а жалит ярко и внезапно
как отмахнуться?
«Мухи злы…»
Мухи злы
укусит как ожжет
Борис Леонидович
на огороде —
не самое милое зрелище
парусиновые брюки – и животик
под солнцем потеет
старается —
принципиален
интеллигент —
для народа
«Лежит Холин…»
Лежит Холин
выступы скул
старый костяк
перед глазами
какого заказали
непохожий на себя
вылупился из
здравствуй незнакомец
«кухня адская…»
кухня адская
подогреть поджарить
с гарниром
на моих ступнях
уже какая-то химия —
носки с лавсаном
под ногами —
застывший битум
а кругом – кубические горы
из красной глины
сложенные человеком
ходят голые животные
на голове – ошметки
что было гривой и шерстью
«Ветер водит пальцами по сизой…»
Ветер водит пальцами по сизой
огромной поверхности вод
самолеты над авиабазой
продолжают водить хоровод
«собирались строились стояли…»
собирались строились стояли
то ли пересчитывали то ли спорили
голоса впереди настояли
от посторонних глаз себя зашторили
«следы снежного человека…»
следы снежного человека
следы собаки
следы шин
СИНГАПУР
мини-роман
Бабочка в полете —
Тысяча крылышек —
Одна душа.
(хокку – XII век)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Длинная трубочка, свернутая на конус из тонкого листа латуни. На конце отогнутый назад коготь. Надела на палец и стала таиландочкой. Глаза газели улыбнулись – пощекотала мне подбородок, слегка царапнула. От тебя и пахло теперь по-другому: чем-то пряным, сладким, гнилостным. Кругом по-прежнему стены, пестрая мебель. В белом окне уходит вверх зимняя Москва, будто она такая узкая и – в горах, крыши над крышами, напоминает дагестанское селение, вот только купол с крестом золотится. Старая Москва в районе Покровки.
Ты приближаешь лицо почти вплотную. Глаза шире лица.
– Увези меня в Таиланд.
По всему вечернему Бангкоку шляются длинноволосые парни и узкобедрые женщинки, их плоские лица улыбаются. Мы их видим в просвете полураскрытой двери, там, где должен быть коридор, – неестественное солнце. Я беру тебя, легкую, узкую, как таиландку, на руки, усаживаю в твою коляску и вкатываю тебя прямо в Сиам Центрум.
Витрина элегантнейшего магазина: черные шелковые платья, разрисованные рубашки из тончайшего батика, золотые зажигалки, сумочки из кожи питона – ты остановилась пораженная, даже поехала назад.
Снизу – с тротуара протягивает к тебе, к твоим коленям, остро торчащим над выдвижной ступенькой, свои изуродованные проказой руки нищий – полусидит, толстая слоновья пятка вывернута наружу гниющим развороченным мясом. Господи! Там дальше из темной улочки вдруг повеяло чем-то сладким соевым тошнотворным, запахом густым, как соус, – тропиками, Востоком.
Испуганно я потянул кресло назад – через порог в нашу квартиру. Как это у нас получается? Не знаю, мы даже не туристы, обыкновенная женатая пара, москвичи не первой молодости, к тому же у тебя отказали ноги – и мы не можем путешествовать и ходить в походы, как бывало в студенческие годы. Может быть поэтому мы научились попадать в разные места, обычно от нас удаленные, другим способом.
Когда это нам открылось, мне показалось, никакого секрета и особой сложности здесь нет. Механизм прост. Все дело в интуиции. Иногда, обычно в сумерки, мы начинаем чувствовать особую теплоту, тягу друг к другу.
Раньше я брал тебя из кресла на руки, легкая, ты крепко обнимала меня за шею: «Какая у тебя шелковистая гривка!» – и мы оказывались вдвоем на кушетке, на полу, в ванной, где придется. Обычно ты не снимала легкой юбки, просто сдвигала шелковые трусики. Очень скоро мы начинали чувствовать себя одним – единым. И вот это четвероногое и двухголовое существо могло оказаться где-нибудь на песке у моря или на крыше нью-йоркского небоскреба, например. Нас пугали сначала такие мгновенные и странные перемещения. Открываешь глаза, а ты где-нибудь в пойме Амазонки. Скорей, скорей отсюда, в жидкой грязи уже плеснуло хвостом и задвигалось… Ну, не мешкай! – где ты? – скорей уноси нас…
