Книга Полведра сгущёнки - читать онлайн бесплатно, автор Денис Владимирович Макурин
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Полведра сгущёнки
Полведра сгущёнки
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Полведра сгущёнки


Спасибо


Я на улицу вышел – солнышко светит, в небе журавли курлыкают, рыжий кот за воробьями охотится. Гляжу Анька первоклашка мать-и-мачеху собирает. Я кричу:

– Привет, Ань! Букетики рвёшь?!

Она нахмурилась:

– Нет! Приправу в драконий суп.

Я осмотрелся, а у неё и правда посуда на ящике разложена – кастрюльки, тарелочки, и каша малаша в них готовится. Она говорит:

– Проходи, угощайся.

Я подошёл, жижу ложкой помешал:

– Не-е-е, спасибо, но чего-то не хочется.

Анька:

– Ну как хочешь! – и тут же хвастаться начала. – А мы вчера на парад ходили! А потом у реки гуляли и видели как мимо нас огромную, грязную льдину пронесло. Было очень красиво!

– Скажешь тоже – льдину – ничего особенного. А на параде мы тоже были, можешь не хвастаться.

В это время к нам Вовка подошёл, про парад услышал и тоже давай рассказывать:

– А мы после парада к дедушке Коле пошли. Там папа лестницу к дому приставил, забрался и номер дома подрисовал, чтобы лучше видно было. А я внизу стоял, и красную звезду на ладони разглядывал. Потом папа её у меня забрал и под тем номером приколотил. Звезда значит, что в доме живет ветеран. Это наш дедушка Коля – ветеран. Пока мы с номером возились и звезду вешали, деда на крыльце сидел, смотрел на нас, курил горький дым и всё повторял: «Добре. Добре». Затем, бабушка постучала по стеклу и рукой помахала, и мы в дом пошли.

А там уже вся родня за столом собралась. У бабушки пироги наготовлены были, большие такие! – и Вовка развёл руками. – Один с картошкой, второй с рыбой и луком. А ещё на столе горячий чугунок с картошкой стоял, а по тарелкам солёные грибы и огурцы.

Анька не удержалась:

– Подумаешь! Я и не такие испечь могу.

Вовка:

– Да я не об этом! Слушайте дальше.

Мы сидели за столом и тихонечко брякали вилками. Тётя Надя расспрашивала у мамы всякую чепуху: не вышла ли замуж Светка, как цветёт каштан или как дела на работе? Бабушка думала, что я самый голодный и всё время мне чего-то подкладывала в тарелку. Все вели взрослые разговоры, а нам с братом было не интересно. И хотелось сбежать на улицу. И снова увидеть парад, и День Победы, и ветеранов с медалями, и то, как салютуют солдаты.

Первый не выдержал мой Серёжка, он подошёл к телевизору, переключил скучную программу, и тут же на всю комнату запел Кобзон. Я подпрыгнул и крикнул: «Как же здорово, что мы родились в эпоху телевизора!» А папа посмотрел на дедушку и сказал: «Спасибо, папа, что мы вообще родились», – и все вдруг улыбнулись.


Сладкая жизнь – одна штука


Жизнь у меня шла по-всякому. То с приключениями, то скучно, то через пень колоду. А в тот день с утра дождь лил, и мне всё спалось и спалось. И я никак проснуться не мог, но к обеду всё-таки встал. Надоело ухо отлеживать.

Зашёл на кухню, погладил кошку, включил телевизор и поставил чайник на плиту. Пока он грелся, я достал заварку и начал искать сахар, ну или что-нибудь другое, чем подсластить.

На носочки встал, в шкаф заглянул – сахарница пустая. Холодильник открыл, думал: «Может варенье?» Но варенья тоже не было, я его ещё вчера съел. Нечаянно. Там немного оставалось, полбанки. Что интересно, мой брат Ванька сразу прознал, что я варенье съел. И я знал, что Ванька узнал, но он никому не сказал. Обошлось.

