Человек в два быстрых шага подошел к Харке, завернул его с головой в одеяло из шкуры бизона, взвалил на плечи как добычу и вместе с девушкой вышел из вигвама. Шкура не позволяла Харке видеть, но, борясь за каждый глоток воздуха, он еще слышал крики сражающихся. И по звукам чувствовал, что Тачунка-Витко, захвативший его в плен и освободивший девушку, направляется в противоположную от места сражения сторону, где он оставался незамеченным.
Харка так мучился от удушья, что не мог больше ни о чем думать, только о воздухе. Он уже не понимал, куда и как долго его несут, но из-за близости смерти ему казалось, что это длилось бесконечно.
Когда его бросили на землю, он упал на что-то мягкое. В муках он пытался высвободить лицо из шкуры или как-то выползти из нее. Он извивался, словно червь, но ничего не добился, только потратил последние силы. Но тут с лица убрали шкуру, и не только с лица, холодный ночной воздух скользнул по его коже, мокрой от потного страха. Он открыл глаза, пытаясь спокойно дышать, только спокойно, это была единственная возможность. На фоне звездного неба Харка увидел стройные фигуры Тачунки-Витко и девушки, но лишь смутно, потому что луна не светила, а звезды мерцали слабо. Звуки битвы, хриплые крики доносились откуда-то издалека, но выстрелов слышно не было. Видимо, Маттотаупа, отправляясь в разведку, не взял с собой оружие, и оно до сих пор лежит в шатре вождя. Судя по крикам, черноногие оттеснили дакота далеко на юг. Харка думал об отце. Он, конечно, был среди воинов и не знал, куда утащили Харку. А мальчик не мог подать сигнал.
Тачунка-Витко сказал что-то девушке. Он говорил шепотом, но у Харки был отличный слух, и он уловил, что речь идет о его жизни. Не о его смерти, нет, это он понял, речь шла о его будущем. Не быть ему больше сыном Маттотаупы, он станет младшим братом Тачунки-Витко. Этого Харка не хотел, поэтому ловил каждое слово дакота как слова заклятого врага.
– Эти грязноногие собаки теснят наших. Я должен поддержать своих воинов и больше не могу оставаться с тобой, Уинона. Беги! Ты знаешь, куда бежать и где найти наше стойбище. Беги же! Беги!
Девушка, ни мгновения не раздумывая, послушалась Тачунку. Как молодая лань, она устремилась в сторону юга. При ней был только нож. Их стойбище было неблизко. Для девушки эта дорога была сопряжена со смертельным риском. Но она без колебаний выбрала ее.
Тачунка-Витко наклонился и вытащил кляп изо рта Харки. Мальчик жадно вдохнул полной грудью и тотчас же издал громкий крик. Он думал, что Тачунка-Витко тут же зарежет его или снова заткнет рот кляпом, но вождь дакота ничуть не встревожился. Харка не понимал, в чем дело, но думать было некогда. Он должен был подать отцу какой-то знак, где он находится. Но совсем не это было главное. Он должен был дать знать отцу, где находится Тачунка-Витко. И связанный мальчик начал яростно лаять по-собачьи и выть. Едва он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, как услышал смех Тачунки-Витко.
– Отлично! – сказал тот, отсмеявшись.
Харка опешил. Если он приносит пользу врагу, значит делает что-то не так. Чего хотел добиться дакота, позволяя мальчику кричать и подавать сигналы? Харке мгновенно пришел в голову единственно возможный ответ: Тачунка-Витко хочет отвлечь Маттотаупу и других воинов и облегчить этим положение дакота? Харка смолк, но было поздно.
