Смех по пятницам

Любовь и Завертаев

Завертаев работал на телевидении. У него была такая работа – приставать на улице к прохожим. Это называлось «брать интервью». Бывало, объявит ему утром шеф тему, скажем, какой-нибудь «Кофе «Коко-Реко», а к вечеру у Завертаева уже всё сляпано-склёпано. Мельтешат на мониторе лица, рожи и рожицы. И все нахваливают этот самый «Коко-Реко». И пьют его, кто изящными чашечками с золочёными ручками, кто большими керамическими кружками, а кто и банками из-под консервов – и щеголеватый депутат, и красные как помидоры грузчики пивзавода «Балтика»; и длинноногая блондинка с кобылой в парке, и упитанный мальчик верхом на этой кобыле с блондинкой, и сама сивая кобыла Маня.

Да что там кобыла!… Завертаев своим языком мог раскрутить–расколоть на откровения даже гранитный шар на берегу Невы. И выведать, чем тот устраняет свои запоры, как борется с перхотью и какими прокладками спасается от прочих напастей.

И вот как-то раз, когда город, пыхтя и кашляя, перебирался из зимних сумерек в весенние насморки, Завертаеву объявили: «Любовь и любимые».

– Любимые что? – не понял тот. – «Средства от» или «Позы для»?

– Не мудри, – сказал шеф. – Просто любимые. С большой буквы. Сделай так, чтобы материал восьмого марта булькал в эфире: любовь, любовь, любовь…

И Завертаев сделал. Забрызганные, затюканные прохожие перед камерой вдруг заулыбались, запели куплеты, заговорили стихами. Старушка в ботах вспомнила какого-то счетовода Фёдорова, очкарик со скрипкой подмышкой и совковой лопатой на плече – свою учительницу пения. А юная врач-стоматолог из белого Бентли послала воздушный поцелуй одному весёлому деревенскому печнику…

Восьмого марта материал дали в эфир, и всё прошло на «ура». А вскоре Завертаев, оформляя в бухгалтерии какие-то бумаги, понял, что и сам неожиданно влюбился. В младшего бухгалтера Шурочку. Теперь и он готов был мяукать мартовским котом, каркать апрельской вороной и квакать майской лягушкой.

Тут его и вызвал шеф.

– Я влюбился! – выпалил с порога Завертаев.

– Понимаю, – сказал шеф и протянул ключи от квартиры. – К семи вечера чтоб вернул.

– Как ты можешь?! – оторопел Завертаев. – Я по-настоящему влюбился. Ну как ты можешь?…

– Прости, друже, я-то думал, что и ты ещё можешь – пожал плечами шеф. И ключи убрал.

Вечером Завертаев решил честно рассказать обо всём жене. Жена Вера напряжённо смотрела в телевизор, грызя семечки и сплёвывая шелуху в хрустальный стакан. На экране какой-то дон Марселло гонялся с ножом за какой-то Изабеллой. Правда, гонялся как-то вяло, без огонька.

– Вера, я влюбился, – сообщил в спину жене Завертаев.

– Козёл, – выдохнула та. – Даже нормально зарезать не может эту стерву.

Завертаев зашёл со стороны телевизора и повторил:

– Вера, я влюбился.

– Пожалуйста, встань немного в сторону, – попросила жена. И сплюнула шелуху в хрустальный стакан. Завертаев поплёлся на кухню, попил чаю, позвонил сыну:

– Андрюша, поздравь меня, я, кажется, влюбился.

– Поздравляю, – сказал сын, что-то дожёвывая. И пропел: «Хорошо – быть молодым. За любовь к себе сражаться…». Кстати, забери завтра Алёшку из садика.

Наутро Завертаев решительно пошёл в бухгалтерию, вызвал Шурочку и сказал ей, краснея:

– Я вас люблю. – И неожиданно для себя бухнул – Поедемте на Канарские острова!

– С обеда что ли? – спросила Шурочка, зябко кутаясь в мохнатый клетчатый шарф. – Вообще-то у меня вечером курсы.

После работы он бродил с внуком по скверу. Алёшка рассуждал:

– Я тоже на Новый Год влюбился. В Снегурочку. А потом она на лестнице целовалась с пьяным Дедом Морозом. Я теперь в жизни никого не полюблю.

