– Ладно, я буду.
– Отлично. А теперь давайте вернемся к нашему диалогу. Почему бы вам не начать? Расскажите мне что угодно, о чем бы вы хотели поговорить.
Босх наклонился вперед, взял стаканчик и, в упор глядя на Инохос, сделал несколько глотков воды, потом поставил его на стол.
– Просто что-нибудь сказать?
– Что хотите. О том, что происходит в вашей жизни. Или любые ваши мысли, которыми вы хотели бы поделиться.
Он на некоторое время задумался.
– Вчера ночью я видел койота. Неподалеку от моего дома. Я… наверное, я был не совсем трезв, но я уверен, что я его видел.
– Почему это показалось вам таким важным?
Он попытался сформулировать внятный ответ.
– Я и сам не очень понимаю… Наверное, их в городе не так уж и много осталось – во всяком случае, поблизости от меня. Так что каждый раз, когда я вижу койота, у меня мелькает мысль, что он может быть последним оставшимся здесь. Понимаете? Последний койот. И наверное, будет печально, если когда-нибудь это именно так и окажется, если я никогда больше не увижу ни одного койота.
Инохос кивнула, как будто ему удалось заработать очки в игре, в которую он не очень понимал, как играть.
– Раньше в каньоне неподалеку от моего дома жил койот. Я время от времени видел этого парня, и…
– Почему вы решили, что это был именно парень? Что позволило вам сделать такой вывод?
– Даже не знаю. Наверное, просто так. Всего лишь предположение.
– Ясно. Продолжайте.
– Этот парень… ну, то есть койот, он жил рядом с моим домом, и я время от времени его видел. А после землетрясения он исчез. Я не знаю, что с ним случилось. А потом вчера ночью я увидел того, другого. Был туман, и светили фонари… ну и, в общем, его мех казался голубым. У него был голодный вид. Они производят такое впечатление… грустное и пугающее одновременно. Понимаете?
– Да, понимаю.
– Ну, в общем, когда я пришел домой и лег в постель, я о нем думал. Тогда я и обжег руку. Уснул с сигаретой. Но перед тем как я проснулся, мне приснился сон. Ну, то есть я думаю, что это был сон. Возможно, это было что-то вроде видения на границе между сном и явью. В общем, я снова увидел койота. Только он был со мной. И мы с ним находились не то в каньоне, не то на склоне холма, я точно не помню. – Он вскинул руку. – А потом я почувствовал ожог.
Инохос кивнула, но вслух ничего не сказала.
– Ну, что думаете? – спросил он ее.
– Ну, я не часто занимаюсь толкованием снов. Честно говоря, я не уверена, что это имеет какую-либо ценность. А вот что, по моему мнению, имеет настоящую ценность, это ваша готовность рассказать мне свой сон. Это показывает мне, что в вашем подходе к нашим сессиям произошел разворот на сто восемьдесят градусов. На мой взгляд, вы совершенно очевидно ассоциируете себя с этим койотом. Возможно, таких полицейских, как вы, осталось не слишком много, и вы чувствуете точно такую же угрозу своему существованию или своей миссии. Сложно утверждать наверняка. Но вспомните свои же собственные слова. Вы сказали, что койоты кажутся вам грустными и пугающими одновременно. Возможно, эти слова тоже относятся к вам самому?
Прежде чем ответить, он сделал еще несколько глотков воды.
– Раньше я испытывал грусть. Но потом стал находить в ней утешение.
Они довольно долго сидели молча, переваривая все сказанное. Потом она взглянула на часы:
– У нас с вами еще осталось время. Может, вы хотите еще о чем-нибудь поговорить? К примеру, о чем-то, что имеет отношение к этой истории?
Босх некоторое время обдумывал ее вопрос, потом вытащил сигарету.
– Сколько у нас времени?
– Столько, сколько вам будет нужно. О времени можете не беспокоиться. Я хочу довести дело до конца.
– Вы в прошлый раз говорили о моей миссии. Вы велели мне подумать о том, в чем она заключается. И только что снова произнесли это слово.
– Да.
Он поколебался.