С юга уже просвистели первые стрелы, но вождь дакота даже не пригнулся, а язвительным смехом сопровождал каждую стрелу, втыкавшуюся в землю. Но Харка различил и быстроногий топот; мелькнули силуэты, и совсем рядом прозвучал пронзительный боевой клич дакота, исторгнутый одной-единственной мощной глоткой:
– Хи-йип-йип-йип…
Это был голос Маттотаупы. Возбужденный борьбой, он издал привычный для него клич – клич дакота. Но клич тут же пресекся, застрял у него в горле. Он налетел как горный лев, но Тачунка-Витко уже поджидал его с ножом. Теперь нечего было и думать о стрелах или палицах – противники сошлись вплотную. Харка лежал на земле навзничь. Но местность была ровной, и все происходило у него на виду. Тачунка-Витко выжидал; он слегка спружинил ноги в коленях и, когда Маттотаупа кинулся на него, прыгнул ему навстречу. Оба сцепились в воздухе и упали, но ни одному не удалось положить противника на спину. Они упали боком, так что у Тачунки-Витко оказалась свободной правая рука, а у Маттотаупы левая. Тачунка хотел нанести смертельный удар ножом, но Маттотаупа успел перехватить его руку, началась ожесточенная борьба, слишком быстрая, чтобы Харка мог уследить за ней в темноте. Тем временем мальчику удалось сесть: его путы не помешали этому. Он расставил колени в стороны, согнул свое гибкое тело пополам и вцепился зубами в ремень, которым были связаны ноги, пытаясь развязать узлы.
Схватка Тачунки-Витко и Маттотаупы продолжалась. Им удалось расцепиться, и они отскочили друг от друга. Тут подоспели на помощь пятеро черноногих, но Маттотаупа крикнул им:
– Оставьте! Он мой!
Сиксики не поняли слов чужого языка, но, глядя на единоборство двух дакота, черноногие пока не стали вмешиваться. Маттотаупа с силой метнул томагавк, но Тачунка успел увернуться и тут же прыгнул вперед, размахнувшись гибкой палицей, нацеленной на голову Маттотаупы; тот моментально упал на землю и схватил противника за ноги, чтобы повалить его. Маневр удался. Тачунка упал, и в то же мгновение Маттотаупа оказался на нем верхом. Однако Тачунка подтянул колени, рывком встал на мостик и вывернулся из-под Маттотаупы. Но не убежал. Он снова был на ногах и ринулся на ненавистного противника с длинным обоюдоострым кинжалом. Маттотаупа, вскочив, сделал вид, что убегает, и дернулся в сторону. И в ту же сторону Тачунка метнул нож, рассчитывая попасть в спину врагу. Маттотаупа предвидел это и в то же мгновение отпрыгнул вбок. Кинжал улетел в траву. Тачунка, не желая лишиться этого оружия, метнулся за ним, и тут Маттотаупа оказался у него за спиной, обхватил его сзади и мертвой хваткой прижал его руки к ребрам.
Харка вскрикнул от радости, вспомнив, как отец когда-то одолел таким же приемом медведя. Мальчик был уверен: теперь победа за Маттотаупой. Но подбежавшие черноногие воины думали не о триумфе Маттотаупы, а о том, что поединок затянулся и надо было его кончать. С юга донесся клич вождя черноногих, и они бросились к единоборцам. В это мгновение еще казалось, что Тачунка-Витко со своим скользким от умащения телом может вырваться из опасной хватки Маттотаупы. Он лягнул Маттотаупу в колено, но так и не сбросил его. Тут его схватили пятеро подоспевших. В мгновение ока борьба завершилась, и Тачунка-Витко лежал на земле связанный. Тут и Харке удалось зубами развязать узел на ногах, и он вскочил. Черноногие воины помчались на юг на клич своего вождя. С тех пор как эти пятеро прибежали сюда, положение изменилось. У дакота снова был перевес сил и на счету был каждый боец.
Маттотаупа перерезал путы на руках сына и вручил ему нож и палицу Тачунки-Витко. Потом он, казалось, раздумывал, как ему быть: поспешить на битву или позаботиться о ценном пленнике. Он выбрал последнее, перекинул связанного через плечо и поспешил с ним к стойбищу. Занес в шатер вождя и скинул на пол. Удивленная жена вождя раздула в очаге огонь, чтобы в шатре стало светлее.
– Остаешься тут и стережешь! – приказал Маттотаупа Харке. – Позови какого-нибудь старика, чтобы здесь были не только дети и женщины.
И он поспешил туда, где продолжалась битва.
