Когда ее глаза встретились с моими, я тут же углядел тип человека, который, несмотря на кажущуюся дружелюбность, инстинктивно желает манипулировать людьми. Возможно, я попросту увидел свое отражение.
– Из Шотландии, – улыбнулся я.
– Правда? Откуда? Глазго? Эдинбург?
– На самом деле отовсюду, – ответил я вкрадчиво пресыщенным голосом.
Да кого ебет, из каких неразличимых говенных городков и трущоб я выполз, когда рос в этой скучной и отвратительной маленькой стране?
Она хохотнула, даже задумалась на мгновение, как будто я сказал что-то действительно стоящее.
– Отовсюду, – повторила она, – прямо как я. Отовсюду.
Она представилась: Крисси. Ее бойфренда – или того, кто еще только претендовал на этот статус, ухлестывая за ней, – звали Ричардом. Из-за барной стойки тот украдкой кидал на меня обиженные взгляды, пока я не повернулся к нему, уловив его гримасы в зеркале. Он по-утиному качнул головой и расстроенно прошипел «Привет», неловко пощипывая на своем изрытом оспинами лице крысиную бородку, скорее подчеркивающую, а не скрывающую лунный пейзаж, из которого росла.
Крисси болтала в беспорядочной, экспансивной манере, высказываясь об окружающем мире и приводя показательные примеры из своей жизни.
У меня есть привычка – смотреть на голые руки людей. Руки Крисси были испещрены давними «дорогами»; похожие следы остаются после трансплантации тканей для сокрытия швов. Еще более заметными были следы от порезов, свидетельствовавшие своей глубиной и расположением больше о ненависти к самой себе, о реакции на глубокое разочарование, а никак не о серьезной попытке самоубийства. Ее лицо было открытым и живым, но в ее водянистых глазах отражалась униженность, обычная для травмированных людей. Я читал Крисси как старую потертую карту всех мест, где ты не хочешь побывать: наркомания, умственное расстройство, наркопсихоз, сексуальная эксплуатация. В Крисси я видел ту, кому не нравится ни этот мир, ни она сама, и она пытается улучшить свое положение с помощью ебли и наркоты, не понимая, что только осложняет себе жизнь, усугубляет проблему. Я и сам был знаком с некоторыми из тех мест, где побывала Крисси. Но она выглядела так, словно была очень плохо снаряжена для подобных путешествий и, похоже, задерживалась там намного дольше, чем другие.
В данный момент ее проблемы заключались в выпивке и Ричарде. Моей первой мыслью было то, что она заслуживала обоих. Я нашел Крисси довольно омерзительной. Ее тело было покрыто слоем твердого жира вокруг живота, лодыжек и бедер. В ней я видел забитую женщину, чье единственное сопротивление среднему возрасту заключалось в решении носить молодежную одежду, слишком облегающую и откровенную для ее мясистой фигуры.
Ее одутловатое лицо строило мне игривые гримаски. Меня слегка подташнивало от этой женщины; она лишилась привлекательности, но бессознательно пыталась по-прежнему демонстрировать давно потерянный сексуальный магнетизм, словно не замечая гротескной водевильной карикатурности того, что его подменило. Именно тогда, как парадоксально это ни звучит, меня пронизал ужасный импульс, родившийся даже не в гениталиях, а где-то глубже: этот человек, который мне отвратителен, эта женщина станет моей любовницей.
Почему же это должно было случиться? Наверное, из-за моей природной тяги делать все наперекор; возможно, в Крисси, как в некоем странном фокусе, сошлись отвращение и привлекательность. Может быть, я восхищался ее упрямым отказом признать безжалостное увядание своих возможностей. Она вела себя так, словно новые, будоражащие, восхитительные события ждали ее за углом, несмотря на все доказательства обратного. Я чувствовал беспричинное желание, как и обычно при встрече с таким типом людей, тряхнуть ее и выкрикнуть правду ей в лицо: «Ты бесполезный, уродливый кусок мяса! Твоя жизнь до сих пор была безнадежной и отвратительной, и впредь она станет только еще хуже. Перестань лгать самой себе».
