– Мне, как начальнику Особой группы, поручено организовать в оккупированных районах разведку и диверсионную деятельность, с опорой на партизанское движение в тылу противника. Создание которого тоже поручено мне. Приказ получен мною не так давно, в конце июня, но по всему чувствуется, что на местах некоторые отдельные товарищи начали это чуть раньше и с большей эффективностью. У тебя, без малого, уже бригада.
– Для бригады требуется минометный полк, с производством мин на месте, а это вращающиеся формы для литья. Их нет. Обжиг древесного угля мы наладили, но требуется снабжение, нужны взрыватели, вышибные заряды и порох для дополнительных, гексоген и тол. Место и люди для этого у меня есть. А вот минометов и прицелов к ним – только десять. Аэродром – есть.
Главный диверсант ничего не ответил, налил еще понемногу.
– Сергей Петрович, а если в Москву? Вы же прирожденный инструктор, преподаватель с уникальными способностями. Вон как наладили у себя обучение, по всем специальностям. И в окружной школе работали долго и успешно. Скольких людей там подготовили!
– Плохо подготовил, суток не продержались, а все потому, что связан был по рукам и по ногам инструкциями да наставлениями, старыми, как моя смерть.
– Так ведь войска не подошли…
– Подошли, костяк отряда составляют те бойцы, которые приняли бой одновременно с нашими отрядами и заставами. Только одна дивизия, на фронте 50 километров, вытянутая в одну линию, удар группы армий не держит. И противотанковых средств у этих дивизий практически не было.
– Считаешь, что можно было сдержать?
– Можно, если бы готовились к этому. У Узбярэжей мы, ввосьмером, целую роту положили, и без потерь, но на подготовленной позиции.
– Как?!
И я показал схему боя.
– И таких мест в здешних лесах – море! Ко мне, без очень серьезных потерь, никто сунуться не может. А минные поля нам, пограничникам, устанавливать запрещали.
– Мины я ваши видел, посмотреть бы их в деле?!
– Что на них любоваться? Их делать нужно, и вместо битого чугуна снабжать готовыми элементами. И корпуса должны быть из пластмассы, как телефонные аппараты. На худой конец из жести, штампованные.
– Принцип действия?
– Кумулятивный эффект и рассеивающий. Вот эти можно делать и меньше, их носить будет удобнее, но у нас они не получились, прочности корпуса не хватает. Отбиваться разведгруппам удобно от преследующего противника. Поставил, навел, оставил одного бойца и сделал для него метку, когда привести мину в действие. Рывок удочки и ноги в руки – догонять группу.
– Умно!
– Поставку корпусов надо бы организовать, товарищ майор. Зенитки еще бы, но это несбыточная мечта, бог с ними. Может, чего сами придумаем.
– Так все-таки, может, в Москву? – и он приподнял так и не выпитую вторую рюмку.
– Нет, меня и здесь неплохо кормят. Есть подозрение, что я у вас проверку пройти не смогу. Нога зажила, от контузии всего три маленьких отметки остались, в любую секунду кто-нибудь может сказать, что сам, добровольно, остался на территории, занятой противником, и хрен отмоешься. Тем более что провалов в памяти – полно. Почти никого в лицо не помню. Плюс здесь все знают, что общаюсь я с людьми, которые против советской власти настроены.
– Кстати, почему?
– Если они воюют против немцев, значит, они – союзники, пусть даже временные. Благодаря этому из Кобелей два отделения «стрелков» перешли в отряд, и нас через свою территорию пропускают беспрепятственно. И замполита в отряде нет, его роль выполняет Кузьмич, старый член компартии Западной Белоруссии. Так что партийные и комсомольские организации в отряде есть, но руководящей роли они не исполняют. Руководят членами своих организаций. В отряде – единоначалие.
– А как же Указ от 16 июля о введении института военных комиссаров в частях РККА?
– И о чем же там? Мы такого не имеем, и официально не являемся воинской частью РККА. Я так вообще из другого ведомства. – И предъявил майору госбезопасности удостоверение НКГБ. Тот улыбнулся.
– Ну и жук ты, Петрович! Тебе точно лучше за линией фронта сидеть, не то схлестнешься с кем-нибудь из этого сучьего племени.
