– Да, мне реально надо было собраться с мыслями, прежде чем идти домой. Интересно с ней поболтали. Очень многогранная женщина.
Саймон Уильямсон поднимает одинокую бровь:
– Со стороны это, разумеется, именно так и выглядит.
– То есть?
– Никакая она не многогранная. Многогранная – значит классная. Многогранная – значит интересная. А она ни то ни другое.
– Ну, мне она другой показалась.
– Ущербная дура может показаться многогранной, если ведет себя эксцентрично и не контролирует свои порывы. Но ничего хорошего в этом нет. Ущербные дуры просто раздражают и утомляют. Я сказал ей еще, блядь, сто лет назад, что она на мне помешалась и что я не хочу иметь с ней ничего общего. Так нет же, постоянно просила о встрече, снова и снова. Эта избалованная папина дочка привыкла получать все, что захочет. – Саймон Уильямсон свирепо пялится на зятя. – Ее батяня сперва собирался убить миня за то, чё я ее дрючил, а потом за то, чё не дрючил! – Он передергивает плечами, словно пытаясь скинуть холодящий плащ несправедливости. – Ихняя малохольная семейка пытается всеми управлять.
– Потише, – шикает на него Юэн, услышав, как кто-то смыл воду в туалете наверху.
Саймон кивает и понижает голос:
– В общем, местные лошки продолжали усердно ее шпилить, спешу добавить, все с меньшей и меньшей охотой. В ее защиту надо сказать, что она обалденно трахается, хотя я должен поставить это в заслугу самому себе: расцвела она под моей самоотверженной опекой. Потом, когда лет через десять она скрылась с радаров, я подумал: «Баба с возу». Но я искренне надеялся, что она отъебаллас. – Последнее слово он произносит твердо, как «фаллос». – Но тот ебанько, что взял ее под крылышко, наконец-то прозрел. И вуаля, она опять мозолит мне глаза, достает эсэмэсками и жучит за то, что я гоняюсь за минжой, которая а) моложе и б) не ее. – Он пожимает плечами. – Ну а ты как, донес до нее суть?
– Не смеши меня, – лопочет Юэн; тот, кто сходил в туалет наверху, кажется, лег обратно в постель. – Я зашел к ней, чтобы успокоиться и подождать, пока отпустит экстази, которое ты мне подсыпал. Слава богу, когда я пришел, Карлотта крепко спала. Она была не в восторге, когда ненадолго проснулась утром, но, по ее словам, она «довольна, что мы стали родичаться».
Внезапно начинается движ. По лестнице спускается Росс, за ним Бен.
– А вот и пацанчики! – объявляет Саймон. – С Рождеством вас, симпотные юные кобельки! Парочка сердцеедов – а, Юэн? Ох, берегитесь, девчата, этой винтажной итальянско-шотландской культурно-генетической смеси. Она оставит вас бездыханными, посеет смерть и разрушения.
Сын и племянник смотрят на него, оба глубоко смущены этим воззванием и не на шутку сомневаются.
– Забейте, я собираюсь повтыкать с утреца в телик, – заявляет Саймон. – Вообще-то, я не слезу вон с того дивана, пока мне не подадут мой рождественский ужин. А вот это завтрак. – Он разворачивает золотую фольгу и откусывает ухо у шоколадного медвежонка «Линдт», показывающего на сердце у себя на груди. – Накося, сраный джамбо[14 - «Джамбо» называют болельщиков эдинбургского футбольного клуба Heart of Midlothian («Сердце Мидлотиана»), чья домашняя арена – стадион «Тайнкасл»; цвета команды – бордовый и белый. Шоколадные медвежата «Линдт» носят бордовый шарф.]. – И он перебирается в гостиную.
Спускается Карлотта и начинает готовить еду. Юэн хочет помочь, но жена твердит, что она все распланировала, а он пусть посидит с Саймоном и мальчиками и посмотрит телевизор. Росса и Бена эта перспектива не так уж сильно прельщает, и они удаляются на второй этаж, а Юэн уступает и обнаруживает, что Саймон попивает лагер «Иннис энд Ганн», закусывает шоколадным мишкой и пересматривает «Светлое Рождество»[15 - «Светлое Рождество» (White Christmas, 1954) – рождественский мюзикл американского режиссера Майкла Кёртиза (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%B9%D0%BA%D0%BB_%D0%9A%D1%91%D1%80%D1%82%D0%B8%D1%81) с Дэнни Кеем и упоминающимися ниже Бингом Кросби и Розмари Клуни в главных ролях.].