– Да, – вздохнул Завертаев. – Жаль, когда мечта уходит.

А воробьи вокруг чирикали так громко, и стая собачек пробежала мимо так озабоченно, что он понял: весна. Пора снимать тёплое бельё. А то сопреешь.

Шутки на заборе

Мы с Морковкиным стояли у забора и читали объявления.

«Продаётся друг человека с поводком и намордником», «Доцент… в любой ВУЗ с гарантией. Обращаться в баню, спросить Федю из котельной», «Отдаётся собачка в хорошие руки», «Продаётся грудное молоко. Звонить по телефону… Спросить Виталия Павловича».

– Кровосос ты, а не Виталий Павлович, – сплюнул я. – Чтоб у тебя молоко пропало!

– Пишут, пишут, – хмыкнул Морковкин, – а ведь никто не читает.

Он вырвал листок из блокнота и вкривь – вкось написал: «ПрАпала кАза Милка. ПрАшу вИрнуть поадрИсу…», дописал свой адрес и пристроил листок на заборе. Я хотел написать «Меняю шило на мыло», но напряг извилины и выдал такую заборную миниатюру:

«СРОЧНО! Меняю самозаточное шило из комплекта «Сапатеро-Рапид» фирмы «Эшоп» со сменным жалом «Бриллиант» и ручкой системы «Манго» на мыло, желательно фирмы «Диндон». Возможны варианты».

Домой я попал лишь к вечеру. В квартире пахло лекарством.

– Коля! – бросилась ко мне жена. – Какое шило?… На какое мыло?!

Она зарыдала, я замер.

– Весь день… звонки, звонки… Потом пришли эти… Оставили тебе кусок хозяйственного мыла. А из твоих железок забрали шило… Я ничего не понимаю, Коля!

Зато я сразу всё понял. И от растерянности не мог развязать шнурок на ботинке. Дедушкино шило… Златоустовской работы… Я им обычно распутывал шнурки… Теперь придётся их намыливать.

– И твой Морковкин туда же, – всхлипывала жена, – звонит и плетёт про какую-то козу… Она у него в лоджии стоит.

«Нашлась всё-таки Милка!» – подумал я с облегчением, сел на пол и развязал шнурок зубами.

Страшная клятва

Я, Мухрыстиков Павел Иванович, клянусь, что никогда в жизни, находясь в трезвом уме и полном здравии, больше не сяду добровольно в кресло к мастеру Раисе Горшковой в Салоне красоты «Одуванчик-Бьюти», если даже сгорят все парикмахерские города, и мне придётся заплетать свои волосы в косы.

Если же я нарушу эту свою страшную клятву, то пусть от меня отвернутся все пассажиры в автобусе, пусть все прохожие на улице станут шарахаться от меня, а молодые мамы – пугать мною своих детей. Пусть на почте по паспорту мне не выдадут денежный перевод. Пусть в пивном баре меня не признает Мишка Ермолаев. Пусть во дворе мимо меня пройдут, не узнав, сын Егор и любимая овчарка Найда. Пусть соседка Травиатта Митрофановна побоится подниматься со мной в лифте. Пусть жена Таня не пустит меня на порог собственной квартиры!…

Мухрыстиков слизнул со щеки горькую слезу и в отчаянии нажал кнопку звонка.

Жена Таня кинулась ему на шею.

– Где ты так долго был, Паша?! – и вдруг отшатнулась. – От тебя пахнет духами!!

– Я, Таня, это… Я в парикмахерской был… Стригся…

Таня внимательно посмотрела на него.

– И правда! Какой ты у меня теперь красивый и молодой! – и снова прильнула к мужу.

Пастушья диета

Краснощёкин с тоской смотрел в потрёпанную тетрадь и стучал по клавишам:

«Диета сицилийская. Понедельник. Утром – кофе без сахара. Днём – долька лимона без сахара…»

Эту тетрадь его жене Люсе дала на один день Анжелика Верблюнская.