– Хлебнем мы еще горюшка от этого Указа, во время войны единоначалие должно быть в абсолюте. И еще: у меня в кармане, после того как очнулся от контузии, не оказалось партбилета. Где он и что с ним – я не в курсе.
– Как это так?
– Да черт его знает. Этот момент у меня из памяти совсем выпал. Так что я здесь посижу. А что касается советской власти, я двумя руками «за», но эта территория вошла в СССР меньше двух лет назад всего. Врагов советской власти здесь выше крыши. В отряде всего шесть или восемь поляков, которые почти поголовно считают нас оккупантами, а вспоминать о том, что им эти места достались в результате войны 20-го года, они не любят. Говорить им, что мы воюем за возвращение сюда СССР, значит, своими руками их отправить в руки реальных оккупантов. Кого-кого, а немцев здесь отродясь не было. Сейчас немцы совершают ошибку, облагая всех одинаковыми налогами, и тех, кто за СССР, и тех, кто за «Польску от морза до морза», и тех, кто за Великую Германию, но имеют другую национальность. И только фольксдойчи имеют налоги, как немцы в Восточной Пруссии. А евреев, тех вообще за людей не считают. А их здесь много, более 30–35 процентов населения. Требуется использовать, в свою пользу, ошибки противника. Объединить всех, кто против немецкой оккупации. Людей, поддерживающих немцев, на этой территории меньшинство. А без поддержки населения партизанское движение обречено.
– В этом ты прав, Петрович, но поднимать жестко в Москве этот вопрос я не стану, попытаюсь объяснить, что для районов Западной Белоруссии и других регионов, вошедших в состав СССР недавно, требуются другие подходы и надо не допустить перерастания захватнической войны в гражданскую. Но гарантировать успех в этом направлении я не могу. Шапкозакидательства у нас в избытке. Но немцы прут, может быть, до ГПУ что-нибудь и дойдет.
– Скажите им, что это – другая война, война на уничтожение. Среди немцев нет ни пролетариев, ни крестьян, они – захватчики. Их требуется уничтожать. Всеми имеющимися средствами. Хоть дустом, как клопов или тараканов.
– Нет, Сергей Петрович, не вздумай химию применять! Категорически запрещаю!
– Есть!
– Немцы могут, но не применяют в боях газы и отравляющие вещества. Приказ Ставки однозначно запрещает применение этих средств против противника.
– Есть, применять не будем.
– А что, имеется?
– Да есть маненько, на аэродроме нашли несколько экземпляров.
– Уничтожь. Этого нам только и не хватало.
– Есть, о результатах – доложу. Обозначим это дело буквой «эръ», твердый знак. Запишите.
– Выпить у нас с тобой не получается, Петрович, вопросы поднимаешь слишком серьезные. Что касается твоей системы подготовки личного состава, мне бы хотелось иметь полный конспект по всем специальностям.
– Можете забрать с собой по одному инструктору с каждого курса, и выжмете это из них. Сидеть и заниматься писаниной – некогда, а ротапринта у нас нет.
– Этот пробел политуправление закроет быстро, не волнуйся. Инструкторов заберем, этой ночью мы вылетаем обратно, сколько людей тебе оставить? Подготовлены они серьезно, до уровня командиров батальона.
– Требуются радисты, минеры и артиллеристы.
– Радистов и минеров оставлю, артиллеристов у нас нет. Это наш прокол. Есть самбисты, боксеры…
– Для того, чтобы с голыми руками столкнуться с противником, боец должен просрать винтовку, штык, нож, ремень и найти на поле боя такого же разгильдяя среди противника. Приемы самообороны и боевого самбо изучают у нас только бойцы разведроты.
– Вот туда их и направь. Шестнадцать человек могу оставить.
– А этот самый, их командир?
– Иванов-то? Я, грешным делом, хотел им тебя заместить, не дело, когда таким большим соединением старшина командует, да теперь вижу, что тебя проще в звании повысить, чем Иванова поднимать до твоего уровня. Заберу через две недели, а использовать буду его в другом месте. Прогони его по всему, что делается в бригаде, и задействуй в операциях. Добро?
– Добро, пусть учится.
– На посошок? – спросил Павел Анатольевич.
– Обед придется сюда заказывать, мы его пропустили, так что есть предложение чуточку подождать с этим вопросом и пообедать.
