Трамвайчик быстрых свиданий
Макс Костяев
Мэри уже давно не верит в чудо… Кажется, уже ничто не сможет вернуть ее в привычную жизнь, настроить ее на новый лад. Она так верила, что, однажды, будет счастлива с человеком, которого безумно любит. Кто же знал, что судьба распорядиться иначе?
Макс Костяев
Трамвайчик быстрых свиданий
Без тебя душа болела, ты пришла, и все прошло.
Вова Адидас из х/ф «Слово пацана»
I
Он не вернулся. Не смог выбраться с этой проклятой Богом войны и прийти домой живым и здоровым. Нет! Мари не могла так просто потерять жениха, будущего мужа и отца их детей. Их детей! Они ведь даже не были обручены, а все так вышло! Девушке ненавистна эта война, эти локальные и межнациональные конфликты, забирающие миллионы человеческих жизней!
Его звали Егор. Среднего роста, коренастый парень, с широким лбом, смоляного цвета волосами и, казалось, в самую душу смотрящими глазами. Глаза! Ох, как Мари любила их, как почитала, как возносила над всем тем, что преподносила ей судьба! Но, наверное, так должно было случиться.
Нет, по правде говоря, он не погиб. Власти после объявления об окончании второй чеченской кампании (на дворе, на минуточку, уже был две тысячи десятый год!) выслали списки в журналы и газеты о погибших и без вести пропавших. Как же Мари бы убивалась (еще более жестоко и примешивая к душевным терзаниям физические), если бы нашла его фамилию в первом списке! Здесь Вселенная ей уступила.
Но время шло, а он все не возвращался. Мари, как могла, подавала различные ориентировки в газеты и журналы, писала объявления и расклеивала (что меньше всего бы помогло) их по самым оживленным кварталам своего городка. В эпоху зарождения Интернета звала, просила, умоляла найти и там, но в ответ никто так и не откликался.
Пустая идея, выхолощенные мечты. Если был бы живой, то непременно уже написал ей, хотя бы как раньше, когда не было телефонов, письмо на их адрес. Передал бы клочок заветной для девушки бумаги своему товарищу и, взяв с того клятву отправить незамедлительно, ждал бы, когда она за ним приедет. Не было той зацепки, не мог он написать трупной рукой живую записку. Погиб, точно погиб.
Первое время Мари крошилась от любого маленького упоминания о Егоре. Сил не было слушать, как тяжело было там, на передовой, откуда не возвращалось столько молодых парней. Кололось внутри, распарывало тонкую оболочку и вылезало наружу. От беспомощности и несправедливости (почему с ней так?!) плакала. Плакала часто и много. Лицо, некогда розоватое, с красивыми скулами, курносым носиком и миленькой родинкой (на левой щеке на уровне подбородка), превращалось в распухшее красное, носик морщился и тяжело всхлипывал, родинка пряталась под толщей накрапывающей краски. Девушка не могла себя перебороть и от этого страдала еще больше.
Ближе к лету две тысячи десятого мечты о том, что любимый все же вернется, притупились навалившейся работой и заботой близких людей. Да, семья неотступно была рядом, как говорила Алина Рудольфовна, мама Мари, «с их маленьким комочком». Девушка приходила в себя, но веру в возвращение не теряла.
Так прошло еще несколько месяцев. Лето для семьи Маши Бельской (она же наша Мари) выдалось на редкость веселым. Глава семейства Артем Бельский организовал для Мари (впрочем, как и для всех остальных) совместную поездку на Черное море, в жаркий, блещущий мечтами и пьяной молодостью городок Сочи.
Мари веселилась, но знала, что от этой поездки ничего в корне не изменится. Она все так же будет пить холодный кофе по утрам, ходить на свою работу (девушка работала страховым агентом), готовить для себя одной ужин и судорожно рыдать до самого рассвета, запустив пальцы в его подушку.
Так она жила полтора года. Родные не на шутку забеспокоились, и когда уже не выдержал сам Артем Игнатович, решив направить дочь лечиться в элитный санаторий в Швейцарии, Мари очнулась.