Кроме Харки и пленника, никто в шатре не понял слов Маттотаупы, переводчицы теперь не было. И Харка отправился в соседний вигвам, где уже раньше замечал старика. Там никто не спал. Все были одеты, у каждого в руках было оружие, чтобы обороняться, если враг ворвется в поселение. Войдя внутрь, Харка знаками пригласил старика в вигвам вождя.
При виде пленного старик, конечно, удивился, но не подал виду. Он молча уселся у входа в шатер, с томагавком наготове. Он не буравил пленника взглядом, но и глаз с него не спускал.
Харка решил, что и ему следует на всякий случай получше вооружиться, и взял свою двустволку, чтобы показать пленнику, каким волшебным оружием располагают черноногие и он, мальчик из западных племен дакота.
Связанный лежал у очага, огонь хорошо освещал его. Женщины и дети сидели в глубине вигвама. Сын вождя черноногих присел около пленника на корточки и стал говорить ему что-то по-своему. Харка не понимал ни слова. Он собирался тоже сесть поближе к пленнику, ведь отец приказал ему охранять Тачунку-Витко. Но когда Харка подошел, сын вождя поднялся и пнул лежащего. Тот сделал вид, что не заметил этого, и с притворным безразличием смотрел в пустоту перед собой.
В Харке боролись противоречивые чувства. Ему нелегко было брать под защиту пленного дакота, но, когда сын черноногого вождя пнул его, внутри у мальчика все закипело. Он встал перед черноногим подростком, опершись на дуло двустволки, с превосходящей решимостью посмотрел сыну вождя в глаза и сказал:
– Не полагается мальчишке глумиться над связанным храбрым воином!
Мальчик, разумеется, не понял слов Харки, но почувствовал, что ему сделали замечание. Это пришлось ему не по нраву. Он не привык, чтобы сверстники перечили ему. Он был самым сильным и ловким из всех мальчишек поселения и с удовольствием дал бы Харке отпор. Но потасовка в шатре, да еще в такой момент, была бы сейчас не тем, чего ожидал от своего сына вождь черноногих.
И мальчику пришлось сдержаться, хотя это далось ему нелегко. Он неторопливо уселся, но не рядом с Харкой, а по другую сторону от пленника. В шатре было тихо, лишь в очаге потрескивали сучья. Оба мальчика сидели неподвижно, словно изваяния. И думали как друг о друге, так и о пленнике. Гордые черты его лица, суровое выражение придавали пленнику – даже связанному, даже лишенному орлиных перьев и оружия – значительный и воинственный вид.
Черноногий юноша чувствовал себя неловко, потому что так плохо обошелся с врагом, достойным уважения. Мальчик размышлял о том, как бы им с Харкой, который внушил ему это чувство, при первой же возможности помериться силами, чтобы тот опять его зауважал.
Этот чужой мальчишка чрезвычайно занимал сына вождя черноногих, хотя в этот момент ему казалось, что он терпеть его не может. А по правде говоря, он бы с удовольствием с ним подружился, но Харка был уж очень какой-то непривычный и к тому же обладал колдовским оружием. Он совсем не походил на других мальчишек. Сыну вождя не оставалось ничего другого, как делать вид, что он не жаждет сближения и что он тоже не олух какой-нибудь.
Харка зашевелился. Снял с ружья чехол, зарядил его, поставил на предохранитель и положил рядом с собой. Он почувствовал глубокое удовлетворение, заметив тайный взгляд пленника на это бесценное оружие. Но он не подал виду, что поймал его на этом.
Снаружи все стихло. Боевые кличи больше не были слышны. Возможно, противники разошлись, и воины сиксиков оставались в прерии только для того, чтобы отразить новое нападение. Пленник повернул голову – единственное движение, доступное ему, – и посмотрел на Харку.
– Харка Твердый Камень, Ночное Око, Убивший Волка, Поражающий Стрелами Бизонов, Охотник на Медведей! – сказал он на языке дакота, который понимал только Харка. То, что он знал все имена Харки, показывало, что пленнику многое известно о нем от Татанки-Йотанки. – Ты храбрый. Тебе не стыдно, что ты, как предатель, сражаешься вместе с грязноногими койотами против воинов своего племени?