Потом я в шкаф залез, где макароны и прочий другой корм хранится. Кошка за мной. Разницу между едой и не едой я хорошо знаю: то, что можно сразу есть – еда, а если варить – то ещё не еда. Я кошку вытащил и начал рыться.

Копался, копался – до самого конца докопался. Вдруг, гляжу, у стеночки настоящий клад лежит в шелестючей обёртке: «Сладкая жизнь» – одна штука.

Я обрадовался, кошка фыркнула! Схватил конфету, налил чаю и за стол. Развернул обёртку, понюхал, глаза закрыл и-и-и …

Конфету я есть не стал. Мне её почему-то жалко стало. И кошке, вроде бы, тоже, она об мои ноги тёрлась и жалобно мурлыкала:

– Му-у-ур…му-у-ур…

Я подумал: «За окном непогода, а в руках пусть и маленькая, но всё-таки счастливая «Сладкая жизнь». Завернул конфету обратно и положил в карман рубашки – пусть согревает!

Чай я просто так выпил, без всего. Не очень-то вкусно, но что делать? Затем накинул бейсболку, взял с собой кошку и пошёл гулять на крыльцо.

Стоило мне оказаться на улице, как дождь тут же закончился. В небе ещё пухли мокрые облака, а вокруг уже всё радовалось. Голуби курлыкали и важно расхаживали, растопырив хвосты, соседский Пират лаял на нашу кошку, а она забралась на козырёк и спокойно умывала мордашку. Я подошёл к небольшой лужице и увидел в ней своё отражение.

Я посмотрел, подмигнул сам себе и улыбнулся. От этого мне сделалось так весело, что я не удержался и плюхнул по луже ногой: «Плюх!» – и тут же загорелась небольшая радуга.

Из-за белых облаков выглянуло солнце, на воде заблестели солнечные кружочки. Я снова плюхнул со всей силы, и тот же миг вспыхнула вторая. Моё житьё сделалось ещё лучше и я стал вопить:

– Две радуги! Две радуги! И – я!

Через минуту я разбрызгивал и расплёскивал свою лужу двумя ногами, а на небе появлялась третья. Всё это было так здорово-счастливо, что у меня щекотало в груди и в горле.

Белые облака уплывали далеко-далеко, а я скакал по луже и видел радугу изнутри. Вокруг улыбались солнышки одуванчиков, а в кармане согревала «Сладкая жизнь».

Вот только вспоминать мне об этом как-то немножко стеснительно. Уж вы никому не рассказывайте как я скакал – ребята засмеют.


Тайга


Глава I. Экология


Раньше я не знал, что такое тайга. А в прошлом году встретился. Меня с ней дедушка познакомил. Мы с ним на рыбалку ходили. На лесное озеро. У него в этой тайге избушка своя.

На рыбалку мы, конечно, и раньше ходили. Только тогда это ближе к морю было. И мы там то селёдку ловили, то камбалу. Камбала – это рыба такая, сплюснутая. Дедушка говорит, что её море расплющило. Тяжёлое очень. Но я-то знаю, что он шутит. Разве у моря лапы есть? Он просто объяснять мне не хочет: что да почему? Деда всё ещё думает, что я маленький и в таких вещах не разбираюсь. А я думаю, что это слон на неё наступил. Или вообще мамонт! В самой далёкой древности, когда и слонов-то в помине не было. Тогда только эскимосы водились. А мамонты – это их еда была. Вот одному мамонту захотелось воды испить, а быть может, помыться. И он в реку зашёл, а там в это время рыбёшки у дна плавали, мамонт на них и наступил. Нечаянно, конечно. Просто раньше экология лучше была, и от этой рыбы отбоя не было. Её там столько водилось, что яблоку некуда упасть, то есть мамонту некуда наступить. В общем, рыбёшек было видимо-невидимо. А мамонт? Куда ему деваться? Он же огромный, как троллейбус! И лапищи у него, как баобабы. Вот и не заметил мелюзгу под самым носом, то есть хоботом. С тех времён и водится в наших реках сплюснутая камбала. А про селёдку я рассказывать не буду. Вы и так про неё всё знаете. Вон её в магазине сколько! И в банках, и в бочках, и просто так.