«…Вторник. Утром – три маслины без косточек, днём – один грецкий орех без скорлупы, вечером – одна креветка без панциря…»

Краснощёкин представил себе крутые обводы Анжелики Верблюнской, улыбнулся и мысленно пожал руки авторам этих диет. И вдруг остановился. А его-то жене Люсе это зачем? Он сядет обедать, а она пристроится напротив с долькой лимона в зубах?

Краснощёкин содрогнулся. Потом внимательно перелистал тетрадь – все триста двадцать три диеты не сулили ему ничего хорошего. Он быстро убрал с экрана текст и принялся набирать новый, сочиняя на ходу:

«Диета пастушья. Понедельник. Утром – овсяная каша на козьем молоке, лепёшки с творогом, кумыс (можно заменить йогуртом). Днём – похлёбка пастушья мясная, хлеб с отрубями…»

Глотая слюнки, Краснощёкин быстро наполнил неделю вкусной и здоровой пищей, а в конце неожиданно приписал: «по вечерам – перегон стада (можно заменить часовой прогулкой с громким пением». А что? И он щедро пересыпал свою диету танцами у костра, игрой на дудке, щёлканьем кнута, созерцанием звёзд и сексом на копне сена…

Вскоре в их доме появились пастуший рожок, а на даче – кнут и копна сена.

Краснощёкин с женой Люсей стали подниматься чуть свет, обливаться холодной водой, подолгу бродить по окрестностям, есть йогурт и громко петь песни. Люся на глазах помолодела. Ей звонили подруги, подруги её подруг, и она диктовала им его диету. Да и сам он почувствовал такой прилив сил, что Люся заказала на дачу ещё две копны сена, а сам он в один присест написал рассказ о том, как сочинил «пастушью диету».

Редактор Галина Ахметовна, прочитав рассказ, обрадовалась.

– Очень кстати! – Она кивнула на мешок с письмами в углу кабинета. – И это только за одну неделю. Все просят опубликовать какую-то «пастушью диету». Теперь напечатаем ваш рассказ и закроем эту тему.

Она вышла из-за стола, присела рядом с Краснощёкиным и попросила вполголоса:

– Голубчик, пожалуйста, подарите мне один экземплярчик вашей диеты, а?

Сингапурские трусы

Парафраз на миниатюру Н. Жильцова

Вышел Коля на крыльцо. Трусы на нём сингапурские. Во всей деревне ни у кого таких нет. Ни в Москве нет, ни в Питере, ни в Елополе… Даже в Сингапуре и то, поди, нет. А у него есть!

Стоит Коля на крыльце, а вокруг – ни души.

«Что же, – думает, – так и стоять мне на крыльце в сингапурских трусах? На крыльце можно и в наших постоять, в семейных…»

Вскочил на велосипед и погнал за околицу. В поле бабы работают. Манька Мамонова разогнула спину:

– Никак Колька Жильцов катит?!… Лихой парень!

Бабы работу побросали, на Колю пялятся.

«Что, сингапурских трусов не видели? – радуется Коля, проносясь мимо. – Темнота деревенская!»

Доехав до опушки леса, спохватился:

– Мать честная, а трусы-то где же?!

Крепко выругался и погнал велосипед обратно.

Спасибо, ребята!

Финал. Проигрываем 4:5 и всего двадцать секунд до сирены. Вбрасывание. Хоп! Я подхватываю шайбу на крюк и врываюсь в их зону! Шайбу влево! Вправо! Вратарь мечется… Бросок! Гол!!! Ура-а-а!

Я бегу, подняв руки, вдоль ревущих трибун! Но разве далеко убежишь? Здоровяк Миша Пудов с ходу припечатывает меня к борту и лупит по каске! Следом врезаются Дремлюга и Саня Буйлов. И тоже по каске… наотмашь… от радости … Звенит в ушах… Пытаюсь вздохнуть, но тут же вздрагиваю – это чей-то дружеский кулак достаёт до моей шеи…

Все наши уже здесь, вся скамейка – Батыр Молдобаев, Квадратов, Чугунов… Поздравляют… Сегодня уже в третий раз… И всё по голове… Спасибо, ребята… В команде у нас двадцать два крепыша… Спасибо… Трещит каска… Спасибо… Я больше люблю быть ассистентом… дирижёром атак… Спасибо… И ты, брат?!

