Это почти правда. Я не ощущаю раздирающей потребности убивать и калечить, но мне по-прежнему дерьмово так, что хочется нажраться, а этого делать ни в коем случае нельзя, особенно под нейролептиками.
– Ты перестал со мной разговаривать. Это плохо, Коулман, – мягко произносит Хана, полные губы расплываются в ласковой улыбке. Конечно, бл*дь, кому нужны мозгодробильные беседы с похотливой докторшей, когда ее рот способен творить чудеса с моим членом. – Одних лекарств недостаточно. Тебе нужна терапия. Мне не нравится твое состояние, Коулман. Ты напряжен…
– Так может заткнешься и поможешь мне расслабиться? – дернув ремень, расстегиваю ширинку. – На него твоя целебная херня не действует, – ухмыляюсь, поймав ее растерянный взгляд. – Мозги вырубает, а хер стоит, – грубо смеюсь и, обхватив блондинистый затылок, притягиваю Хану к набухшей эрекции. – Исправь ситуацию, – отдаю короткий приказ. Она послушно высовывает язык и медленно облизывает багровую головку. – По-быстрому, – рявкаю я, забивая член в податливое горло.
Хана из кожи вон лезет, так старается, но ее безотказная покорность только сильнее злит. Гребаная шлюха, притворяющаяся докторшей. Все они – тупые продажные суки. Только и умеют сосать и раздвигать ноги. Похер – кому и перед кем. Главное – чтобы заплатили.
– Пошла, – кончив, я грубо отталкиваю ее в сторону. Хана падает на задницу, задыхаясь и захлебываясь моей спермой.
Спрыгнув с кушетки, застёгиваю ширинку и иду к раковине. Включив ледяную воду, долго мою руки, глядя на свое отражение. Сучка права. Лекарства перестают работать, и даже знаю причину долбаного сбоя. Белобрысая дочка шейха с бл*дскими глазами и наглой улыбкой. В голове только она. Как гребаный вирус, взломавший все исходные установки. Сжав левый кулак, я со всей силы бью в зеркало. Хана верещит за моей спиной, а я бью снова. И снова. Раздается треск, сыплются осколки. Кровь стекает по разбитым фалангам.
– Перестань, Мердер, – бледная Хана появляется из-за спины, перехватывает занесённый кулак, пытаясь удержать. Дура. Беги, пока не огребла.
– Скажи спасибо, что это не твое лицо, – рычу я, отшвыривая от себя настырную прилипалу, и продолжаю превращать зеркало в кровавое месиво.
Боли нет. Стопоры вырваны. Предохранители сгорели. В голове ни одной мысли, только разрывающая пульсация и ярость, вернувшаяся с утроенной силой, и гнев, который необходимо выплеснуть. Я вижу себя словно со стороны, сверху, равнодушно наблюдая за тем, как беснуется свихнувшийся парень. Ничего не чувствую. Пустота. Парадокс, но через пару минут я ни о чем этом не вспомню. Моему сознанию не нравится видеть меня таким, оно зачищает следы, стирая ненужные фрагменты. Идеально выверенный алгоритм, работающий без единого сбоя.
– Годы идут, а ты не меняешься, Коулман, – сквозь покрывший разум алый туман, я слышу смутно знакомый голос с насмешливыми нотками. Это не Хана, медленно доходит до меня. Ей хватило мозгов свалить. Я, кажется, слышал хлопок двери…
Оборачиваюсь, пытаясь сфокусировать взгляд на рискующей нарваться на неприятности девице, и это чертовски сложно сделать. Когда мой мозг превращается в кашу под действием нейролептиков, я и собственное имя не могу вспомнить.
– Ты знаешь, что по тебе психушка плачет, да? – смертница подходит ближе и, протянув руку, обхватывает мое запястье и какое-то время рассматривает разбитые пальцы на левой руке. – Что наколешь сюда, Кол? – спрашивает безликая гостья. – Скоро на твоем теле не останется ни одного чистого куска кожи.
– Ты кто? – хриплю я, часто моргая.
– Фея крестная, – смеется девица.
Мне сложно определить, смелая она или глупая, но ей однозначно повезло, что зеркало приняло на себя основной удар. Я выпустил пар и временно не представляю опасности.