Глава II. Всё для дела


Ну а тогда мы, значит, не к Белому морю пошли, а в тайгу. На озеро Кривое. И мы там жили два дня. Пришли, развели костёр и сварили чай. Потом удили окуней горбылей, то есть горбачей. Потом ели, затем спали. В общем, настоящее приключение! Лучше не придумаешь. Я как раз о таком всю жизнь мечтал.

А началось наше приключение ещё утром. Мы с дедом встали ни свет ни заря. Собрали вещички и отправились на встречу неизвестности. Сначала мы шли по дороге, потом по лесу. И первое время нам было не очень весело. Спать хотелось, я то и дело носом клевал да спотыкался обо всякие коряги. Но потом я подобрал длинную палку, она у меня как будто сабля была, а вокруг враги и драконы ещё. И я как давай их рубать направо и налево, а они падать и просить о пощаде. И мне от этого сразу же веселее стало. Я своей саблей – Вжух! – жиганул по траве. И тут же мои злодеи попадали, как подкошенные. А потом подскочил и ка-а-ак дам дракону по шее: «Шмяк!» От этого только ягоды рябины на тропинку посыпались: «Брум! Брум! Брум!» А потом разбежался и – Шлюмс! – по сыроежкам. Полетели шляпки в разные стороны. Только деду мои сражения почему-то не понравились. Он обернулся и сказал:

– А ну не хулигань!

А я:

– Так это же поганки?! Их можно хулиганить.

А деда вдруг остановился, погрозил мне пальцем и сказал:

– Тебе поганки, а живности припасы на зиму. В тайге ничего просто так не растёт, всё для дела. Понимать надо! Усёк?

Я вздохнул, и пробурчал:

– Угу…усёк. – выбросил саблю-палку, и мы пошли дальше.

А очень скоро скукота стала проходить. Да и врагов я больше не встречал. Нам только солнышко через ёлки подмигивало, и птички пели. А ещё по веткам бурундучки бегали. Бурундуки – это мыши такие с пушистыми хвостиками. Вот только до озера долго идти пришлось. Я думаю, мы тысячу километров прошли. Не меньше. У меня от этой ходьбы чуть ноги не отваливались. И сам я от приключения притомился что-то. Могли бы и поближе озеро устроить.


Глава III. Знай меру


Когда мы наконец-то добрались до избушки, я очень обрадовался. Я начал скакать, гикать и веселиться. Я даже забыл, что у меня ноги отваливались. Они у меня как будто новые выросли. Вся усталость прошла. И я кричал:

– Ура! Ура! Улю-лю! Улю-лю!

И тут же обскакал весь наш лагерь: и стол со скамейками, и костёр, и избушку тоже.

Наша избушка оказалась очень красивой: старой и дряхлой, как в сказках про Бабу-Ягу. Внутри избушки всё было устроено по русскому обычаю: печка, стол, широкие лавочки, спички и соль. Деда пригласил меня в дом:

– Проходи, располагайся!

А я сказал:

– Ага-сь!

И мы разложили свои вещички по разным местам. Потом мы снова вышли на улицу, а деда развёл костёр, и мы стали жить дикарями. Без средств к существованию.

Сначала мы сварили чай, потом перекусили и пошли на рыбалку. Мы взяли ведро и удочки, затем накопали червяков, а уж после отправились удить на озеро. Рыбачить оказалось проще простого, только успевай забрасывать. Правда, нам одни голодные окуни попадались. Огромные и чёрные, как головёшки. Мы снимали их с крючка и бросали в ведро, а они звонко шлёпали хвостами.

Через час у нас уже было полведра головёшек-горбачей. И наши окуни то и дело выбрасывались наружу. Деда покряхтел и сказал:

– Кхе, кхе. Ну, пожалуй, и хватит на сегодня, – а потом встал с пенька и начал сматывать удочку.