Счёт 5:5 и семь секунд до сирены. Вбрасывание.

Хоп! Шайбу влево! Вправо! И… подальше, подальше от их ворот! Ну её, эту славу!

Здоровяк Миша Пудов с ходу лупит меня по каске! Следом врезаются остальные… За что?… Какой гол?! От конька защитника?… Его и бейте… тьфу, поздравляйте!… Я не хотел!

Спасибо, ребята… Спасибо… Спаси…

В гамаках

Вершина лета, отпуск, юг.

Паша Пичурин и Миша Булкин, плотно поужинав, разлеглись в гамаках.

– Хорошо-то как, Миша, – пропел Пичурин, почёсывая живот.

– Угу, – отозвался Булкин и отпил из плоской фляги.

– Я, Мишечка, раньше парусом занимался. Бывало, вымокнешь как старая медуза. Да ещё на крутой волне страху натерпишься.

– Парус – это для отпетых, – сказал Булкин. – А я по молодости велосипед крутил. Потом Надя сказала: или я, или велосипед.

– Надька лучше, – рассудил Пичурин. Булкин улыбнулся.

– Она в больнице работала. А я с этим велосипедом в гипсе лежал.

– Тоже опасный спорт, – вздохнул Пичурин.

– А городки? – Булкин ещё раз глотнул из фляги. – Чуть зазевался – и по ногам палкой!

– По ногам или по зубам, – согласился Пичурин. – Мой сосед даже в шахматном клубе схлопотал доской по лысине.

– Доской?! – восхитился Булкин.

– Шахматной доской. Вернее, шахматным столиком… Зато он играть лучше стал. Но без каски играть теперь не садится.

– Поумнел, значит. – Булкин протянул Пичурину флягу. – На, глотни.

– Хватит лакать, – зевнул тот. – Оставь на утро.

– У нас там ещё полканистры, – успокоил его Булкин, но флягу с водой убрал.

Потом выскреб из бороды сосульку и швырнул её вниз. И пока она летела к далёкому леднику, друзья разложили на животах под свитерами сырые носки на просушку и заснули крепким сном счастливых людей.

Потому что был юг, отпуск и вершина.

Цыганка

Человек в выцветшем спортивном костюме и стоптанных кроссовках дремал на скамейке под пальмой. Он уже не был старшим инструктором альпинистского лагеря «Торпедо» Вано Шаруда, но пока ещё и не стал старшим экономистом Елопольской базы «Заготскот» Иваном Филатычем. Он был где-то между этими двумя своими ипостасями, как говорится, на полпути, а если точнее – сидел под черноморской субтропической пальмой, одурев от жары и безделья. До самолёта оставались ещё целые сутки, а ему уже не хотелось ни моря, ни фруктов, ни сухих вин. Иногда, отыскав глазами далёкие горы, он вспоминал своих бородатых друзей, недавние лихие восхождения, холодные ночёвки в гамаках на скальных стенах, и вздыхал ещё тяжелее.

– Ай, кто тебя опоил женский кровь, кто тебе порча делал? – услышал он над собой вкрадчивый женский голос и приоткрыл одно веко.

Бусы, монисто, цветастые юбки, шали, босые ноги… Ваня Шаруда всегда избегал цыганок.

– Проходи, денег не дам, – выдавил он из себя и опустил веко.

– Денег не надо, я тебя так от плохой кровь избавлю, – цыганка наклонилась к нему, – дай только рубль на дети.

«А ведь не отстанет», – решил Ваня и достал первую попавшуюся монету.

– Ты не пожалел два рубля на дети! Ты добрый человек! – запричитала цыганка. – Теперь я скажу тебе, как от плохой кровь избавиться.

Ваня и вздрогнуть не успел, как она выдернула волос из его и так не очень богатой причёски. «Считанная волосина», – вздохнул он. А цыганка уже протянула волос между крепкими коричневыми ногтями, закрутив его в мелкие колечки.

