Следуя по противоположной стороне улицы, Босх, не заглядывая внутрь, миновал ресторанчик и дошел до следующего угла. Он остановился перед «Брюн», под старым театральным шатром, и оглянулся. Она не выходила. Он подумал, нет ли в том заведении задней двери. Взглянул на часы. Было чуть рановато для ланча, но, возможно, она любила опережать толпу. Может, она любит есть в одиночестве. Гарри перешел дорогу и встал у противоположного угла, под навесом театра «Фокс». Отсюда открывался обзор через витрину ресторана «Стрэттонз», но ее не было видно. Он прошел через автостоянку перед рестораном и вошел в задний переулок. Он увидел с той стороны другую дверь, доступную для входа и выхода публики. Означало ли это, что она заметила его и воспользовалась рестораном, чтобы ускользнуть? Прошел уже немалый срок с тех пор, как Гарри в одиночку сидел у кого-то на хвосте, но ему показалось, что она его не заметила. Он прошел по этому переулку и вошел в заднюю дверь.
Элинор Уиш сидела одна за выгороженным столиком, в ряду таких же деревянных столиков-кабинок, что тянулись вдоль правой стены зала. Как и всякий осмотрительный коп, она сидела лицом к парадной двери, поэтому не заметила Босха, пока он тихонько не опустился на скамью напротив нее и не взял меню, которое она уже просмотрела и бросила на стол.
– Никогда здесь не бывал. Что, приличное место?
– Что это значит? – вопросила она с явным удивлением на лице.
– Не знаю, я подумал, может, вам нужна компания.
– Вы что, за мной следили? Вы следили за мной.
– Во всяком случае, я этого не скрываю. Знаете, вы допустили ошибку, там, в офисе. Вы были слишком хладнокровны. Вы переборщили с невозмутимостью. Я прихожу с единственной ниточкой, какая у вас появилась за девять месяцев, а вы заводите разговор о каких-то официальных инстанциях и прочей ерунде. Что-то здесь было не так, но я не мог сообразить, что именно. А теперь знаю.
– О чем вы? Впрочем, не имеет значения, мне это неинтересно.
Она сделала движение, чтобы встать и выскользнуть из кабинки, но Босх протянул руку через стол и твердой рукой сжал ее запястье. Ее кожа была теплой и влажной от быстрой ходьбы. Она застыла, обернулась и так сердито полыхнула на него взглядом своих карих глаз, что с помощью этого взгляда можно было, вероятно, выжечь его имя на надгробии.
– Пустите. – Судя по голосу, она еще владела собой, но чувствовалось, что еще немного – и сорвется.
Он отпустил.
– Не уходите. Прошу вас. – Она на миг замешкалась, и он не упустил момент. – Все в порядке. Я понимаю причины того, что произошло. Того холодного приема, который я встретил, – вообще всего. Я хочу сказать, что на самом деле вы проделали хорошую работу. Тут мне не в чем вас упрекнуть.
– Босх, послушайте… Я не понимаю, о чем вы. Я думаю…
– Я знаю, что вам уже было все известно о Медоузе, о туннелях, обо всей этой штуковине. Вы подняли его военное досье, подняли мое досье, вы, вероятно, подняли досье на каждую «туннельную крысу», которая выбралась оттуда живой. В деле ограбления Уэстлендского банка непременно должна была быть связь с тамошними туннелями.
Она посмотрела на него долгим взглядом и уже почти собралась заговорить, когда подошла официантка с карандашом и блокнотом.
– Пока один кофе, черный, и один стакан «Эвиана». Спасибо, – произнес Босх прежде, чем Уиш или официантка успели открыть рот.
Официантка удалилась, делая пометки в своем блокноте.
– А я думала, вы любитель сахара и сливок, – сказала Уиш.
– Только когда меня пытаются раскусить.
Тут ее глаза как будто смягчились, но лишь самую малость.
– Детектив Босх, послушайте, я не знаю, с чего вы решили, что вам что-то известно, но я не намерена обсуждать с вами уэстлендское дело. Именно так я и сказала вам в Бюро. Я не имею права этого делать. Извините, мне действительно жаль.
– Может, мне следовало обидеться за эту проверку, но я не обиделся. То был логичный шаг в вашем расследовании. Я бы сделал то же самое. Вы берете всех, кто соответствует данному профилю – профилю «туннельной крысы», – и просеиваете сквозь сито имеющихся улик.
– Вы не являетесь подозреваемым по делу, Босх, с вас довольно? Так что все в порядке, забудьте.
– Я знаю, что я не подозреваемый. – Он издал короткий принужденный смешок. – Я был временно отстранен от должности и отбывал этот вынужденный отпуск в Мексике, могу доказать. Но вы и так знаете. Поэтому в том, что касается меня, я плюну и забуду. Но мне нужно получить то, что у вас есть на Медоуза. Вы забрали его досье со всеми материалами еще в сентябре. Вы, очевидно, провели полную разработку Медоуза. Внешнее наблюдение… его связи, окружение, биография. Возможно даже – готов поспорить, – вы вызывали его к себе и допрашивали. Все это нужно мне сейчас, сегодня, а не через три-четыре недели, когда какие-нибудь инстанции поставят на этом какие-нибудь визы.
Вернулась официантка с кофе и водой. Уиш придвинула к себе стакан, но пить не стала.
– Детектив Босх, вы отстранены от дела. Я сожалею. Не мне следовало сообщать вам об этом. Но это так. Когда вернетесь к себе в офис, то узнаете. После вашего ухода мы сделали один звонок.
Босх держал чашку обеими руками, поставив локти на стол. Он осторожно поставил ее на блюдце на тот случай, если руки начнут дрожать.