А я удивился:

– Как же? Клюёт же! Давай ещё!

А дедушка улыбнулся и сказал:

– Не переусердствуй, Мишка. Нужно ловить столько, сколько съешь. Тогда я вздохнул и ответил:

– Жалко. Вон как пошло, можно было хоть ведро, – и тоже начал сматывать удочку.

Когда мы вернулись к избушке и развели костёр, наступил вечер. Деда почистил окуней-горбачей и картошку, а я очистил лук. Потом мы сварили настоящую похлёбку и устроили пир на весь мир прямо под открытым небом. Наевшись до отвала, нам захотелось спать. Мы немножко прибрались на столе и пошли в избушку. А устроившись поудобнее, мы и не заметили, как отправились в спячку.


Глава IV. Одним днём


На следующий день я проснулся первым. Деда тарахтел, как трактор, а мне что-то не спалось, и я вышел на цыпочках из избушки. Попил холодного чаю, взял наше ведро, удочку и отправился удить прожорливых окуней.

И вот я иду по тропинке к озеру, протираю глаза, напеваю песенку про лошадь:

– Далеко, далеко-о

Ускакала в поле молодая лошадь,

Так легко, так легко-о

Не догонишь, не поймаешь, не вернёшь…

Иду себе и пою. Ничего не думаю. И вдруг «бац!». Что за шутки! Прямо передо мной чьё-то шерстяное лицо! Я встал, как вкопанный! Замер, смотрю. И лицо стоит, смотрит. Смотрит на меня своими огромными ноздрями. А потом это лицо голову повернуло и уже выпуклым глазом смотрит. Затем оно чихнуло и снова ноздрями. И рогами ещё. Я таких рогов никогда не видел! Они, как ковш у экскаватора. А ещё эта странная морда чего-то жевала. И я подумал, что, наверное, такого недотёпу, как я, доедает. Сначала у меня выпала удочка, затем ведро, а через миг я уже драпал обратно в избушку, только пятки сверкали. Но вы не смейтесь, не надо! Я вам не трусишка какой-нибудь. Просто я за окунями шёл, а тут лицо! Растерялся я в общем. Понимать надо.

Я так испугался, что не помню, как в избушке оказался и дверь запер. Помню только, лежу на скамейке, одно ухо и глаза спят. Но вторым ухом всё-таки слушаю, потому что интересно.

Сначала эта рогатая морда по земле топала: «Тух…тух…тух…тух…» А потом она подошла к нашей избушке и начала чем-то хрумкать возле стола. А ещё эта морда громко чавкала и всё время роняла разные вещи, как у себя дома. Потом она ушла куда глаза глядят, и я наконец-то уснул полностью. Правда поспать, как следует, мне не удалось. Я только глаза закрыл, только с Соловьём-Разбойником сражаться начал, а дедушка давай меня тормошить и спрашивать:

– Миш, это ты картошку съел?

Я сел на край скамейки и переспросил:

– Что съел?

Деда:

– Картошку? На ветке висела авоська с картошкой.

И я ещё не проснулся, но уже вспомнил про шерстяную рогатую морду и про ноздри, и про рога-экскаватор, и про то, как эта морда что-то роняла возле избушки и как она хозяйничала нашими продуктами. И я догадался, что это она съела картошку, но побоялся сказать дедушке правду. Я подумал, что он заругает меня за то, что я привёл её в лагерь. Поэтому я сказал:

– Угу. Я!

А деда улыбнулся на всю ивановскую и опять спросил:

– И пачку масла тоже ты?

– Я деда. Есть чего-то захотелось, вот и съел…

Дедушка всё не унимался и спрашивал:

– Что же это получается? Ёксель моксель! И полбанки соли тоже ты?

А я снова покивал головой:

– Да, деда…получается, что я, – и тяжело вздохнул.