– Рановато ты, – говорит Юэн, глядя на банку пива.
– Так сегодня ж Рождество, ебаный в рот. А этот лагер просто волшебный. Кто б мог подумать, что шотландцы способны производить лучший лагер на свете? Именно так я представляю себе вкус сладкой отмытой манды Спящей красавицы!
«Эта утрированная сексуализация всего подряд, – размышляет Юэн, – он вообще когда-нибудь останавливается?» А затем думает, что, пожалуй, и неплохо было бы выпить пару пива. Он еще не отошел от МДМА, так что, возможно, пиво послужит прикрытием и объяснением его вялости. К счастью, Карлотта, кажется, слишком поглощена приготовлениями к рождественскому ужину и ничего не замечает. Юэн слышит, как жена мелодично и нежно напевает песню «Юритмикс» «Бельмо на глазу»[16 - «Бельмо на глазу» («Thorn in My Side», 1986) – сингл синтипоп-дуэта Eurythmics с их пятого альбома «Revenge».]. Сердце у него в груди тает от эмоций.
Приходят теща и свояченица Луиза с мужем и тремя детьми в возрасте от семнадцати до двадцати четырех. В доме шумно, все обмениваются подарками, шуршат оберточной бумагой. Росс и Бен получают одинаковые «плейстейшен-4» и тут же бегут наверх скачивать из интернета любимую игру.
«Иннис энд Ганн» мягко вливается в Юэна, вызывая удовлетворенное, благодушное веселье. Ему смутно мерещится, что с сыном что-то не так, когда Росс вдруг снова появляется в коридоре, припирает к стенке Карлотту, едва та входит в кухню, и убеждает занятую мать пойти с ним наверх.
Юэн вытягивает шею над спинкой дивана, наблюдает за ними и собирается что-то сказать, но Саймон трясет его за плечо, и мать с сыном поднимаются по лестнице у них за спиной.
– Обожаю это место, когда Кросби обращается с речью к Розмари Клуни про то, как рыцарь падает со своего серебристого скакуна… – говорит Саймон, и в глазах у него стоят слезы. – Это история моих отношений с женщинами. – И он захлебывается, будто что-то ломается в груди.
Беспокойство Юэна растет. Похоже, Саймон совершенно искренен в своих чувствах. Юэна осеняет, что шурин так опасен для женщин из-за своей способности полностью вживаться в придуманные им самим фантастические роли и верить в них.
В конце концов из дальнего угла их через всю столовую зовут к столу. Все церемонно фотографируются. Саймон Уильямсон щелкает всю семью, а потом, по отдельности, свою безучастную мать Эвиту, Карлотту, Луизу, Джерри и ребят – Бена, угрюмого Росса и даже Юэна. Все это время и Саймон, и Юэн ощущают странное напряжение в воздухе, но оба уже проголодались и в мягком тумане опьянения занимают места. Карлотта взволнованно шепчется с матерью и сестрой. Памятуя о сытном рождественском ужине, она приготовила легкую закуску: на столе стоят коктейли из мелких креветок с минимальной лимонной заправкой.
Юэн признательно откидывается на спинку стула и собирается заговорить, как вдруг замечает, что по щекам жены льются слезы. Схватив мать за руку, она уклоняется от его встревоженного взгляда. А Эвита смотрит на него волком. Юэн с Саймоном инстинктивно переглядываются в замешательстве.
Не успевает Юэн хоть что-то сказать, как его сын встает и отвешивает ему затрещину.
– Блядский ты старый развратный пердун! – Росс тычет в Карлотту. – Это же моя мама!
Юэн не в силах ответить или хотя бы открыть рот и переводит глаза на жену. Карлотта уже рыдает в глубоком отчаянии, плечи у нее трясутся.
– Как тебе не стыдно! – визжит на него Луиза, а Эвита ругается по-итальянски.
Гнетущее чувство, будто весь мир рассыпается в прах, без остатка высасывает из Юэна все силы, да и разум.