Во мне бушевала масса конфликтующих эмоций: активно презирая кого-то, я в то же время готовился этого человека соблазнить. Только гораздо позже я признал, к своему ужасу и стыду, что эти чувства ни капли не конфликтовали. Тем не менее тогда я не был уверен, флиртовала Крисси со мной или только поддразнивала этого убогого Ричарда. Возможно, она и сама не была в этом уверена.
– Мы завтра едем на пляж. Давай с нами! – заявила она.
– Было бы замечательно, – широко улыбнулся я, и Ричард побледнел.
– Мне, возможно, придется работать… – нервно, заикаясь, выдавил он.
– Ну, тогда, если ты нас не повезешь, мы поедем сами! – Она жеманно улыбнулась, будто маленькая девочка: ни дать ни взять шлюшьи повадки, а она явно когда-то и была шлюхой, пока внешность позволяла.
Я, безусловно, ломился в раскрытые ворота.
Мы выпили еще и поговорили, пока все сильнее нервничающий Ричард не закрыл бар, а потом пошли в кафе немного дунуть. Планы на завтра окончательно определились; я жертвовал своей ночной жизнью ради дневных пляжных забав с Крисси и Ричардом.
На следующий день Ричард, везя нас на пляж, был очень напряженный. Любо-дорого было видеть, как белеют костяшки его пальцев на руле, когда Крисси, перегнувшись через спинку переднего сиденья, кокетничала со мной. Любую глупую шутку или несмешной анекдот, лениво слетавшие с моих губ, Крисси встречала взрывами неистового хохота, в то время как Ричард страдал в напряженном молчании. Я буквально ощущал, как растет его ненависть ко мне, затмевая белый свет, спирая дыхание, мешая думать. Я чувствовал себя проказливым ребенком, увеличивающим громкость на телевизоре с единственной целью разозлить взрослых.
Впрочем, Ричард немного поквитался, когда вставил в магнитолу кассету Carpenters. Я места себе не находил, пока они с Крисси хором подпевали.
– Такая ужасная потеря – Карен Карпентер, – серьезно сказала она.
Ричард угрюмо кивнул.
– Очень жалко, правда же, Юэн? – спросила Крисси, желая включить меня в их странный мини-фестиваль скорби по поводу этой мертвой поп-звезды.
Я улыбнулся – доброжелательно, с налетом похуизма:
– Мне насрать. По всему миру есть люди, которые реально голодают. Ну и почему я должен оплакивать какую-то сверхпривилегированную ебанашку-янки, которая так ебанулась, что не могла даже ложку жратвы до собственного рта донести?
Последовало удивленное молчание. Наконец Крисси заныла:
– У тебя гадкий, циничный ум, Юэн!
Ричард чистосердечно согласился, не в силах скрыть удовольствия от того, что я ее расстроил. Он даже стал подпевать песенке «Top of the World»[3 - «Вершина мира» (англ.).]. После этого они с Крисси принялись болтать на голландском и хихикать.
Меня не волновало это временное отлучение. По правде говоря, я наслаждался их реакцией. Ричард попросту не понимал таких людей, как Крисси. Я чувствовал, что ее привлекают уродство и цинизм, поскольку она считает себя способной изменить людей. Во мне она видела вызов. Раболепное ухаживание Ричарда иногда забавляло ее, но все же он, пресный и скучный, был подобен коротким каникулам, а не чему-то постоянному. Пытаясь стать таким, каким, по его мнению, она хочет его видеть, он не оставил ей ничего для изменения, не давая удовлетвориться действительно сильным влиянием на отношения друг с другом. А покамест она будет держать этого дурака рядом на привязи, чтобы потакал ее безграничному тщеславию.
