Игры фортуны, или Медвежий угол

Глава 1 «Купец»

Хмурым осенним днем по раскисшей от дождей дороге, тащилась, запряженная тройкой лошадей, почтовая кибитка. Заунывный звон колокольчика, едва успев возникнуть, почти сразу же терялся в обступавшей дорогу сплошной стене деревьев. Протяжную песнь немолодого ямщика то и дело прерывал щелчок хлыста, которым тот понукал неторопливых лошадок. Потрепанную кибитку иногда встряхивало на ухабах.

Толокнов Артемий Петрович открыл глаза и недовольно поморщился:– Вот ведь черт, хотя бы дорогу выбирал!

Артемий Петрович снова закрыл глаза и вернулся к своим мыслям. Двадцать девять лет назад он родился в купеческой семье. Его матушка умерла при родах. Отец, Петр Львович, был когда-то состоятельным человеком, разбогатевшим на оптовой хлебной торговле. Толокновы скупали в Среднем Поволжье зерно и муку, а затем переправляли хлебные караваны в Северную столицу. Уже с юных лет Артемий Петрович помогал отцу в его предприятиях и прекрасно разбирался в ценах и различиях всех пяти сортов пшеничной муки. Состояние Толокновых неумолимо увеличивалось с каждым отправленным караваном. Однако тщеславие, тягота к роскоши и к великосветскому образу жизни, сыграли с Петром Львовичем злую шутку. Чтобы вырваться «наверх», в высший свет, из окружения «безродного купечества», Толокнов старший купил дома в Москве и Петербурге и, обставив их с соответствующей роскошью, завел знакомства среди привилегированных и главное «нужных» господ, подражая именитым меценатам, тратил большие суммы на развлечения, благотворительность и предметы роскоши. Кажется, все шло прекрасно. Но неожиданно в самый неподходящий момент капризная Фортуна отвернулась от преуспевающего купца, стоявшего уже одной ногой на пути к своей мечте. Прибыль от торговых операций перестала покрывать растущие расходы, а последовавшая череда неурожаев поставила Петра Львовича на грань разорения. Наконец, полученная лихорадка добила купца, поставив жирную точку в его карьере. Петр Львович, так и не достигнув своей цели, умер в возрасте пятидесяти восьми лет. Во истину пути господни неисповедимы!

В наследство Толокнову Артемию Петровичу судьба – злодейка оставила расстроенное предприятие и кучу долгов. Артемий Петрович тяжело вздохнул. Он устал. Последние полтора месяца дались ему нелегко. Единственным светлым пятном во всей этой истории была, оставленная в наследство покойной матушкой, деревенька, куда он и направлял свои стопы, дабы на месте решить, что с ней делать: продать, а деньги пустить на покрытие долгов или оставить за собой в виде последнего прибежища. Хотя до деревни путь был неблизкий, ему уже наскучило трястись по унылой разбитой дороге. Толокнов решил развеяться от грустных мыслей.

– Эй! Послушай, любезный!

– Крикнул он, обращаясь к ямщику,

– Далеко еще?

Тот перестал петь и вполоборота развернулся к своему пассажиру:

– До ближайшей почтовой станции, барин, еще верст с десяток будет. К вечеру доберемся.

Молодого человека потянуло на разговор.

– А скажи-ка любезный, давно ты здесь людей возишь?

Ямщик на минуту задумался, что-то бормоча себе под нос:

– Да почитай барин уж годков двенадцать.

Он лихо взмахнул хлыстом.

– И места здешние хорошо знаешь?

– Да уж неплохо, наколесил я тут, слава господу, предостаточно.

– И что же здесь за места такие? – решил разговорить ямщика Толокнов.

– Так барин, места как места – обыкновенные, глухие. Ухо здесь держать надо востро.

– Это почему? Что здесь такого страшного? Лес, как лес. Зверье, наверное, всякое имеется? Так у меня и пистолеты есть, – бодро возразил молодой человек.

– Зверье оно конечно, барин, не каждое к человеку и выйти отважится, не то, чтобы напасть. Да только здесь и медведи, и волки, и рыси встречаются. Случаев всяких много бывало… и со зверями тоже, – осторожно заявил ямщик.

– Людишки что ли разбойные пошаливают? Ты говори до конца, не утаивай. Мне же надо знать, чего опасаться.