А затем Росс включает свой айпад и подносит его к лицу ошарашенного отца. На экране – Юэн вчера с этой Марианной: оба голые на ее кровати, и он запихивает член в ее смазанную задницу, поглаживая ей клитор. Она обучает его сквозь стоны, подсказывая, что нужно делать. Травмированный Юэн смотрит на шурина, и до него доходит, что слова, которые он произносит, на самом деле принадлежат Саймону Дэвиду Уильямсону.
Пока все таращатся на него в шоке и отвращении, в голове молнией проносится: Марианна прислала ему по электронке запись, которую они вместе сделали, и, наверное, та попала в семейное «облако». Росс случайно получил к ней доступ, когда пытался скачать видеоигру для своей «плейстейшен-4». И теперь они всей семьей, в буквальном смысле за рождественским ужином наблюдают первую в жизни супружескую измену Юэна под воздействием наркотиков. Свояченица и ее муж брезгливо вылупились. Теща крестится. Саймон, искренне потрясенный, смотрит на него с неуловимым восхищением. Но на убитых горем измученных лицах жены и сына Юэн читает лишь глубокое недоуменное разочарование.
Юэн Маккоркиндейл не в силах подобрать слова. В то же время он произносит их, похабные и смачные, на экране, который Росс крепко, непреклонно держит перед ним в вытянутых руках.
Зато дар речи обретает Карлотта:
– Выметайся отсюда нахер. Вали отсуда нахер щас же, – и она показывает на дверь.
Юэн встает, понурив голову. Он сгорает со стыда, почти в буквальном смысле окаменел от шока, а не простого смущения. Руки и ноги отяжелели, в ушах звенит, желудок и грудную клетку заполняет глыба размером с черную дыру. Глядя на дверь, которая кажется такой далекой, он чувствует, что движется к ней. Он не знает, куда идет, и лишь инстинкт заставляет его снять с крючка в прихожей куртку, чтобы уйти из собственного дома – вполне возможно, навсегда.
Закрыв за собой дверь и выйдя на холодную хмурую улицу, он думает лишь о том, что Рождество больше никогда не будет прежним. Но его рука тянется в карман и выдергивает оттуда айфон. Юэн Маккоркиндейл гуглит вовсе не гостиничные номера. Он щелкает по иконке тиндера – приложения, которое скачал, когда ушел от Марианны с убийственными, но радостными угрызениями на зорьке рассветной рождественским утром. Замерзшие пальцы уже быстро пролистывают его новое будущее.
4
Спад – За вас, мистер Форрестер!
Малой пацанчик скулит тихонько – звучок, как с пластикового пузыря, прям аж сердце на разрыв. Иво б постричь надо, типа того: скрозь весь этот мех зенки блескучие еле видать.
– Старое хозяйство туточки морозишь, Тотоха. Извиняй, конеш, дружище, но ты ж вест-хайленд-терьер, типа того, у тебя ж меховая шубка, блин, – базарю с пареньком, а он возле ног у миня свернулся.
Мацаю сопатку иво, а она холоднючая, как ледышка, но это ж щитается признаком собачачьего здоровья. Инада мине чисто хреново, блин, чуйствую сибя одним с тех пациков, чё заводят цуцика заместо аксессуара, чёбы проще аскать было, на жалость давить, типа того. Видят Тотоху и такие:
– Спад, а я думал, ты по котикам выступаешь, блин.
А я такой:
– По всем животинкам, типа того.
И говорю тибе, от Тотохи мине чисто никакого гемора нету. Для аска и все такое, да ж. Народ не любит, када животинки мучатся.
– Тока ж я не за тем завел тибя, Тотоха, это ж больше ради общения, да ж, дружище, – базлаю с им.
Я в курсах, животинки не можут разобрать, чё ты им говоришь, но зато они энергетику чуйствуют, блин, мелочевку всякую, негативный язык тела, када ты голосом выдаешь или даж хреновые мысли думаешь. Просто ж весь мир ненормальный, блин: корпорации заправляют медиа, а те распространяют вирус хреновой энергетики. Этот чел Руперт Мёрдок с газеты «Сан». Как тока увижу там заголовок, сразу такой: ну всё, блин. Мине не по приколу Тотоху всей этой фигне подвергать. Все так, но нужен же по жизни мелкий четырехногий корефан, раз уж все двухногие в темпе вальса в закат уехали, в курсах?
Аскается не так уж и хреново, но на праздники оно завсегда прилично. Челы все такие веселые и подбухнувшие, и в такой от колотун у них душа как бы оттаивает, в курсах?