– Все, что я здесь говорю, защищается законом о медицинской тайне?
Инохос свела брови.
– Я не собираюсь рассказывать вам ничего криминального. Я имею в виду, то, что я вам скажу, не пойдет дальше вас? Вы не передадите мои слова Ирвингу?
– Ни в коем случае. Все, что вы мне говорите, никогда не выйдет за пределы этого кабинета. Это непреложное правило. Я же вам уже говорила, я передаю заместителю начальника Ирвингу краткое узконаправленное заключение относительно того, рекомендовано вам возвращение к работе или нет. Это все.
Босх кивнул, еще немного поколебался, а потом принял решение рассказать ей.
– Ну, в общем, вы говорили про мою миссию, и про свою миссию, и про все такое прочее, и, короче, я думаю, что у меня уже очень давно есть миссия. Просто я об этом не знал, ну, то есть… не хотел этого признавать. Не знаю, как правильно объяснить. Наверное, мне было страшно или что-то в этом роде. Я не думал об этом. Много лет. Так или иначе, я пытаюсь вам сказать, что теперь я принял это.
– Я не уверена, что понимаю вас, Гарри. Вам придется пояснить мне, что вы имеете в виду.
Босх уткнулся взглядом в серый ковер на полу. И заговорил, обращаясь к нему, потому что не представлял, как сказать все это ей в лицо.
– Я сирота… Я никогда не знал своего отца, а мою мать убили, когда я был ребенком. Здесь, в Голливуде. Тогда никто… никого за это так и не арестовали.
– Вы ищете ее убийцу, я правильно вас понимаю?
Он вскинул на нее глаза и кивнул:
– Сейчас моя миссия заключается именно в этом.
На лице Инохос не отразилось ни намека на потрясение, и это его удивило. Такое впечатление, что она ожидала услышать ровно то, что он только что сказал.
– Расскажите мне об этом.
Глава 13
Босх сидел за обеденным столом с блокнотом и вырезками из газет, которые по поручению Киши Рассел собрал для него стажер из «Таймс». Вырезки он разложил в две отдельные стопки: в одну заметки про Конклина, в другую про Миттела. Перед ним на столе стояла бутылка пива, и он весь вечер цедил его по капле, точно сироп от кашля. Это был лимит, который он для себя установил: одна бутылка. Зато пепельница была переполнена, и над столом висел сизоватый дымок. В сигаретах он себя ограничивать не стал. Про курение Инохос ничего не говорила.
Зато про его миссию сказала очень даже много всего. Она ровным голосом посоветовала ему взять паузу до тех пор, пока он не станет эмоционально устойчивее и будет морально готов к тому, что может узнать в процессе расследования. Он ответил, что зашел уже слишком далеко, чтобы останавливаться. Тогда она сказала нечто такое, что он обдумывал всю дорогу домой, и даже теперь эта мысль нет-нет да и всплывала у него в голове.
– Я очень советую вам хорошенечко подумать, действительно ли вы этого хотите, – сказала она. – Не исключено, что вы подсознательно шли к этому всю свою жизнь. И возможно, это та причина, по которой вы стали тем, кто вы есть. Полицейским, расследующим убийства. Раскрыв убийство своей матери, вы можете обнаружить, что у вас нет больше внутренней потребности быть полицейским. Это может лишить вас того, что все эти годы двигало вас вперед, лишить вас вашей миссии. Вы должны быть готовы к этому, в противном случае вам лучше отступиться.
Пожалуй, Инохос была права. Босх понимал, что всю жизнь жил с этим. То, что случилось с его матерью, в некоторой степени определило все, что он делал после этого. И это всегда присутствовало в его сознании, в самом потаенном его уголке. Обещание найти убийцу. Обещание отомстить. Он никогда не произносил этого вслух и даже никогда не думал сколько-нибудь отчетливо. Потому что, будь это так, это уже было бы планирование, а у него никогда ничего такого на повестке не стояло. И тем не менее у него было ощущение, что то, что он делает, было неизбежно, как будто было много лет назад намечено чьей-то незримой рукой.