– А где же они теперь не шалят, людишки-то? Почитай по всей Рассеи, до сих пор не успокоятся.

Ямщик явно старался избегать скользкой темы. Дорога пошла под горку, лошадки побежали веселее, иногда их приходилось сдерживать.

– А вы, барин, вижу впервой в краях наших?

– Первый раз, – сухо откликнулся Артемий Петрович.

– Извиняюсь, нужда заставила или так, путешествуете? – не заметив перемены в своем пассажире, с простотой, свойственной сельским жителям, продолжал расспрашивать ямщик.

– Нужда, братец, нужда, – помрачнев, кратко ответил молодой человек.

Ямщик видимо сообразил, что спросил что-то не то и замолчал. Толокнов тоже не пытался продолжить разговор. Воспоминания о прошлой богатой жизни вдруг снова охватили его. Все было так прекрасно и вдруг в один миг все рухнуло: и нажитое благополучие, и великие прожекты, к которым так стремился отец, и которых достичь, ему было не суждено. Что это – перст божий, наказывающий гордыню и тщеславие и напоминающий, что все в этом бренном мире просто суета? Или это может быть просто жизненное стечение обстоятельств? Артемий Петрович понимал, что находится на грани нищеты. Продажа деревни вряд ли сможет окупить долги отца и тогда придется лишиться того малого, что еще осталось. Толокнов тяжело вздохнул:

– Суета сует – все суета! – и тут же подумал: «Однако прежде чем эта фраза пришла Екклесиасту в голову, он сумел добиться и богатства и славы. Что мешает мне пойти по стопам проповедника?»

Размышления Артемия Петровича прервало неожиданное событие. Какой-то человек вдруг выскочил из-за росшей у дороги бузины и ринулся навстречу бежавшей тройке. Ямщик вовремя среагировал и стал осаживать лошадей, однако расстояние между ними и приближавшимся человеком быстро сокращалось. Казалось, еще мгновенье и животные сомнут безумца, но тот буквально повис на упряжи и лошади, немного протащив его, встали как вкопанные. Из-за лошадиной морды вынырнул детина огромного роста. Его всклокоченные рыжие волосы были испачканы в грязи, в усах и бороде застряли листья, иголки и еще какой-то лесной мусор. Бегающий взгляд незнакомца и обреченное выражение лица выдавали в нем загнанного зверя, по следам которого неотступно идут охотники.

– Ты что же ирод удумал?! – словно выйдя из ступора, неожиданно заголосил ямщик, – самому жить надоело, так и нас чуть не сгубил!

Ямщик уже занес руку, чтобы хлыстом ожечь по плечам нежданного гостя, но тот, несмотря на свои огромные размеры, оказался проворнее. С невероятной легкостью, подскочив к ямщику, он левой рукой на излете перехватил хлыст, затем правой ухватил того за камзол и, как пушинку, оторвав от сиденья, швырнул бедного возницу в дорожную грязь. Оскалив крепкие зубы, этот Голиаф повернулся к Толокнову, медленно вынул из-за пояса огромного размера тесак и, поигрывая им, пророкотал густым басом:

– Освобождай барин телегу, да ступай по добру куда хочешь.

Оцепеневший Толокнов сидел неподвижно, загипнотизировано следя за блеском широкого лезвия, словно кролик, наблюдающий за смертельным танцем удава.

– Сам выйдешь или помочь? – нетерпеливо поинтересовался детина, недобро ухмыльнувшись.

Непонятно, какие инстинкты сработали внутри Артемия Петровича. Особой храбростью он никогда не отличался, однако что-то подсказывало ему, что грабитель одной «телегой» не удовлетворится. В общем, молодой человек не помнит, как в руке его оказался припрятанный на всякий случай небольших размеров дорожный пистолет, когда-то подаренный ему отцом.

– Послушайте! – воскликнул он срывающимся фальцетом, взводя курок и наводя пистолет на детину, – или вы нам даете уехать, или я стреляю!

– И впрямь щегол стрелять собрался? В живого человека-то? – пробасил рыжий разбойник, – а ведь и стрельнешь с перепугу, – пробормотал он себе под нос, – смотри, как рученьки то трясутся.