***
Крапал снег. Синие сосульки, отливая серебряно-холодным оттенком и огненно-рыжими огнями, играли с проходящими мимо мальчишками и неравнодушными взрослыми. Вот, маленький рыжеватый паренек, завидев одну из таких, гирляндой свисающих над козырьком продуктового магазина, стал дергать шоколадного цвета пальто женщины, держащей его под руку, со звонким, беззаботным, но до безумства требовательным: «Мама, сорви!»
Как отказать такому: глупо улыбающемуся, проницательно смотрящему? Ответ простой – никак. Нужно просто сделать так, как он хочет, благо обстоятельства и рост мамы позволяют провернуть маленькую шалость. Тихий хруст – и вот в пухленьких ручках, обжигая ладони, лежит заветное холодное.
Мари смотрела на них и улыбалась. Так могло быть и с ней, но уже не было той острой боли. Была какая-то другая, словно наконечник источился и осталось лишь древко, которому все же нужно как-то отзываться. Внутри. До мурашек и до дрожи, но уже не столько с потоками слез, сколько с двумя-тремя слезинками воспоминаний и несбывшихся мечтаний.
Мальчик оглянулся на нее и приветственно помахал рукой. «Миша, не егози», – последнее, что донеслось до девушки. Они скрылись за поворотом, и Мари отпустило.
Через два дня наступит новый две тысячи одиннадцатый год. Все будут радоваться, пускать в небо салюты и фейерверки, пить шампанское (и кое-что покрепче), зажигать бенгальские огни, кушать десятки и сотни разных салатов, пышущих ароматом «горячих», смотреть новогодние телепередачи и получать подарки. Так будет и с Мари. Она не может позволить себе испортить новогоднее торжество для родных и близких, надев на себя лицо страдалицы и несостоявшейся вдовицы. Девушка не сможет себе простить этого, поэтому нужно веселиться. Хотя бы на одну ночь забыть о Егоре. Как бы больно и тяжело ни было.
Девушка тем временем уже стояла в том самом продуктовом и складывала в корзинку все необходимое, что было указано Алиной Рудольфовной в списке.
– Привет, Мари!
К девушке подошел белокурый парень лет двадцати с болотного цвета глазами и расплывающейся до ушей улыбкой.
– Сережа?
Сергей был бывшим одноклассником Маши и по совместительству старым другом. Облачен он был в черную пуховую куртку, которая надувалась от его бугрившихся мускулов.
– Как ты?
– Уже намного легче. По крайней мере, уже не так сильно плачу. Ты же в Питер уехал!
– Как видишь, здесь. Ты отлично выглядишь! – воскликнул Сергей и слегка потрепал девушку по плечу.
– Но еще не так, как раньше.
– Это да, до всего этого ты мне больше нравилась.
– Ой да иди ты! – Мари издала короткий смешок. – И насчет любовных наших отношений мы же все выяснили еще в седьмом классе.
– Но как мы с тобой танцевали и целовались на выпускном – это прям самое яркое мое событие со школы. До сих пор душу греет.
Девушка застенчиво отвела глаза.
– Забыла?
– Такое забудешь. Я же лучше всех в школе целовалась, ты мне сам так сказал.
– И я до сих пор в этом свято уверен.
– Да что ты говоришь, – с притворным удивлением сказала Мари. – А много ли девочек целовал?
– Достаточно. Знаешь, все равно не хватало твоих – как ты тогда шептала? – «сочно вишневых, мягких, как самый спелый персик и бархатно-нежных».
– М-да, гордости тогда было хоть отбавляй.
Они коротко прыснули.
– Ты на Новый год приехал?
– Насовсем, – махнул рукой мужчина. – Кафе там пришлось прикрыть. Нерентабельно и все такое.
Он тяжело вздохнул. Мари сочувственно взяла его за руку.
– Все наладится.
– Да я и не расстраиваюсь. Как говорится: «Все, что ни делается, все к лучшему». Тем более денежки остались и можно открыть что-нибудь здесь.
– Еще одно кафе?
– Не, в Москве этих кафешек, – он махнул рукой. – В Питере, конечно, тоже немало, но на такие, как у меня, спроса больше было.