– Мы договаривались, что ты встретишь меня в аэропорту, – упрекает гостья.
– Вероника, – сдвинув брови, бормочу я, выхватив наконец из стелящегося тумана лицо черноволосой девушки с раскосыми зелеными глазами. – Гарсия, – вспоминаю ее фамилию.
– Так и знала, что ты меня снова кинешь, – обречённо вздыхает она.
– Я забыл. Были дела.
– Кто бы сомневался, – Ника Гарсия снова смеется и, отпустив мою руку, подходит к раковине и закрывает воду, а потом разворачивается ко мне всем корпусом и смотрит в глаза.
– Привет, что ли, – ее голос звучит мягко, и так же ощущаются непрошенные объятия, в которые меня заключают не спросив разрешения. – Я так рада тебя видеть, Кол, хотя не такой встречи ожидала, – шепчет брюнетка, прижимаясь щекой к моему плечу.
– У тебя новая нога, – бормочу я, снова начиная соображать и анализировать происходящее.
– Ага, – отзывается Ника. – Я попозже похвастаюсь своим мега крутым протезом и заодно отблагодарю тебя за него, – с ослепительной улыбкой обещает она. – А сейчас давай позовем голую докторшу и попросим привести твою руку в порядок.
– Как Израиль? Долетела нормально? – интересуюсь я, сделав глоток травяного чая, заваренного любительницей коктейлей Моной. Разобравшись с моими травмами, мы расположились на закрытой террасе с панорамным видом на огромный музыкальный фонтан со светодиодной подсветкой.
– Чуть не вышла замуж за одного нудного еврея, – поднырнув под мою руку, Гарсия тесно жмется ко мне, перекидывая свои ноги через мои колени. Она выпросила у Моны «секс на пляже» и периодически посасывает его через трубочку. – Вовремя одумалась, а полет прошел отлично. Представляешь, Йосеф купил мне билет в первом классе, хотя он жуткий жмот. Видимо дико жаждал, чтобы я поскорее свалила из его жизни.
– Он идиот, – со смешком отзываюсь я. Она не верит, трясет головой и, задрав юбку, демонстрирует оригинальный декорированный драгоценными камнями платиновый протез, установленный чуть ниже колена.
– Классный, да? – постучав по протезу, хвастается Вероника. – Качество просто потрясающее. Чувствую себя девчонкой из будущего. Хочешь потрогать?
– Мне нравится, – киваю я, погладив часть искусственной ноги. – Тебя не портит.
– Шутишь, что ли? Меня портила инвалидная коляска, а сейчас я настоящая богиня, – непринужденно смеется девушка. – Спасибо, – ее губы касаются моей небритой щеки. – Я знаю, что ты ввалил кучу денег в клинику.
Я морщусь, как всегда, раздражаясь, когда речь заходит о деньгах. На самом деле Гарсия бы не взяла у меня ни доллара. Поэтому пришлось искать другие варианты. Так мне и подвернулся перспективный проект талантливого протезиста, обладающего оригинальным видением того, как могут выглядеть обычные протезы. В итоге Вероника Гарсия стала не только первым пациентом высокотехнологичной клиники, отказавшейся от реалистичного протеза ампутированной в подростковом возрасте правой ноги, но и первой альтернативной успешной моделью, сумевшей изменить отношение многих к инвалидности. Она – пример того, как если очень сильно этого захотеть, слабость можно превратить в индивидуальность и добиться успеха и признания. Вероника Гарсия смогла. Ее лицо украшает рекламные билборды по всему миру, она не стесняясь позирует в бикини для фотоссесий модных журналов, ее смелостью и красотой восхищаются миллионы поклонников. И она – единственная женщина, которую я трахаю абсолютно бесплатно и считаю хорошим другом.
– Ерунда, Никки. Результат того стоит, – прерываю поток благодарных поцелуев. – К тому же, я должен…
– Не ты, а твой папаша, гореть ему в аду, – перебивает Вероника. – Вернусь в Бруклин и станцую на его могиле.
– Я бы присоединился, но пока не планирую возвращаться в Штаты, – отзываюсь, не испытывая ни малейшего раздражения от нелицеприятных слов в адрес моего горе-отца.