– Что вы сделали? – переспросил он.
– Мне очень жаль, – сказала Элинор Уиш. – После вашего ухода Рурк… помните, тот человек, которому вы сунули под нос фотографию? Так вот, он позвонил по номеру, который был написан на вашей карточке, и поговорил с лейтенантом Паундзом. Он рассказал о вашем сегодняшнем визите и высказал предположение, что налицо конфликт интересов, поскольку вы расследуете смерть своего бывшего друга. Он и еще кое-что прибавил и…
– Что именно?
– Послушайте, Босх, я многое о вас знаю. Я признаю, что мы подняли на вас материалы, мы вас проверяли. Черт, для этого нам даже не требовалось ваше досье – достаточно было почитать тогдашние газеты. О том вашем деле Кукольника. Так что я хорошо понимаю, чего вы уже натерпелись от людей, проводивших внутреннее расследование. Нам не стоило так поступать, но то было решение Рурка. Он…
– Что он еще им сказал?
– Он сказал правду. Сказал, что в ходе расследования всплыли оба имени: ваше и Медоуза. Сказал, что вы знали друг друга. И попросил, чтобы вас отстранили от дела. Так что все это теперь не имеет значения.
Босх смотрел в сторону, за перегородку кабинки.
– Я хочу услышать от вас ответ, – сказал он. – Я подозреваемый?
– Нет. По крайней мере, вы им не были, пока не явились к нам сегодня утром. А теперь уже не знаю. Я стараюсь быть откровенной. Попытайтесь взглянуть на дело с нашей точки зрения. Некий человек, к которому мы приглядывались в прошлом году, приходит к нам и заявляет, что он расследует убийство другого человека, к которому мы приглядывались еще пристальнее. И этот первый говорит: «Дайте мне ваши материалы».
Ей не было никакой выгоды так много ему рассказывать. Он понимал это и понимал, что она, видимо, сознательно ставила себя в трудное положение, вообще рассказывая что-либо. Несмотря на все дерьмо, в которое он угодил или был кем-то впихнут, Гарри Босх начинал проникаться симпатией к холодной, неуступчивой, трудной в общении Элинор Уиш.
– Если вы не хотите говорить о Медоузе, скажите кое-что обо мне самом. Вы сказали, что сначала ко мне приглядывались, а потом оставили в покое. Каким образом вы сняли с меня подозрения? Вы ездили в Мексику?
– Это и другое. – Она некоторое время смотрела на него, прежде чем продолжить. – Вас довольно быстро реабилитировали. Поначалу мы, конечно, заволновались. Я имею в виду, мы просматривали досье людей, имевших туннельный опыт во Вьетнаме, и вдруг там оказывается знаменитый Гарри Босх, детектив-суперзвезда, по следственным делам которого написана пара книжек, снят сериал. И этот парень, чьим именем полнились все газеты, вдруг оказывается в центре скандала. После месяца внутренних расследований его звезда рассыпается вдребезги и из элитного отдела ограблений и убийств его переводят… – Она осеклась.
– На помойку, – докончил он за нее.
Она уставилась в стакан и продолжила:
– Поэтому Рурк тотчас начал строить умозаключения: а что, если вы именно так провели этот вынужденный отпуск – роя подкоп в банк? Из героев – в мерзавцы. Такой вот способ вновь заявить о себе… нечто безумное, вроде этого. Но когда мы стали изучать вашу подноготную и нынешние обстоятельства, то узнали, что этот месяц вы провели в Мексике. Мы отправили одного из своих людей в Энсеньяду проверить. Вы оказались чисты. Одновременно в Министерстве по делам ветеранов мы затребовали ваши медицинские документы… О, так это вы там сегодня наводили справки, не правда ли? – Босх кивнул. Она продолжила: – Ну так вот, в тамошних медицинских картах были отчеты психиатра… Простите. Это звучит таким грубым вторжением в частную жизнь.
– Я хочу это знать.
– Терапия для переживающих посттравматический синдром. Я хочу сказать, что функционально вы вполне соответствуете. Но у вас порой случаются проявления посттравматического стресса в форме бессонницы и некоторых других вещей – клаустрофобии, например. Однажды врач даже написал, что вы никогда больше не сможете спуститься под землю. Так или иначе, мы подвергли ваши личностные характеристики проверке в нашей лаборатории поведенческой психологии при Академии ФБР в Куантико. Они списали вас со счетов как подозреваемого. Сказали: невероятно, чтобы вы перешли черту ради финансовой выгоды.
Она помолчала, чтобы придать сказанному вес.
– Эти медицинские дела из Министерства ветеранов старые, – сказал Босх. – Вся эта история давнишняя. Я, конечно, не собираюсь сидеть здесь и представлять доводы, почему меня можно считать подозреваемым. Но те материалы старые. Я не обращался к психиатру – при клинике ветеранов или любому другому – уже пять лет. А что касается моей клаустрофобии и боязни труб и туннелей, то я только вчера залезал в одну такую, чтобы посмотреть на Медоуза. Как вы думаете, что бы написали об этом ваши психиатры из Куантико?
Гарри чувствовал, как его лицо краснеет от досады и смущения. Он знал, что наговорил много лишнего. Но чем больше старался сдерживаться, тем больше кровь устремлялась к лицу. Широкобедрая официантка выбрала именно этот момент, чтобы вернуться и подать ему свежий кофе.
– Готовы сделать заказ? – спросила она.
– Нет, – ответила Уиш, не отрывая глаз от Босха. – Пока нет.
– Уважаемые, сейчас в обеденный перерыв сюда нагрянет толпа народу, и стол понадобится тем, кто голоден. Я зарабатываю на тех, кто ест, а не на тех, кто слишком зол, чтобы есть.
