– Ты молода, а я уже старуха, Кристин. Я знаю, что бесполезно бороться с тобою, теперь настало твое время! Не хочешь ли выпить со мною, Кристин?
Кристин не шевельнулась. Тогда Элина поднесла рог к губам. Кристин заметила, что она не пила. Элина сказала:
– Такую-то честь ты можешь оказать мне, чтобы выпить за мое здоровье… и обещать, что не будешь злой мачехой для моих детей?
Кристин взяла рог. В это мгновение Эрленд открыл дверь. Он постоял немного, глядя то на одну, то на другую женщину.
– Что это значит? – спросил он.
И Кристин ответила; голос ее звучал пронзительно и дико:
– Мы пьем за здоровье друг друга – мы, твои любовницы.
Он схватил Кристин за руку и отнял у нее рог.
– Молчи, – грубо сказал он. – Тебе нечего пить с нею!
– Почему бы нет? – сказала Кристин тем же тоном. – Она была такою же чистой, как и я, когда ты соблазнил ее!..
– Это она повторяла так часто, что, пожалуй, и сама тому поверила, – сказал Эрленд. – Помнишь, как ты заставила меня идти к Сигюрду с этой сказкой, а тот призвал свидетелей, подтвердивших, что он еще до того застал тебя с другим мужчиной?
Кристин отвернулась, бледная от отвращения. Элина густо покраснела; потом вызывающе сказала:
– Все же она, полагаю, не станет прокаженной, если выпьет со мною!
Эрленд гневно повернулся к Элине – и вдруг лицо его вытянулось и застыло; он охнул от ужаса.
– Господи Иисусе! – еле слышно произнес он. И схватил Элину за руку. – Пей же тогда за нее! – сказал он жестоким и дрожащим голосом. – Пей сперва ты, тогда она выпьет с тобой!
Элина со стоном вырвалась от него. Пятясь, стала она отступать в глубь горницы. Эрленд следовал за нею.
– Пей! – сказал Эрленд. Он шел за Элиной, держа в руке кинжал, который выхватил из-за пояса. – Пей же напиток, который ты приготовила для Кристин!.. – Схватил Элину за руку, подтащил к столу и насильно нагнул над рогом.
Элина вскрикнула и закрыла лицо рукой.
Эрленд отпустил ее и остановился, дрожа.
– Я жила как в аду с Сигюрдом, – закричала она. – Ты, ты обещал… Но ты поступил со мною еще хуже, Эрленд!
Тогда Кристин выступила вперед и схватила рог.
– Одна из нас двоих должна выпить – ты не можешь владеть нами обеими!..
Эрленд отнял у Кристин рог и отшвырнул ее в сторону, так что она свалилась на пол у кровати фру Осхильд. Он силой пытался заставить Элину пить – стал коленом на скамье рядом с нею и, охватив ее голову рукой, старался влить напиток ей в рот.
Она протянула руку над его рукой, схватила со стола кинжал и ударила Эрленда. Удар разодрал на нем одежду и слегка оцарапал кожу. Тогда Элина повернула острие к себе и сейчас же бессильно опустилась боком на колено Эрленда.
Кристин встала и подошла к ним. Эрленд держал Элину, голова у нее свешивалась назад через его руку. Она почти сейчас же начала хрипеть – захлебываться кровью, которая текла у нее изо рта. Она выплюнула много крови и сказала:
– Для тебя я приготовила… этот напиток… за все твои обманы… когда ты изменял мне…
– Приведи сюда тетку Осхильд, – тихо сказал Эрленд.
Кристин стояла неподвижно.
– Она умирает, – сказал Эрленд тем же голосом.
– Тогда ей лучше, чем нам, – проговорила Кристин.
Эрленд взглянул на нее, – отчаяние в его глазах смягчило ее. Она вышла из горницы.
– Что случилось? – спросила фру Осхильд, когда Кристин вызвала ее из поварни.
– Мы убили Элину, дочь Орма, – сказала Кристин. – Она умирает…
Фру Осхильд бросилась бежать. Но Элина скончалась, когда она переступала порог.
* * *
Фру Осхильд положила мертвую на скамейку, смыла кровь у нее с лица и прикрыла его головным полотняным платком. Эрленд стоял позади тела, прислонясь к стене.
– Знаешь, – сказала фру Осхильд, – хуже этого ничего не могло произойти!
Она подбросила в очаг хвороста и дров; потом сунула туда рог в самую середину и раздула огонь.
– Можешь ты поручиться за своих слуг? – спросила она.
– Думаю, что да – за Ульва и Хафтура… Йона и того, что приехал с Элиной, я мало знаю.
– Ты, конечно, понимаешь, – сказала фру Осхильд, – что если только обнаружится, что вы с Кристин встретились здесь и оставались наедине с Элиной, когда та умерла, то уж лучше бы ты дал Кристин выпить напиток Элины! А если еще заговорят о яде, то люди припомнят и то, в чем меня обвиняли раньше… Есть у нее какие-нибудь родичи или друзья?
– Нет, – глухо сказал Эрленд. – У нее никого не было, кроме меня!
– И все-таки, – продолжала фру Осхильд, – будет трудно скрыть все это и увезти незаметно тело без того, чтобы на тебя не пало самое ужасное подозрение!
– Она должна быть похоронена в освященной земле, – сказал Эрленд, – хотя бы это стоило мне Хюсабю. – Что ты скажешь на это, Кристин?
Кристин кивнула.
Фру Осхильд сидела молча. Чем больше она думала, тем невозможнее казалось ей найти какой-нибудь выход. В поварне сидело четверо слуг – если бы даже Эрленду и удалось заплатить им за молчание, если бы все они или хоть кто-нибудь из них, хотя бы слуга Элины, и согласился за деньги уехать из Норвегии, все-таки они никогда не были бы спокойны. А в Йорюндгорде знали, что Кристин была здесь; если Лавранс услышит об этом, то и представить себе нельзя, что он сделает! И потом: как увезти отсюда мертвую? Сейчас нечего было и думать о дороге на запад через горы; оставалась дорога к Рэумсдалу, или через горы в Трондхейм, или же на юг по долине. А если правда выйдет наружу, то все равно никто не поверит, даже если к их словам и отнесутся внешне с доверием.
– Я должна посоветоваться об этом с Бьёрном! – сказала она, поднявшись, и вышла из горницы.
Бьёрн, сын Гюннара, выслушал рассказ жены, ни разу не изменившись в лице и не сводя глаз с Эрленда.
– Бьёрн, – в отчаянии сказала Осхильд, – кто-нибудь должен поклясться в том, что видел, как она сама наложила на себя руки!
Глаза Бьёрна стали медленно темнеть, и в них загорелся отблеск какой-то жизни; он взглянул на жену, и губы его скривились в улыбку:
