– С ней все в порядке? С Азаде?
– О да. Я проверял ее пару раз, но она все еще в полной отключке. Что вы… Извините, никаких вопросов! Сначала – бриться и мыться. Вода, боюсь, чуть теплая, но я поставил в ванную электрокамин, так что все получилось не слишком плохо…
Теперь Росс смотрел на Петтикина, который протягивал виски Мак-Иверу и Гэваллану.
– Вы уверены, что не будете, капитан?
– Нет-нет, спасибо. – Росс, не замечая этого, ощупал свою правую кисть и потер ее. Энергия быстро утекала из него.
Гэваллан видел его усталость и знал, что времени у него немного.
– Касательно Эрикки. Вы ничего больше не помните, что могло бы подсказать нам, где он сейчас может быть?
– Ничего, кроме того, что я рассказал вам. Может быть, Азаде сможет больше помочь. Советского звали как-то вроде Чертаги, это человек, с которым Эрикки заставляли работать в приграничной зоне. Как я уже говорил, они использовали ее, чтобы угрожать ему, и были еще какие-то осложнения с ее отцом по поводу поездки, в которую они должны были отправиться вместе. Извините, точно не помню. Второго человека, того, который ходил в друзьях у Абдоллы-хана, звали Петр Олегович Мзитрюк.
Это напомнило Россу о закодированном послании Вьена Роузмонта хану, но он решил, что Гэваллану об этом знать необязательно, как и обо всех убийствах, о том, как он толкнул старика под грузовик на холме, и о том, что однажды он вернется в деревню и отрубит головы мяснику и старосте, которые, если бы не милость Бога или горных духов, побили бы камнями ее и изувечили бы его. Он займется этим после того, как встретится с Армстронгом и все ему расскажет, или с Талботом, или с американским полковником, но перед этим он спросит их, кто предал всю операцию в Мекке. Кто-то это сделал. На мгновение мысль о Роузмонте, Тензинге и Гуэнге ослепила его. Когда пелена рассеялась, он увидел часы на каминной полке.
– Я должен попасть в здание рядом с британским посольством. Это далеко отсюда?
– Нет, мы могли бы вас подбросить, если хотите.
– А можно прямо сейчас? Извините, но боюсь, я опять отключусь, если не займусь этим сразу.
Гэваллан бросил взгляд на Мак-Ивера:
– Мак, поедем сейчас… Может быть, мне удастся перехватить Талбота. У нас еще есть время вернуться и повидать Азаде и Ноггера, если он здесь.
– Хорошая мысль.
Гэваллан встал и надел толстое пальто.
Петтикин сказал Россу:
– Я дам вам пальто и пару перчаток. – Он увидел, как взгляд капитана заскользил по коридору. – Вы хотите, чтобы я разбудил Азаде?
– Нет, спасибо. Я… я просто загляну тихонько.
– Вторая дверь по левой стороне.
Они наблюдали за тем, как он прошел по коридору, поступь у него была бесшумная, как у кошки, тихо приоткрыл дверь, постоял там мгновение, потом закрыл ее снова. Он взял свой карабин и оба кукри, свой и Гуэнга. Подумав секунду, он оставил свой на каминной полке.
– На случай, если я не вернусь, – сказал он, – передайте ей, что это подарок, подарок для Эрикки. Для Эрикки и для нее.
Глава 47
ДВОРЕЦ ХАНА. 17:19. Староста Абу-Мард стоял на коленях, каменея от страха.
– Нет, нет, ваше высочество, я клянусь, это мулла Махмуд приказал нам…
– Он не настоящий мулла, ты, шелудивый пес, всем это известно! Клянусь Аллахом, ты… ты собирался побить камнями мою дочь?! – вскричал хан; его лицо пошло пятнами, дыхание было прерывистым и хриплым. – Ты решил? Ты решил, что собираешься побить камнями мою дочь?
– Это все он, ваше высочество, – пролепетал староста, – это мулла решил, когда допросил ее и она созналась в прелюбодеянии с этим диверсантом…
– Сын собаки! Ты был в сговоре с этим ложным муллой… Лжец! Ахмед рассказал мне, как все было!