– Ай – ай – ай, совсем плохо! Будешь с женщиной позориться, совсем обмякнешь. Я тебе так сделаю, всю жизнь благодарить будешь. Заверни этот волос в бумажную деньгу, он кровью покроется. Деньгу эту сразу потрать!

«Чёрт те что, – подумал Ваня. – Волос с кровью… Ерунда какая-то… Впрочем, действительно, что-то я обмяк в последние дни… Пусть гадает, может, скуку разгонит… Тем более, что денег не берёт».

Достал пятидесятирублёвую бумажку, потянулся за волосом.

– Стой! – Тебе нельзя в руки брать! Сама заверну.

Вложила волос в синюю бумажку, смяла её в какой-то немыслимый комок, зажала в кулак.

– Плюнь на деньгу! Скажи: чёрт…

– Ну, чёрт…

– …отпусти мою…

– Ну, отпусти мою…

– …кровь!

– Ну, кровь…

– Ещё раз плюнь! Скажи, сколько тебе за мой работа не жалко?

– Что не жалко? – не понял Ваня.

– За мой работа, что я тебя от порчи спасала, сколько не жалко?

– Иди-ка ты… Гони назад пятьдесят рублей, – заволновался Ваня.

– Ты не позорься, иначе я тебе так сделаю, что плохо твоему нижнему телу будет, совсем позор…

– Я тебе два рубля на детей давал? Гони пятьдесят рублей!

– Тьфу! – разжала ладонь. Денег нет.

«Плакала моя денежка, – обмер Ваня. – Она её уже давно куда-то втёрла! Ведьма! Да это же почти бутылка «Кахети»!

А цыганка тараторит:

– Деньги за работа давай! Дети твои совсем гнилые будут. Самому с женщинами позор большой будет. Совсем пропадёшь!

«Ей ещё и деньги давай… Вот ведьма!… Тридцать лет прожил, всегда от них шарахался и на тебе… А всё потому, что голова отдыхала. Пора включать голову, снова становиться старшим экономистом Иваном Филатычем».

И вдруг осенило: она же корчит из себя ведунью, хозяйку темных уголков сознания, сама должна верить во всякую чушь… Без этого её бизнес не заваришь… Значит, сама должна бояться непонятных заклинаний!

– Не вернёшь деньги, я прокляну и тебя и весь твой табор! Всех твоих ромалэ и чявалэ с потрохами!

Ваня припомнил страшные альпинистские байки, которыми в горах пугают новичков у костра. И сказал:

– Ты обидела Чёрного Альпиниста, Джантуганского Человека и Эльбрусскую Деву! Мундус универзус экзерцет гистрионен!

Он закатил глаза, воздел руки к пыльным листьям пальмы и запричитал загробным голосом, вспоминая названия горных вершин: Донгузорун–Гичи–Чегет–Карабаши… Сулахат, Софруджу, Гумачи, Кичкидар! Развернитесь чёрные Каракая, Шхельда, Джугутурлючат!…

Цыганка притихла, в её глазах появилось любопытство, а потом и замешательство.

А Ваню понесло, он перескочил с названий гор на формы горного рельефа:

– Чёрная мульда, Серый бергшрунд, Кровавый рантклюфт!

Он искоса глянул на цыганку, заметил некоторый испуг в её чёрных глазах и продолжил пугать:

– Ушба! Домбай-Ульген! Бу-Ульген! Кичкидар! Хицан! Сонгути!…

И вдруг неожиданно визгливо крикнул:

– Деньги давай! Я столько уже наговорил, что без денег тебя не отмыть!

– Отпусти, – захныкала гадалка. – Я тебя от порчи спасала, хорошо твоему нижнему телу делала…

Но Ваня был неумолим.

– Велфер! Абвер! Хайрез! Косплей! Урби эт орби!… Деньги гони!

Ему в руки уже перешла сильно помятая его пятидесятирублёвая купюра, и его же двухрублёвая монета, и ещё монеты – рублёвые, пяти– и десятирублёвые, и даже один жетон московского метро. Ваня обмяк и уже миролюбиво сказал:

– Флэшмоб, лайфхак, кэш-флоу… Дуй отсюда, пока не передумал!