Неожиданно выражение его лица изменилось, словно он принял какое-то решение: глаза превратились в узкие ледяные щели, тело сжалось в пружину, словно у крадущейся рыси. Рука с ножом стала опускаться, чтобы в конце своего движения, взорвавшись резким коротким броском, отправить в смертельный полет изголодавшуюся по крови сталь. Вдруг со стороны леса, с той самой, откуда появился незваный гость, совсем рядом раздался треск веток, затем собачий лай и голоса перекликающихся людей.

Детина вздрогнул и обернулся в сторону шума. Толокнов сидел, ни жив, ни мертв, сжимая пистолет в мелко трясущейся вытянутой руке. От напряжения он вспотел, лоб его покрылся мелкими бисеринками пота. Заслышав спасительные звуки, он хотел закричать, но так и не смог извлечь ни слова.

Детина сунул тесак за пояс: – Повезло тебе сосунок. Пока повезло. Еще свидимся, я тебе обещаю.

С этими словами он исчез в чаще, на противоположной стороне дороги. Толокнов облегченно выдохнул и опустил руку, державшую пистолет. Хотя сначала нападения прошло несколько минут, ему показалось, что пролетела целая вечность. Ямщик между тем стал приходить в себя. При падении он ударился головой и на некоторое время потерял сознание. Во всяком случае, так подумал Толокнов, наблюдая, как несчастный, сидя в дорожной грязи, стонет, ухватившись руками за окровавленный лоб. На самом деле ямщик действительно поранился, но сознание ни на миг не терял. Будучи человеком опытным, побывавшим во множестве передряг, он разумно решил, что полезнее для здоровья будет, притворившись коровьей лепешкой, неподвижно застыть на земле в ожидании неминуемой развязки. Счастливый случай оказался на стороне Толокнова и ямщик по своей природной простоте решил изобразить из себя этакого героя, который пострадал в неравной схватке, защищая своего пассажира. Скосив глаза в сторону молодого человека и заметив, что тот никак не реагирует на издаваемые им звуки, ямщик застонал еще громче.

– Вот злыдень проклятый, что наделал, – запричитал он обиженным голосом,

– Дьявол рыжий, образина деревенская, варнак смердящий! Чтоб тебе!

Далее ямщик, не стыдясь в выражениях, стал обрисовывать ближайшее будущее рыжего разбойника в весьма черных тонах. Пожелания его удивляли Толокнова своей затейливостью и разнообразием, представившими во всей своей красе народный фольклор ямской братии. Между тем, шум, раздававшийся из леса, смолк, собачий лай прекратился. Видимо преследователи, заслышав голос ямщика, остановились и решили, что предпринимать дальше. Толокнова вдруг осенило, он понял, что необходимо срочно действовать. Соскочив с повозки, он помог ямщику подняться.

– Голубчик, быстрее, что же ты сидишь? Нам надо срочно уезжать отсюда!

– Куда уезжать? – изумился ямщик, – вон помощь идет, хоть укажем, куда душегуб скрылся.

– Ты уверен, что это помощь? А ежели это дружки его разбойники, с которыми он чего-то не поделил?

Стараясь не сорваться на крик, Толокнов перешел на громкий шепот. Когда до ямщика дошел смысл сказанного, он, словно внезапно протрезвев после долгой попойки, забыв о своих ранах и претензиях, со словами: « Ах ты, господи! Вот страсти то, какие!», резво бросился к кибитке. Толокнов с не меньшей резвостью постарался занять свое место и через пару мгновений экипаж во всю прыть начал набирать скорость. Толокнов все время поглядывал назад, опасаясь, что выбежавшие на дорогу люди их заметят и, решив, что беглец уехал с ними, бросятся в погоню. Но, слава богу, дорога сделала поворот, и место происшествия скрылось за кустами и стволами деревьев. С перепугу долго скакали, пока Толокнов не попросил остановиться. Сразу-же занялись раной возницы. Ее обработали водкой, и Артемий Петрович обвязал голову ямщика извлеченной из саквояжа чистой узкой тряпицей.

– Барин, а вы взаправду смогли-бы в него выстрелить? – с наивным выражением лица поинтересовался ямщик.

– Не смог-бы, даже если очень захотел.

– Это почему же, так? – усаживаясь на козлы, не отставал любопытный возница.

– Потому что пистолет не был заряжен, – последовал ответ Толокнова.

Он до сих пор помнил, как предательски дрожали его руки и долго после произошедшего тряслись колени. «С кем не бывает», успокаивал себя Артемий Петрович, все-таки он нашел в себе силы побороть страх и придумать, как сдержать нападавшего рискованной, но удачной хитростью.