Хан оперся на подушки, позади него стоял телохранитель Ахмед, и еще два охранника находились рядом со старостой. Наджуд, его старшая дочь, и Айша, его юная жена, сидели по одну сторону, пытаясь спрятать свой ужас перед его гневом, замирая от страха, что он может обратиться на них. На коленях возле двери в грязной с дороги одежде и тоже наполненный страхом стоял Хаким, брат Азаде, который только что прибыл. Его без промедления доставили сюда под охраной по вызову хана. Хаким с тем же гневом слушал рассказ Ахмеда о том, что произошло в деревне.
– Сын собаки! – снова крикнул хан, брызжа слюной. – Ты позволил… ты позволил этому псу-диверсанту бежать… позволил ему утащить мою дочь с собой… Сначала ты укрываешь диверсанта у себя, потом… потом осмеливаешься судить члена моей… МОЕЙ… семьи и готов побить камнями… не испросив моего… МОЕГО… одобрения?
– Это все мулла! – воскликнул староста, повторяя эти слова снова и снова.
– Заткни ему пасть!
Ахмед с силой ударил старосту по уху, на мгновение оглушив его, потом грубо вздернул, опять поставил на колени и прошипел:
– Скажешь еще одно слово, и я вырежу тебе язык.
Хан пытался отдышаться:
– Айша, подай мне… подай мне одну из этих… этих таблеток…
Она торопливо придвинулась к нему, не поднимаясь с колен, открыла пузырек, положила таблетку ему в рот и вытерла слюну. Хан передвинул таблетку под язык, как говорил ему доктор, и через мгновение грудь отпустило, громовые удары в ушах ослабли и комната перестала покачиваться. Налитые кровью глаза хана обратились на старика, который плакал и дрожал всем телом и никак не мог унять дрожь.
– Ты, сын собаки! Значит, ты смеешь кусать руку, которая тобой владеет, – ты, твой мясник и вся твоя паршивая деревня. Ибрим, – приказал хан одному из своих охранников, – отведи его назад в Абу-Мард и побей камнями, пусть вся деревня побьет его камнями, побьет его камнями, потом отрежь руки мяснику.
Ибрим и еще один телохранитель подняли воющего старика на ноги, ударом кулака заставили его замолчать и открыли дверь, чтобы выйти, но остановились, когда Хаким хрипло произнес:
– Потом сожгите деревню!
Хан посмотрел на него, прищурившись.
– Да, потом сожгите деревню, – словно эхо, повторил он, не сводя глаз с Хакима, который не отвел глаз, стараясь найти в себе мужество. Дверь закрылась, и теперь тишина сгустилась, нарушаемая одним лишь натужным дыханием хана. – Наджуд, Айша, оставьте нас! – велел хан.
Наджуд замешкалась, ей очень хотелось остаться, хотелось услышать, как Хакиму будет вынесен приговор. Она злорадствовала, что Азаде застали за прелюбодеянием и поэтому накажут, когда бы ни поймали снова. Хорошо, хорошо, хорошо! Вместе с Азаде сгинут они оба, Хаким и Рыжий Нож.
– Я буду рядом, если ваше высочество соизволит позвать меня, – сказала она.
– Ты можешь идти в свои покои. Айша, ты жди в конце коридора.
Обе женщины ушли. Ахмед удовлетворенно закрыл дверь: все шло по плану. Два других охранника стояли в молчании.
Хан шевельнулся, болезненно поморщившись, и махнул им рукой:
– Подождите снаружи. Ахмед, ты останься. – Когда они ушли и в большой холодной комнате их осталось трое, взгляд Абдоллы опять вернулся к Хакиму. – «Сожгите деревню», – сказал ты. Хорошая мысль. Но это не извиняет твоего предательства или предательства твоей сестры.
– Ничто не может извинить предательства против отца, ваше высочество. Но ни Азаде, ни я не предавали вас и не замышляли заговора против вас.
– Лжец! Ты слышал Ахмеда! Она призналась в том, что предавалась блуду с диверсантом, сама призналась в этом!