Когда Нике было всего десять, Даррен Мердер сбил ее прямо на тротуаре. Наверное, не стоит говорить о том, что ублюдок сел за руль обдолбанный вусмерть и тупо не заметил бегущую в магазин соседскую девочку. Даррен сел в тюрьму, а Ника осталась инвалидом на попечении мамаши-наркоманки, сбагрившей больного ребенка в приют. Я знаю, что таких историй миллион, и они давно никого не трогают. Особенно таких, как я, обладающих низким эмоциональным порогом. Жалеть, сопереживать, заботиться о людях – это не про меня. В большинстве своем человеческая раса представляется мне кучкующимися в стадные сборища безмозглыми паразитами. Я бы тоже благополучно забил на то, что произошло, так как арест отца стал лучшим событием за четырнадцать лет, прожитых в одной квартире с моральным уродом, но вышло иначе.
Я хорошо знал Веронику до аварии, мы росли в соседних квартирах в семьях с низкой социальной ответственностью, как это теперь принято называть. Она была полноватой латиноамериканкой, а я тощим ботаном-очкариком, и нас обоих изводили придурки с улицы. Наверное, это и стало сближающим фактором. Ника – единственный человек, с которым я нормально общался в тот период. В трущобах не особо жалуют заикающихся вундеркиндов, и когда в пятнадцать лет я оказался в престижном университете, то наивно полагал, что в обществе отпрысков успешных родителей меня наконец оценят по достоинству. Но чуда не случилось. Я остался изгоем, пока Амиран аль-Мактум не обратил на меня свое царственное внимание. Те, кто не видели в жизни ничего кроме дерьма, как никто другой умеют ценить хорошее отношение. Но всему есть предел. Я не долгосрочная инвестиция короля Анмара и пахал на него не для того, чтобы он, как и десятки ублюдков до него, ткнул меня носом в грязь, указав мое настоящее место.
– Еще бы, – понимающе фыркает Гарсия. – Ты тут неплохо устроился. В своей стихии. Толпа шлюх, роскошь, бурная деятельность, и моги набекрень. Кто так постарался?
– Ты о чем?
– О мозгах. Меня не на*бешь, Кол. Я тебя таким давно не видела.
– Надо чаще встречаться, – уклоняюсь от ответа. – У меня пожизненный диагноз. Это временная поломка. Скоро буду в норме.
– Ага, рассказывай, – запрокинув голову, она скептически смотрит мне в лицо, а я – на фонтан, в который ныряют перебравшие коктейлей русалки. – Здесь всегда так шумно? Не устаешь?
– Неа. Сама сказала: я в своей стихии.
– Аль-Мактум – самый лояльный правитель арабского мира, – протягивает Ника.
– Он мудак, возомнивший себя королем мира, – раздраженно огрызаюсь.
– И как зовут эту драную кошку, что между вами пробежала?
– Анджелина Саадат, – отвечаю я. Не вижу смысла увиливать. Между мной и Вероникой никогда не возникало недопонимания.
– И что с ней не так? – сдвинув брови, Ника игриво проводит ладонью по моему торсу.
– Все так, – хмуро отзываюсь, и проворные пальчики Никки застывают на ремне моих джинсов. Кажется, она по-настоящему заинтересовалась личностью «драной кошки». – Энджи – младшая сестра жены Аль-Мактума. Королевская кровь, знаешь ли, а я сын наркомана-уголовника и проститутки, еще в придачу с психическим расстройством и дерьмовыми генами.
– Его можно понять, – пожимает плечами Ника. – И что дальше? Ты любишь ее, или у тебя гонор включился. Украсть, так миллион, трахать, так королеву. Это все комплексы из херового детства, – как всегда прямолинейно заявляет Гарсия. – Понимаешь? Хочешь доказать всему миру, что ты чего-то стоишь? Так это не так делается.
– Да пошла ты, Ник, – вспылив, бросаю я. – Говоришь, как мой психотерапевт.
– Это тот, что огромными сиськами? – проницательно ухмыляется Гарсия. – Я серьёзно, Кол. Ты же гребанный гений, правая рука короля, успешен, богат, своя копания, любая женщина по свистку. Не искушай судьбу. Ты же не жениться собрался?