Неожиданно ямщик залился громким смехом.

– Ну, барин! Ну, шустер! – сквозь слезы простонал он, – на пушку зверюгу взял, на испуг!

Кудахтанье ямщика было настолько заразительным, что Толокнов не сдержался и присоединился к нему. Смеялись долго, пока хватило сил. Успокоившись, Артемий Петрович почувствовал существенное душевное облегчение. «Будто камень с души свалился», кстати, вспомнил он народную поговорку, которая так точно характеризовала его теперешнее состояние. Продолжая всхлипывать от смеха, и изредка восклицая: «Ну, барин! Ну, хитер! Такого матерого…, на испуг!», ямщик медленно тронул кибитку в путь.

– Честно говоря, барин, лежа в грязи, я уже думал, что конец нам пришел, пора заупокойную заказывать, ан нет, пронесло.

– Я тоже так подумал, – подхватил Толокнов, еще находившийся в радужном состоянии.

– Ничего барин. Слава господу живы – здоровы, да и вспомнить что будет. Вы не беспокойтесь, поймают эту рыжую образину. Если уже с собаками обложили, то он долго не продержится.

«Быстрее бы миновать эти разбойные места», в свою очередь подумал Толокнов.

Странное дело, на разных людей подобные опасные происшествия действуют по- разному: одни впадают в ступор, другие наоборот чувствуют преумножение своих сил и начинают действовать. На пережившего неприятный полет с козлов на землю, возничего, короткая рукопашная повлияла своеобразно. Ранее не особенно словоохотливый, он теперь болтал без умолку. Толокнов слушал, улыбаясь, иногда кивая головой в знак согласия. Постепенно разглагольствования ямщика стали терять для него смысл, Артемий Петрович ушел в себя, сосредоточившись на своих мыслях, связанных с происшедшим. Он вспоминал детали и оценивал свои действия как-бы со стороны. Воспитанный в мягкой и уютной домашней атмосфере, не познавший лишений и серьезных жизненных испытаний, он все время находился под крепким крылом отца. В такой ситуации, связанной с настоящей опасностью для жизни, он оказался впервые и это обстоятельство он естественно ставил себе в оправдание внезапно охватившего его страха, этих дрожащих рук и ног. Оценивая все плюсы и минусы своего поведения, молодой человек пришел к выводу, что вел он себя достойно, да и, в конце концов: главное – это результат. А в результате: все живы, здоровы и даже не ранены. Лоб ямщика не в счет – так, царапина. Он гнал от себя мысль о том, чтобы произошло дальше, если-бы беглеца не вспугнула погоня. Победителей не судят! А себя он считал победителем. Толокнов вдруг вспомнил о пистолете, достал его и стал заряжать. Затем он зарядил второй пистолет, который у него лежал тут же, в саквояже. Мало ли еще, какие сюрпризы могла преподнести дорога. Как говорится: за одного битого двух небитых дают. Между тем, кибитка катила вниз с очередного холма по, петлявшей среди кустов и деревьев, лесной дороге.

– Смотри барин, вот незадача, – ворвался в размышления Толокнова недовольный голос ямщика, – у меня всегда так, уж если везет, то везет всю дорогу, а как раз незадастся – то удачи не жди.

Артемий Петрович поглядел вперед, куда хлыстом указывал ямщик. Дорога шла под горку. В самой низине ее перекрывала плотная пелена тумана. Ямщик остановил лошадей:

– Переждать бы, – неуверенно произнес он, – больно густой, опасно ехать. Или столкнемся с кем, или с пути собьемся.

– А если в объезд?

– До почтовой станции здесь одна дорога.

О том чтобы развернуться, и ехать назад речи не было.

– Переждать бы, барин, – снова затянул волынку возница.

– А если туман три дня продержится? Три дня ждать будем? – резонно поинтересовался Толокнов.

– Ладно, барин, – смирился ямщик, слезая с козлов на дорогу,

– Дай я только поберегусь.

Толокнов не понял слова «поберегусь» и вопросительно посмотрел на ямщика. Тот в свою очередь достал топор и направился в ближайшую лесную чащу. Через некоторое время он вернулся, волоча за собой длинный шест, срубленный из молодой березки. Затем ямщик достал фонарь, привязал его к верхушке шеста, а сам шест прикрепил к козлам. После этих манипуляций он спрятал топор и, достав какую то коробку, извлек из нее пару колокольчиков.