Цыганка, подобрав цветастые юбки, что-то бормоча и оглядываясь, засеменила прочь. С соседней скамейки на Ваню с любопытством смотрел какой-то здоровяк в белой бейсболке и с таким же белым незагорелым лицом. Ваня шагнул к нему:

– Слышь, красивый, давай погадаю!

Здоровяк вскочил и заспешил прочь.

– Стой, что скажу! – лениво крикнул вслед ему Ваня. И побрёл по аллее, оценивающе разглядывая прохожих.

Жара начала спадать.

Ключ

Я сошёл с электрички на станции Малозубово и сразу же увидел эту вывеску. Крупные буквы кукарекали на всю площадь:

«СМОЛКА ЛЫЖ. ВСТАВКА МОЛНИЙ, КЛЮЧИ СРОЧНО».

Под бумажником у меня засвербило: «А вдруг?»

Я достал заветный хитрый ключик и сунулся в окошко:

– Такой можете сделать?

Я заранее знал, что не могут. Как не могли в Марселе, в Монреале, в Мельбурне и даже в Мышьегорске. Большая рука, украшенная якорями и афоризмами, приняла ключ. Красивый бас спросил:

– Сколько штук будем делать?

Я собирался сказать «три», но от неожиданности выкрикнул фальцетом:

– Шесть!

– Учти, голубь, ручная работа.

– Всё равно шесть! – горячился я, всё ещё не веря в удачу.

Там что-то зажужжало, я крикнул:

– Когда будет готово?

– Сейчас.

– Мне сейчас не надо, я завтра зайду.

Жужжать перестало, высунулась рука, погрозила мне пальцем.

– Такие деньги берём за присутствие заказчика. Так что стой спокойно на якоре и присутствуй.

Воробьи в луже терзали арбузную корку. Бледнолицые торговки клюквой перекидывались шутками с чернявыми продавцами арбузов и дынь. Тут из-за угла вывернул мой автобус. Я кинулся к окошку:

– Я завтра зайду!

– Уже готово, голубь, где ты порхаешь?

Я суетливо сунул в окошко деньги, схватил тёплые блестящие ключи и бросился к автобусу. Окошко рявкнуло:

– А сдача?!

И я вернулся.

В автобусе раскрыл газету, да читать не могу, всё соображаю, где же я опростоволосился?

Достал ключи, сложил стопкой, наложил сверху свой родной – совпадают, не придерёшься.

«Всё равно, – думаю, – где-то схалтурил. Наверное, заусенцы не снял».

Снова сложил газету, достал ключи. Никаких заусенцев. На всякий случай попробовал на зуб – крепкие. На вкус – железные.

Целый день хожу, сообразить не могу, где же меня надули. В первой же мастерской показал ключ мастеру. Услышал привычное:

– Извините, таких не делаем.

Через неделю приезжаю домой и сразу с ключами к хитрому замку. Щёлкает, как новенький. Правда, старый ключ, как и раньше, немного заедает. Мистика какая-то!

Так я до сих пор и не знаю, в чём же меня провели. Но докопаюсь обязательно.

Чистые болты

Конструктор третьей категории Борис Кукунин вторую неделю сидел в командировке на Елопольском Заводе барашковых гаек. «Сидел» – это так принято говорить. Боря же носился по всем цехам и службам завода, выбивая эти хитрые барашковые гайки для одного сверхважного стенда по испытанию космических аппаратов.

Тут ему и позвонил из Москвы Копалыч, его начальник.

– Ещё не совсем проигрался там в преферанс? – по-отечески тепло пошутил начальник.

Боря попытался рассказать ему о трудностях с барашковыми гайками, но Копалыч перебил его:

– Да плюнь ты на эти барашки! Мы их уже заменили на обычные гайки. А к тебе вот какая просьба. Разыщи там в Елополе Завод чистых болтов. Записал? И выпроси у них десяток болтов М10 из тех, что они гонят на экспорт. Мы все надеемся на тебя. Особенно Генеральный.

– Что?… И Все… И Все… И Всеволод Васильевич тоже? – испуганно переспросил Боря.

– Да. Особенно он, – подтвердил Копалыч. – Не подведи.

В проходной Завода чистых болтов скучала пожилая вахтёрша.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.