– Да я по следам вижу, что тут лось был. Ты чего, Миш? – и хохочет так, что чуть не падает.

Тогда я тоже засмеялся и сказал:

– Не знаю, деда. Это я так просто.

И после этого мы хохотали уже вдвоём, чуть животики не надорвали, до слёз прямо.

А потом мы стали наводить порядки. И дедушка вдруг сказал:

– Я ещё вчера слышал, как за озером пилы жужжали. Видимо, лесорубы его угодье нарушили, вот сохатый и подался на поиски лучшего места.

А я спросил:

– А зачем он от нас ушёл? Мы же не лесорубы, жил бы тут. Разве ему здесь плохо? Вон сколько съел?

Тогда дедушка голову почесал, вздохнул и сказал:

– Так ведь одним днём сыт не будешь, вот и ушёл на поиски корма.


Глава V. За добро добром


Я расстроился немного:

– Эххх. Жалко, что ушёл. Познакомиться бы…– потом я помог деду поднять перевёрнутую скамейку и спросил. – Деда, а почему ты лося сохатым назвал?

А деда крякнул, присел и ответил:

– Кхе, кхе! Хороший вопрос, Мишка. Садись-ка, сейчас я тебе расскажу.

– Ага! С превеликим удовольствием, – и я тоже уселся на скамейку поудобнее.

Деда посидел минутку, потом встал, развёл костёр, повесил над огнём чайник, покряхтел и начал:

– Эту историю мне ещё мой дед рассказывал. А ему его дед. И деду деда тоже дед. И так тыщу лет. Получается, история нам от пращура досталась.

– Ух ты! Здо́рово! У меня был дедушка – ящур!

А деда опять улыбнулся на всю ивановскую:

– Да не ящур, а пращур. Предок значит.

– А-а-а. Ну тогда не интересно!

– Да ты погодь! Я же ещё рассказ не начал.

Потом деда присел рядом, прищурился куда-то в даль и продолжил:

– Тут недалёко деревенька Кимжа имеется. Вся из себя складная да ладная. Куда ни взгляни, всюду глаз радуется, – сказка, да и только! Вот там-то и жил наш предок. А звали его Добрыня.

По весне Добрынюшка рожь сеял. Летом ягоды да грибы собирал. Ну и рыбку удил. А как же! Зимой всё чаще возле печи лапти да корзины плёл. Тем и здравствовал.

И вот пришла весна-красна. Добрыня поле вспахал. Потом садил, затем рядил. Не успел оглянуться, а за весной и лето поспело.

И собрался наш Добрыня по ягоды. Только в лесок заглянул, а там лось хозяйничает, что не подъел, то помял. Любят, знаешь ли, лоси черникой полакомиться. А Добрыне что оставалось? Махнул рукой, развернулся и пошёл восвояси.

Чуть погодя, пришла пора по грибы сходить, припасов на зиму заготовить. Обычное дело: волнушек засолить, боровиков насушить. И вновь отправился Добрынюшка по своим заветным местам. Вот только куда он не свернёт, под какое деревце не заглянет – нет ничего: ни боровиков, ни волнушек. Одни огрызки стоят. Стало быть, опять всё лось поел.

Пока суть да дело, осень пришла. Ну, а там и зима не за горами. Вот только зима в тот год выдалась лютая, голодная. Хорошо, у Добрыни рожь да овёс уродились, всё при хлебе да каше. А вот лосю туго пришлось. Кабы ему замороженных ягодок или мох сыскать. Да где там! Снегу по пояс набухало – не пройти, не проехать. Пришлось лосю кору глодать. А кора горькая, невкусная. Я и сам как-то попробовал – редкая гадость. Так вот, пожалел Добрыня животину. А куда деваться? Жалко. Взял и сладил для лося кормушку. Ну а после он его всю зиму овсом подкармливал да солонцом баловал.

Так и перезимовали. А там и весна пришла. И в пору бы землю распахать да снова зерно посеять. Только соха у Добрыни совсем исхудала. И версты не прошёл – лопнула с треском. Отправился Добрынюшка в лес на поиски подходящей коряги.