– Звонят, аж за версту слыхать, – похвалился ямщик, – Валдайской работы.

Колокольчики тут-же были закреплены рядом со своими собратьями. Затем ямщик, заняв свое место, трижды перекрестился, пробормотав себе под нос: «Никола угодник спаси и сохрани» и тронул лошадок в путь.

Плотная пелена тумана окутала экипаж со всех сторон. Туман был настолько густой, что дорога еле просматривалась, а стоявшие по бокам ее деревья, представлялись расплывчатой серой массой. Иногда лес совсем пропадал из виду. Ехали медленно, внимательно следя за дорогой. Иногда останавливались, чутко прислушиваясь, не едет ли кто навстречу. Дорога петляла. Пару раз, недосмотрев, съехали на обочину, но затем благополучно вернулись и продолжили путь. Проехав достаточно долго, ямщик заметил, что туман начал редеть. Он обрадовался и даже поехал быстрее. Однако, новая волна тумана накрыла их с головой.

– Ну, барин, ежели удачно выберемся, Николе угоднику свечку не поленюсь поставить, – не поворачиваясь, произнес ямщик.

– Неужели так плохо? Что-то мне братец не верится. В разных передрягах, наверное, бывал, за двенадцать-то лет?

– Бывать-то бывал, да только один бог ведает, выберешься из очередной или нет. Ямщик снова замолчал, стараясь больше внимания уделять дороге.

Мысли Артемия Петровича незаметно вернулись к напавшему на них рыжему детине. «Каков баскак!» – подумал он, мотнув головой, – « Откуда такой взялся? Беглый каторжный? Нет, не похож. Вид у него не тот».

Толокнов как-то раз, когда сопровождал с отцом очередной караван с зерном, видел баржу, набитую каторжанами. Их потухшие глаза и изнеможенные серые лица он запомнил на всю жизнь. Толокнов вспомнил, что нападавший одет был в простую крестьянскую одежду. «Наверняка крепостной, от своего барина в бега подался» – продолжал гадать молодой человек, – « Ну не разбойник же? Хотя почему и нет? Вон их сейчас, сколько по лесам шатается. Надо быть осторожным». У Толокнова засосало под ложечкой.

– Барин, а пистолет-то свой зарядил? – словно услышав мысли пассажира с беспокойными нотками в голосе, поинтересовался ямщик.

– Зарядил, братец, зарядил. Ты лучше повнимательней за дорогой следи, а я по сторонам поглядывать буду.

– Да что же барин в таком молоке по сторонам то увидишь?

– Туман самое хорошее место для засады. Мало-ли, какая шайка здесь притаилась? – с апломбом знатока произнес Толокнов, – хотя, действительно, ни черта не видно.

Случайный успех в стычке окрылил Артемия Петровича. Ему хотелось выглядеть в глазах этого пожилого возничего искушенным в жизни человеком, которому не страшны любые превратности судьбы.

– Я начеку, у меня здесь два заряженных пистолета, и если что, стрелять уж буду без предупреждения, – прошептал он себе под нос.

Толокнов взял в каждую руку по пистолету и, положив их на колени, стал с решительным видом посматривать по сторонам. Ямщик повернулся и, посмотрев на своего пассажира, покачал головой: – Господь с тобой барин. Откуда здесь шайки? Я тут не первый год езжу, и ничего такого не случалось. Народ здесь простой, богобоязненный. А то, что этот рыжий нам попался, так то случайность. Мало ли сейчас беглых.

– Что-то я тебя братец не пойму. Ты же сам сказывал, что людишки здесь разбойные пошаливают. Признайся, говорил?

– Ну, вроде говорил. Да и говорил я что, что везде шалят, а не только здесь.

– Тогда как понимать твои последние слова, что в здешних местах тишь да гладь да божья благодать, а рыжий разбойник лишь случайное недоразумение?

– Так я барин хотел сказать, что, сколько здесь езжу, ни разу никаких разбойных шаек не встречал.

– Значит, ты мне солгал?

– Упаси бог, барин. Я хотел сказать, что сам то их, слава богу, не встречал, а вот другие рассказывали и не только про разбойных людишек, а еще почище.

– Вот так у нас всегда, – разочарованно протянул Толокнов, – нагородят огород до небес, а потом выясняется, что это бабские россказни.

