banner banner banner
Время уходит в вечность. Памяти моей матери
Время уходит в вечность. Памяти моей матери
Оценить:
 Рейтинг: 0

Время уходит в вечность. Памяти моей матери


– Ты так все пуговицы у неё на пальто оторвёшь!

Чтобы успокоить меня, она доставала с полки самую красивую куклу – Красную шапочку, с которой детям играть никогда не разрешали. Но ничто не могло меня утешить, мне нужна была только моя мама.

К чести нашей воспитательницы надо сказать, что она после вечерней смены часто брала меня к себе домой. Ночевала я у Валентины Фёдоровны охотно, все-таки я была дома, а не в саду!

То зелёное пальто мама носила долго. Братик подрастал, нам дали новую квартиру, тоже на первом этаже.

Как-то раз мама отлучилась в магазин. Мы ждали её на кухне. Я читала, положив книгу на подоконник, а брат находился рядом со мной в своеобразном «манеже», который тогда устраивали для детей: на самодельную деревянную табуретку ставилась ещё одна, ножками вверх, внутрь которой опускался ребёнок. Выпасть оттуда он никак не мог. Перетаптываясь на месте, братик держался ручками за перекладины между ножками и глядел в окно. Табуретку с ним я придерживала рукой.

Чтение моё внезапно прервал громкий плач:

– Мама! Мама!.. – Брат заливался слезами и стучал кулачком по стеклу.

Я посмотрела в окно и увидела нашу соседку, одетую в пальто, очень похожем на мамино, которая остановилась у подъезда с кем-то поговорить. На ней был ещё и платок как у мамы, такого же красного цвета.

Возмущённый малыш не понимал: почему мама так долго разговаривает, не обращая на нас никакого внимания?

Без мамы мы жить просто не могли! Уже взрослый, брат, где бы он ни находился, из любого конца страны непременно приезжал на её день рождения. А она… была с ним до самого конца, до самого последнего его вздоха.

Мама прожила очень нелёгкую жизнь. В шесть лет она осталась круглой сиротой, в голодные военные и послевоенные годы росла в детском доме. Муж, с которым была знакома со студенческой скамьи, оказался жестоким самодуром, а после рождения сына стал ещё и пить, оправдываясь тем, что только так и «закрывают наряды» на стройке, где работал прорабом.

У меня остался в памяти самый первый вечер, когда он начал крушить всё в квартире. Мы втроём тряслись от страха, сидя на большой кровати за шифоньером, который отгораживал «спальню» от остальной части комнаты. Мама держала на руках, прижимая к себе, тогда ещё грудного брата.

Утром я собирала с пола наши растоптанные игрушки, среди которых был очень красивый пластмассовый мячик. Один бочок у него был нежно-розовый, а другой – совершенно прозрачный. Внутри был прикреплён маленький зайчик в развевающемся разноцветном шарфике.

Погромы в квартире стали повторяться всё чаще. Каждый вечер мы холодели от ужаса, если отец задерживался на работе и не приходил домой вовремя.

– Значит, опять придёт пьяный, – говорила мама, и мы бежали прятаться, проситься ночевать к соседям по дому, по подъезду, к каким-то его дальним родственникам, жившим в нашем городе, маминым подругам…

Случалось, что мы жили у них подолгу, страшно было возвращаться домой, ведь он стал поднимать руку и на нас с мамой.

Я видела, как отец схватил стоявшую на столе тяжёлую швейную машинку в деревянном футляре и с силой бросил её в маму через всю комнату.

Обычно зимой сушили бельё на верёвке, протянутой через всю квартиру. Это бельё он с остервенением сбрасывал на пол и топтал грязными ботинками.

Как мы заверещали с братом, когда однажды он схватил маму за шею и начал её душить! Только наш крик и остановил его тогда.

И всю жизнь она не могла позволить себе купить сапоги повыше да потеплее, так и ходила зимой в коротких.

От пинка «любимого» мужа на голени образовалась огромная вмятина, над которой нависала деформированная мышца.

Все мы были тогда так запуганы, что сопротивляться или пойти куда-то пожаловаться на него нам даже не приходило в голову! Мы были убеждены, что после этого он нас просто убьёт. А на людях старались держаться настолько независимо, чтобы никто даже и подумать не мог, что нам в семье очень плохо.

После развода, на который мама всё-таки решилась, мы целыми вечерами сидели рядышком на диване, тесно прижавшись друг к другу, и долго-предолго разговаривали.

Вспоминая нашу жизнь, поражались сами на себя: как же мы выносили этот постоянный запредельный ужас и как вообще смогли выжить? Всегда вспоминалось одно только плохое, а чего-то хорошего, светлого – как будто и не было.

А потом лучшие мамины годы и силы ушли на спасение сына, который как раз и заболел в то тяжёлое время. Много претерпела потом от его пьянства и запоев жены, вынянчила внука. Сколько раз заставала обоих, ничком лежащих на диване: одного в очередном приступе без сознания и рядом другую – совершенно невменяемую!

Каждый вечер шла проверять, в каком состоянии они находятся, можно ли с ними оставить ребёнка, в садик же с утра водила сама.

И по первому зову немедленно мчалась на помощь!

До последнего дня мама была на ногах, не желая докучать нам заботой о себе. После операции на сломанной руке она пожила некоторое время со мной и Даней, но при первой же возможности (в нашем доме из-за ремонта стали отключать то газ, то воду и свет) запросилась к себе и, не желая нас обидеть, говорила:

– Я у вас как в санатории, а там я – до-о-ома!

Конечно, она видела, что наша жизнь в то время была выстроена под режим тяжело заболевшего Дани, находившегося у меня под опекой, которого учителя обучали на дому.

На время проведения у него письменных экзаменов необходимо было предоставить отдельную комнату с письменным столом для него и экзаменатора, в другой – разместить прибывшую комиссию, состоявшую из нескольких учителей и врача.

Мама была так деликатна, что не согласилась провести эти несколько часов у соседей, боясь их стеснить или доставить им какие-либо неудобства своим присутствием, и пролежала тихонечко весь экзамен на устроенной для неё на балконе постели…

И вот последний мамин звонок:

– Мне плохо!

Скорая помощь, объяснившая причину болей известным «видно, съела что-нибудь», обычный укол анальгина, кардиограмма, сунутая мне в руку таблетка:

– Дайте ей, чтоб пульс не частил…

Через сутки, в которые мы очень надеялись на улучшение её состояния и которые прошли довольно спокойно, мама потеряла сознание. Снова «скорая». Трое соседских мужчин откликнулись на мой заполошный стук в чёрную темень раннего утра и помогли занести её в машину.

В больнице врачи и медсёстры, и так предельно уставшие после нелегкой ночной смены, быстро и слаженно продолжали свою дежурную работу: анализы, рентген…


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 50 форматов)