И вот хочешь – верь, хочешь – нет. Вышел ему навстречу тот самый лось, мотнул головой и рога свои перед Добрыней сбросил. Ну, а пращур наш не будь дураком. Покумекал, как и что. Рога вверх тормашками перевернул, в землю воткнул, оглобли приладил. Чем не соха? А?

Потом лошадёнку запряг и в два счёта поле вспахал. Рога оказались добротные, складные – сносу не было. И Добрынюшка этими рогами ещё долгие годы земельку перепахивал.

Выходит лось за добро добром Добрыне отплатил и соху подарил. Вот с тех пор и прозвали лося сохатым.

А я посмотрел на деду – шутит или нет. Потом отвернулся и сказал:

– Сказочки. С нами-то он не подружился. Ушёл – пиши пропало, – и в груди у меня как-то тесно стало.

А деда меня приобнял:

– Не отчаивайся, Мишка, может, свидимся ещё. Мы же не без рук! Тоже кормушку для сохатого соорудим. И сена ему припасём. И гостинец оставим – солонец. Лоси соль любят. Ну как? Дело, а?!

А я вздохнул и сказал:

– Эх-х-х… . Да, деда, дело.


Глава VI. Что лучше?


Чуть погодя у нас забурлил и зафырчал чайник на костре, и деда поторопился его снять, пока он весь не расплескался.

В избушке у нас ещё оставалось угощение к чаю – баранки, батон и банка сгущённого молока. И пока дедушка кружки раскладывал, я сбегал за гостинцами. Потом мы стали пить горячий чай вприкуску с баранками, а хлеб и сгущёнку приберегли на обед. Подкрепившись как следует, мы отправились на своё проверенное местечко удить вчерашних рыбёшек. Клёв у нас снова был что надо! Только успевай забрасывать! Когда мы выдёргивали своих полосатых окуней-горбачей из воды, то они сначала хлюпали по воде, а потом елозили в воздухе. И они так сильно трепыхались, что у нас трещали удочки, хрустели поплавки и звенели лески.

Я выуживал свою добычу на берег, потом бросал удочку в траву и бегом снимал колючий горбыль с крючка. После этого я брал пойманного окуня двумя руками и отправлял его в ведро. А он начинал радостно изводиться и шлёпаться, и колошматить своим хвостом куда попало.

Так очень скоро мы снова наловили полведра, и деда сказал:

– Ну, хватит! Пора и честь знать.

И я тут же смекнул, что пора сматывать удочки, потому что мы наловили больше, чем требуется для утоления голода. И полведра – это ещё надо постараться, чтобы съесть. Правда, когда я сматывал удочку, то мой живот заурчал оттого, что изрядно проголодался. Я подумал, что может быть полведра не так уж и много. Тем более, если это будет не рыба, а скажем – сгущёнка! А от полведра сгущёнки ещё никто не отказывался. И тут я вспомнил про угощение, оставленное на столе. И от таких мыслей я засобирался ещё быстрее. А через секунду я уже скакал к лагерю.

Всё время, пока мы с дедом скакали к избушке, я мечтал о своём заветном лакомстве. Я думал: «Вот сейчас приду, налью чайку, а деда откроет сгущёнку. И я макну в это тягучее молоко белый хлебушек, и начну уплетать его за обе щёки. И это будет самое вкусное лакомство в мире, потому что ничего вкуснее я в жизни не пробовал. Потом я зачерпну сгущёнку ложечкой и съем её прямо так. А потом ещё одну. И ещё. И с ложкой во рту я промычу: «М-м-м, какое блаженство!» На языке у меня сделается сладко-сладко. И так сладко, что зажжётся. Горло у меня сделается вдруг шерстяным и захочется пить. А когда я хлебну чайку, то снова съем ложечку сгущёнки». Так я прыгал-скакал. И всю дорогу так вкусно мечтал, что не успел глазом моргнуть, как очутился возле избушки. Я даже не сразу заметил, что в нашем лагере гость появился. А когда разглядел и увидел, что он натворил, у меня сердце ёкнуло.