– Не знаю, господин хороший, как насчет бабских там всяких сплетен, да россказней, только я так думаю, что дыма без огня не бывает, – с явной обидой ответил ямщик и, насупившись, замолчал.

– Далеко нам еще ехать? – решил разрядить обстановку Толокнов.

– Трудно сказать, думаю верст шесть, семь осталось.

– Так далеко? Чертов туман! – в сердцах воскликнул молодой человек.

– Вы бы барин зря нечистую силу не призывали, – крестясь, заметил возничий, – народ здесь суеверный, ежели, что не так, и бока намять могут.

– Народ наш всегда был суеверным, – зевая, отозвался Толокнов, – сказки любит сочинять. В наш просвещенный век любое явление можно объяснить с помощью науки.

– Не знаю барин, как у вас там, в столицах, может вам там все и понятно. Да только ежели отъехать чуть в сторону, в глубинку, такие истории здесь случаются, не приведи господь.

– Что ты там бормочешь? Какие истории? – нехотя отозвался Толокнов, решив послушать ради скуки очередную дорожную байку.

Ведь всем известно, что всевозможные истории, басни и небылицы отвлекают внимание от дальней дороги, благодаря чему время летит незаметно.

– Позапрошлым летом с одним ямщиком случай приключился, – без предисловий начал свой рассказ возница, – молодой он был, ну где-то, как вы, а может и того моложе. Вез как-то он одного купца. Да и не купец тот был, пожалуй, а так себе, скупщик из крестьян. Но гонору у того было на всю купеческую братию, – гладкая речь ямщика навела молодого человека на мысль, что сказку свою тот рассказывает далеко не в первый раз.

«Пусть себе болтает» – подумал Толокнов, – «хоть какое-то разнообразие».

– Ехали, значит, они в село, – продолжал ямщик, – откуда этот скупщик родом был. А был тот уже изрядно навеселе. В трактире перед тем основательно посидел. И вот он начал заливать нашему ямщику, какой он богатый, да как живет раздольно. Все вроде бы хорошо, все вроде бы как обычно – всяких пассажиров нашему брату возить приходится, да вот незадача, чуть ли не через слово нечистого поминает. Едут значит, так они и вдруг смотрят на дороге одноколка стоит без лошади. Рядом человек, какой то, весь в черное одетый. Остановил он их и просит подвезти до села. Разбойники, говорит, напали, всего помяли, обобрали, да лошадку с собой прихватили. Поглядели они, человек из себя видный, одет в господское, да и манерам обучен. Посадили того в кибитку, да и поехали дальше. Слышит наш ямщик, что пассажир его снова за свое принялся: хвастается да чертыхается. А господин тот слушает, да поддакивает, да хвалит болтуна. Достали бутылочку, потом другую. Скупщик захмелел окончательно, а этому господину хоть бы хны, кажется, и не пил вовсе. Скупщик его уже и другом лучшим и братом называет. Подъезжают к селу. Скупщик и говорит ямщику: «Повози нас с моим лучшим другом по моей родне, хочу домой на тройке заехать, чтобы тем завидно было», и сует нашему ямщику деньги. Тот не будь дурак, деньги взял и повез. Только ямщик то трезвый был, и стал он замечать странное. Начали подъезжать к воротам разных дворов. Ямщик видит, что ворота открыты, господин говорит, что заперты. Скупщик так и не уговорил господина проехать на двор. Поехали к следующему дому. Там ворота на запоре и на них висит замок. Подошел тот господин к воротам и через мгновенье распахнул их. Зашли они со скупщиком в дом и долго не выходят. Ждал наш ямщик, ждал, да и пошел сам в дом. Смотрит на полу лежит скупщик мертвый и белый как мел, словно из него всю кровь выкачали. Все стены в доме в крови измазаны, а господин тот пропал, словно его и не было вовсе. Когда разобрались в чем дело, выяснили – упырем тот попутчик оказался. Вот такая история, – закончил свой рассказ ямщик.

– Что же твой упырь в открытые ворота не пошел, а пошел в закрытые? – усмехнулся Толокнов.

– А то барин, что на открытых воротах крест был, а на закрытых не было, – резонно возразил ямщик.

– А с ямщиком твоим что сталось?

– Взяли его под стражу, так больше никто и не видел. Говорят, в Сибирь на каторгу отправили.