Мы лежали на песке. Мы кидали друг другу мяч. Это было некоей карикатурой на то, что люди делают на пляже. Мне стало неуютно от всей ситуации, да и от жары, и я пошел полежать в теньке. Ричард бегал вокруг в своих обрезанных джинсах; загорелый и атлетичный, несмотря на слегка вздутый живот. Крисси выглядела неприлично дряблой.
Когда она пошла за мороженым, впервые оставив меня с Ричардом наедине, я немного занервничал.
– Она изумительна, правда же! – с восторгом заявил он, и я неохотно улыбнулся. – Крисси через многое прошла.
– Да, – признал я. Это я уже и сам понял.
– Я к ней отношусь совсем не так, как к другим женщинам. Я давно с ней знаком. Иногда мне кажется, что ее надо защищать от нее самой.
– Это слишком концептуально для меня, Ричард.
– Ты знаешь, о чем я. Ты носишь длинные рукава.
Моя нижняя губа искривилась в инстинктивной обиде. Детская, абсолютно нечестная ответная реакция кого-то, кто на самом деле не обижен, но делает вид, что обиделся, дабы оправдать будущую агрессию или заставить собеседника взять свои слова назад. Для меня такое поведение было вторым «я». Пусть Ричард тешится иллюзией власти надо мной; полагая, будто выяснил обо мне все, он станет дерзким и потому неосторожным. А я подловлю момент и вырву у него сердце. Не такая уж сложная мишень – рубаха-парень, душа нараспашку. Во всей этой ситуации мои с Ричардом отношения были даже важнее отношений между мной и Крисси – в каком-то смысле она была лишь полем нашей с Ричардом битвы. Естественная антипатия, возникшая при первой же встрече, прошла тепличный период в парнике дальнейшего контакта. За поразительно короткое время она распустилась в полноценную ненависть.
Ричард нисколько не раскаивался в своем бестактном замечании. Напротив, он продолжил атаку, пытаясь создать из меня подходящий объект ненависти:
– Мы, голландцы, отправились в Южную Африку. Вы, британцы, угнетали нас. Вы засунули нас в концлагеря. Это вы придумали концлагеря, а не нацисты. Научили их этому, да и геноциду. Вы извели маори в Новой Зеландии чуть ли не под ноль – эффективнее, чем Гитлер с евреями. Я не оправдываю то, что буры делают в Южной Африке. Никогда. Никоим образом. Но вы, британцы, заложили ненависть в их сердца, сделали их жестокими. Угнетение порождает угнетение, а не разрешение конфликта.
Я ощутил прилив злости. Меня так и подмывало толкнуть речь, что я шотландец, а не британец и что Шотландия – последняя оккупированная колония Британской империи. Хотя я в это не больно-то и верю; шотландцы угнетают сами себя своей одержимостью насчет англичан, которая и порождает ненависть, страх, раболепство, зависимость и презрение. Да и не собирался я ввязываться в спор с этим самовлюбленным идиотом.
– Не стану утверждать, что разбираюсь в политике, Ричард. И все же, мне кажется, твой анализ отдает субъективностью.
Я встал, улыбаясь Крисси, которая вернулась со стаканчиками «Хаген-Даз», украшенными на верхушке затейливой розочкой.
– Знаешь, Юэн, кто ты такой? Знаешь? – приставала она.
Крисси явно обдумывала какую-то тему, пока ходила за мороженым. Теперь она выплеснет свои наблюдения на нас. Я пожал плечами.
– Посмотрите-ка на этого Мистера Хладнокровие. Везде бывал, все пробовал. Ты точно такой же, как Ричард и я. Бездельничаешь и гуляешь. Куда там ты собирался после Амстердама?
– На Ибицу или в Римини, – ответил я.
– Туда, где рейверские тусовки и экстази, – заключила она.
– Хорошие тусовки, – кивнул я. – Побезопаснее джанка.