Харка вздрогнул и невольно побледнел. Присутствующие сиксики не понимали, что сказал пленник, но уже то, что он говорил с Харкой на незнакомом им языке, могло вызвать подозрения, особенно после того, как их только что предала девушка-дакота. Харка не мог перевести сказанного Тачункой-Витко, да если бы и мог, не захотел бы. И отвечать он не хотел, ведь разговор с пленником вызвал бы еще большее подозрение.
Поэтому мальчик встал, бросил суровый взгляд на связанного воина, взял заряженное ружье и пересел ближе к старику у входа. Все продолжали молча ждать. Эта утомительная вахта длилась до рассвета. И только когда взошло солнце, в поселение вернулись первые воины. Харка слышал снаружи шаги и разговоры.
Вождь вошел в шатер вместе с Маттотаупой. У каждого было по два трофейных скальпа – длинные черные волосы с лоскутом кожи с макушки. Они передали эти знаки победы женщине. Скальпы надо было высушить, дух павших воинов женщины должны были заклясть в танце. Сам вид вождя и Маттотаупы свидетельствовал о жестокой схватке: по их запыленным телам струился пот, кое-где запеклась кровь; одежда была в грязи и разорвана, волосы спутаны, щеки и глаза запали. Вероятнее всего, они думали не о славе, которую принесла им оборона от неприятеля и добытые скальпы, а о том, чтобы помыться в ручье и поспать. Они ни о чем не спрашивали, и вождь не отдал никаких распоряжений, окинув внутренность шатра взглядом. Потребовал только горшочек с жиром и, получив его от дочери, вышел из шатра вместе с Маттотаупой.
Пленник не выказывал своих мыслей. Харка тоже. Но его порадовало, что отец не уступал в битве вождю черноногих.
Искупавшись, Маттотаупа позвал Харку, и они отправились в свой вигвам на южную окраину стойбища. Вождь прислал им в услужение черноногую женщину. Поскольку та не понимала языка дакота, Харка с Маттотаупой могли не таясь говорить между собой. Они присели к разожженному очагу, и Харка рассказал отцу, как его похитили, а Маттотаупа подробно описал ему ход битвы, чтобы сын извлек из этого уроки.
– Четыре воина дакота пали, – заключил он, – а черноногий лишь один. Но троих сиксиков взяли в плен. Может быть, нам удастся обменять их на Тачунку-Витко. Дакота попытаются освободить своего молодого вождя, и я думаю, они будут довольны, если путы спадут с него без боя.
– Кто скажет им об этом, отец?
– Никто. Они сами пришлют переговорщика.
– И до тех пор Тачунка-Витко останется в живых?
– Вождь Горящая Вода и шаман согласны на такой обмен.
– Но ведь дакота не знают, что Тачунка-Витко еще жив и в плену.
– Знают. Я им крикнул об этом во время боя.
Маттотаупа и Харка поели вяленого бизоньего мяса, которое им принесла черноногая женщина.
– Скоро нам придется охотиться самим, отец, а не жить иждивенцами, – сказал Харка.
– Хау. Здесь много дичи. Нам понадобятся лук и стрелы.
Этим утром Маттотаупа и Харка без стыда легли, чтобы наверстать упущенный ночью сон. Юркнув под шкуру, Харка обдумал все, что произошло с ним с момента, как он покинул ночью свою постель. Теперь стоял спокойный день, и он уснул.
Проснувшись через несколько часов, Харка увидел, что полотнища подняты и послеполуденное солнце заглядывает в вигвам. Отец уже встал и выстругивал перед вигвамом стержни для новых стрел. Мальчик мог видеть его, не вставая с постели. К их жилищу подошел вождь черноногих и позвал Маттотаупу к себе. Уже были какие-то новости? Маттотаупа отсутствовал недолго. Когда он вернулся из шатра вождя, Харка понял по его лицу, что произошло что-то неладное. Отец снова принялся за работу, и Харка, поднявшись, молча помогал ему.
– Тачунка-Витко отказывается есть и пить, – наконец сообщил Маттотаупа. – Мы не можем его заставлять. Если он хочет умереть, пусть умрет.