В гостях у нас был ворон. Большая чёрная птица. Морда у него была наглая и хитрая. И он не просто гостил, он ещё надо мной издевался. Ворон вертелся и юлил, а потом начинал скакать туда-сюда: то на стол запрыгнет, то на землю спикирует. А на столе в это время наша банка сгущёнки каталась. И это надо же до чего воришка додумался! Магия какая-то! Он своим острым клювом банку сгущёнки в решето превратил! Проклевал и не поморщился.

Я замер, гляжу, а он ни чуточку и не стесняется, и нашу сгущёнку доедает. Запрыгнет на стол, затем лапой банку возьмёт и повернёт поудобнее, а молоко от этого вытекать начинает. И ворон тут же на землю пикирует, и уже с земли лакомится. Так всю и склевал. И хлеб тоже. Нам только холодный чай остался. Подумать только! Я таких прожорливых птиц ещё никогда не видал!

Потом деда подошёл. Ахнул оттого, что делается и закричал:

– Кыш! Кыш, отсюда!

А что толку? Кричи не кричи, сгущёнка-то уже – тю-тю! И я, конечно, расстроился, и у дедушки спросил:

– Что же это? Как же мы теперь без сгущёнки и хлеба жить-то будем?

А он знай, хохочет:

– Ничего, Мишка! Проживём как-нибудь! Уху сварим. Зато теперь-то мы всех досыта накормили.

Потом он сел на скамейку, но так сильно хохотал, что чуть с неё не свалился. Тоже мне, нашёл над чем смеяться! У людей горе, а он?!

Потом мы прибрались на столе. Затем деда вычистил прожорливых горбачей. А я почистил две луковицы. И мы сварили луковую похлёбку с окунями. А перекусив, мы начали собираться домой. Когда наши вещички были уложены, деда вздохнул и сказал:

– Ну что ж, присядем на дорожку!

– Ага-сь!

И мы снова уселись на скамейке, а посидев минутку, оставили лесные края и отправились восвояси.

По дороге домой мы вспоминали наше приключение, и какой у нас был клёв, и похлёбку, и как мы остались без средств к существованию. А выходя из тайги, деда повернулся ко мне:

– В следующий раз прихватим с собой саженцы.

– А зачем?

– Посадим саженцы – вырастет лес.

И я прямо подпрыгнул от радости и завопил во всё горло:

– Здо́рово! Вот это дело!

А потом вспомнил и про ворона, и про сохатого, и про то, как за озером жужжали пилы. Затем немножко подумал, взял деда за руку и сказал:

– Саженцы и кормушки – это хорошо! Но всё-таки, лучшее, что может сделать человек для тайги – это оставить её в покое и ничего в ней не трогать.


Не только чтение


Глава I. Удачно пристроились


Вышли мы как-то с Вовкой во двор. Решили прогуляться немножко, а тут дождь как зарядил. Всё небо серыми тучами закрылось – ни конца, ни краю не видно.

Вовка говорит:

– Вот и отлично!

Я ему:

– Чего же хорошего? Дождь! Да ещё весь день лить будет.

– Будто я сам не вижу, что дождь. В библиотеку пойдём. Нам чтение на лето задано – забыл?

А я сижу голову чешу и про себя думаю: «Кто же про чтение на каникулах помнит? Конечно, забыл…» Вовка не унимался:

– Сходим, книг наберём. В читальном зале посидим, новые журналы полистаем.

Нам для чтения на лето даже списки специальные выдали, чтобы мы помнили, что прочесть нужно. Вот мы и пришли, и стали ходить у стеллажей, книжки искать. Только по списку нам скучные попадались, для малышей. И мы другие выбрали, я – про необитаемый остров и туземцев, а Вовка – о капитане Немо и его подводной лодке «Наутилус».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги