, тем более в такую пору, было невозможно, и стан раскинули прямо возле кораблей. Поставили стяг – новый, вышитый за зиму Хильдой и фру Торгерд, с изображением двух воронов. И пусть пока он не так знаменит, как тот Ворон, что изготовили для своих воинственных братьев три дочери знаменитого Рагнара Кожаные Штаны – тот, что в случае грядущей победы сам поднимал крылья, а под угрозой поражения опускал, – сыновья Хальвдана не сомневались, что со временем сумеют прославить его не хуже.
Первое, что надлежало выяснить: кому из сыновей Сигимара достался Золотой Дракон и где этот человек сейчас. Сразу по прибытии смалёндцы принялись за расспросы: Торир Верный, будучи отсюда родом, знал, к кому из осведомленных и знатных людей можно обратиться. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, сыновья Хальвдана не открывали своих имен, и все переговоры вел Вемунд.
– Я – Вемунд сын Аринбьёрна, харсир округи Хельгелунд, что в Смалёнде, а это – братья моей жены, – так представлял он себя и своих юных спутников. – Они уже совсем взрослые, вот, хотим походить по морям, посмотреть мир. Поискать славы и добычи прежде, чем осесть дома.
Такое объяснение звучало здесь десятки раз на протяжении каждой весны, поэтому никакого удивления или подозрения вызвать не могло. Расспрашивая о знатных вождях – кто куда собирается, кто чем прославился в последнее время – Вемунд выяснил, что Сигурд Кривобокий, наследник Сигимара, остается летом в Хейдабьюре, а его младшие братья Ингви и Эймунд еще в прошлом году ушли во Франкию вместе с Рагнфридом Железным и до сих пор не возвращались.
– Видно, взяли столько добычи, что не могут довезти! – усмехнулся Харальд.
– Нет, часть добычи они осенью переправили в Хейдабьюр, – ответил хозяин усадьбы, Аслак Очажный Камень, сообщивший им эту новость. – Правда, говорят, что сам Рагнфрид Железный попал в кораблекрушение и чуть ли не умер где-то в Стране Фризов, но я пока не встречал человека, который видел бы его смерть своими глазами, так что, может быть, это и слухи. Один человечек также говорил, что Вевальд Красивый умер во Франкии от кровавого поноса, но ему мало кто верит. Разве это смерть для такого человека?
– Кровавый понос не разбирает, какого рода человек, – проворчал Вемунд харсир.
– Но ведь Ингви сын Сигимара еще там? – спросил Рери. – Мы как раз подумывали поехать во Франкию.
– К ним туда недавно отправился один «морской конунг», из Вестманланда, его зовут Сигтрюгг Нечесаная Борода.
– Сколько народу! – насмешливо обеспокоился Харальд. – Если мы не поспешим, то успеем только к дымящимся развалинам.
– Ну так зачем же медлить? – Аслак невозмутимо пожал плечами. Он каждый год видел десятки молодых и знатных героев, рвущихся за подвигами и славой, и совершенно спокойно относился к тому, что часть из них возвращается с добычей, а часть не возвращается вовсе. – Смелый не ждет, что подскажут сны.
– А где же их младшие братья? – спросил Торир Верный. – Ведь у Сигимара конунга остались еще сыновья?
– Остались еще трое: один от королевы Асхильд и двое от вендки, которую он когда-то привез из Рёрика, что ли? А может, и еще откуда.
– Или они еще малы?
– Нет, отчего же? Асгаут конунг, я слышал, этой весной снарядил корабли в Британию, и его брат Эймунд присоединился к нему. Они сюда не заходили, но я слышал от одних людей, которые их видели на Борнхольме. Они в тамошнем святилище приносили жертвы перед походом. Вы, кстати, будете приносить жертвы? Скот уже в основном разобрали, но у меня на пастбище еще есть пара хороших черных барашков. Отдам недорого.
– Непременно будем! – заверил Вемунд. – А почем у вас тут считается недорого?
– Не прогадаешь, харсир! – Аслак засмеялся. – Ты отдаешь Одину какого-то несчастного барашка за пол-эйрира, а он за это пошлет тебе добычи в пять тысяч марок серебром! Разве это дорого?
– А вы здесь недурно умеете торговаться с Владыкой Павших! – Торир тоже засмеялся. – Однако в таком деле скупиться глупо, верно, Рери?
– Я надеюсь больше на свою удачу, чем на какого-то несчастного барана. – Рери усмехнулся, сузив глаза, но его острый взгляд оставался серьезным и даже вызывающим.
– Из этого парня выйдет настоящий вождь. – Аслак одобрительно кивнул. – Если, само собой, не убьют в первом же походе. Уж больно он дерзок и самонадеян по виду.
– У меня есть основания надеяться на себя, – заверил его Рери. – Вот этой рукой я уже отправил к Одину одного человека, у которого было гораздо больше оснований для самонадеянности, чем у меня, – но это ему не помогло.
– Ну-ка, расскажи! – заинтересовался хозяин, привыкший собирать новости и занимательные происшествия. – Это было у вас в Смалёнде?
– Мы непременно расскажем, когда зайдем в следующий раз! – Вемунд мигнул Рери и встал. – Большое спасибо тебе, Аслак, за гостеприимство и новости.
– Заходите еще, – радушно отозвался хозяин. Он привык и к тому, что о части своих подвигов его гости предпочитают не распространяться, чтобы не наводить на свой след жаждущих кровной мести. – Про барашка не забудьте, а то вчера были у меня одни люди, он им тоже может пригодиться.
– Не забудем, но сейчас у нас есть еще одно дело. Не подскажешь ли заодно, где у вас тут можно найти хороших златокузнецов?
– А зачем тебе златокузнецы? – спросил Харальд, когда они наконец простились с хозяином, вышли из усадьбы и направились в предуказанном им направлении. – Хочешь заказать для Хильды новые застежки? Подождал бы, пока появится добыча.
– Златокузнец нужен не мне, вам. Но будем делать вид, что мне. Мы ведь так и не выяснили, у кого из сыновей Сигимара ваш Золотой Дракон. Но если мы спросим об этом прямо, то немедленно пойдут слухи: какие-то люди разыскивают золотую гривну Сигимара. Вы же сами видели, что здесь ничего нельзя утаить: мы вон сколько всего узнали о разных людях, даже то, о чем вовсе и не спрашивали. И если до них дойдет такой слух, они сразу поймут, кого это гривна может заинтересовать спустя столько лет.
– Но почему мы все время должны бояться, что о наших намерениях узнают? – возмутился наконец Рери. – Похоже, ты хочешь, чтобы мы мстили исподтишка. Это недостойно сыновей конунга!
– Я хочу, чтобы вы осуществили свою месть, а не пали легкой жертвой более сильных противников. Я не призываю вас нападать из-за угла… хотя иные говорят, что любая победа почетна уже потому, что она – не поражение, а какими средствами она достигнута – совершенно не важно. Но предупреждать сыновей Сигимара заранее о том, что вы идете им мстить – это совершенно лишнее, и Торир со мной несомненно согласится.
– Это верно, – кивнул старый хирдман.
– Так что сейчас нам надо выяснить, куда идти, в Ютландию, во Франкию или в Британию, не обнаруживая раньше времени ни себя, ни своих намерений.
– И как нам поможет златокузнец?
– А вот сейчас увидите. Эй, добрый человек! – окликнул Вемунд какого-то работника, тащившего со стороны моря большую корзину рыбы. – Ведь вон та усадьба – это Свиная Кожа?
– Она самая.
В усадьбе Свиная Кожа, принадлежавшей родовитому и богатому человеку, Торгейру Кривой Нос, обитал один из самых умелых кузнецов Съялланда, Ульв Пузо. Гости нашли его в кузнице, вынесенной за пределы усадьбы, подальше от жилых построек, чтобы сократить опасность пожара. Пузо у него и впрямь оказалось знатное – оно торчало далеко вперед, топорща передник из бычьей кожи. Сам Ульв был немолодым уже человеком с полуседыми волосами, следами ожогов на лице, вдавленным носом и добродушными светлыми глазами. Прерывать работу среди дня ему не слишком хотелось, но, услышав, что к нему явился по делу муж сестры смалёндского конунга, он все же вышел и остановился перед дверями.
– Неужели в Смалёнде перевелись свои златокузнецы и за ними приходится ездить на Съялланд? – слегка насмешливо осведомился он, поздоровавшись. – Когда меня просят поправить оружие, с этим дело ясное. Но отливать кольца и обручья из франских денариев и восточных скиллингов мне обычно приходится по осени, когда люди возвращаются из походов.
– Речь идет не о серебре, а о золоте! – с показной небрежностью хвастуна ответил Вемунд и даже подгладил ус, заплетенный в тонкую косичку. – У меня есть две или три марки золота, и я хочу заказать из них гривну. Я слышал, что у кого-то из свейских «морских конунгов» была такая вещь, и она приносила своим хозяевам большую честь и удачу! Я хочу, чтобы она выглядела примерно вот так!
Вемунд открыл кожаную сумочку на поясе и вынул свернутый в трубочку кусок бересты. Рери вспомнил, что еще зимой видел этот свиток: фру Торгерд и Торир вместе чертили что-то на нем, шептались и спорили. Они двое были единственными в Смалёнде людьми, когда-то видевшими Золотого Дракона. И хотя с тех пор, как они его видели в последний раз, прошло семнадцать лет, такую значительную вещь забыть невозможно, и в итоге рисунок получился очень похожим.
А нарисовать его было нелегко: старинное изделие выглядело весьма своеобразно. Гривна состояла из трех золотых обручей, искусным золотым плетением соединенных между собой, а украшали ее тончайшие узоры из напаянной проволоки, тоже золотой, и с удивительным мастерством отлитые головки драконов. По ширине ожерелье в точности соответствовало изящной женской ладони, и фру Торгерд обозначила ее, прикладывая к бересте свою собственную руку, не изуродованную, как у простолюдинок, тяжелой работой и возней со скотом.
– Вот так… – бормотал Ульв Пузо, придерживая края жесткого свитка, который все норовил снова свернуться и сохранить свою тайну. При этом ему приходилось держать бересту на вытянутых руках как можно дальше от глаз – вероятно, с возрастом у кузнеца ухудшилось зрение. – Работа старинная, таких теперь никто уже не делает. Верно, из родовых сокровищ. Лет пять назад я бы взялся, а теперь даже и не знаю… Глаза, понимаешь, уже не те… А ты знаешь, харсир, я видел похожую вещь, – добавил Ульв, как следует вглядевшись. – Очень похожую. Такое ведь не каждый день увидишь, даже не каждый год, пожалуй. А у меня ведь глаз наметанный.
«На это я и рассчитывал», – подумал Вемунд, очень довольный, что его замысел оправдался.
– Даже у знатных вождей не у каждого найдутся три марки золота… хотя двух здесь будет достаточно, я думаю. Ты хочешь точно такую же? – Ульв поднял глаза на Вемунда.
– Точь-в-точь, – подтвердил харсир. – Я хочу, чтобы она приносила мне удачу.
– Не уверен, что она будет обладать таким свойством, я ведь не из карлов. А ту, о которой ты говоришь, сделал кто-то из богов.
– И ты ее видел? Ты запомнил все особенности и можешь взять ее за образец? Удачи у меня своей немало, и гривна нужна мне только для того, чтобы этой удаче было где поселиться, ты понимаешь?
– Еще бы не понимать! Когда у человека есть три марки золота, это уже само по себе говорит о большой удаче, и ее лучше всегда носить с собой!
– Может, ты знаешь, где эта вещь сейчас? Ты ведь мог бы рассмотреть ее получше, чтобы не ошибиться.
– Так далеко мне забираться не хочется, а ты ведь не захочешь ждать, пока она вернется? Если вернется…
– Так далеко – это куда?
