Выйдем, мечами помашем,
домой поедем с поклажей:
копий наберём браных,
одеж поснимаем тканных
с убиенной нами дружины.
Хошь и тебе половину!
Дома тебе не сидится?
Не сидится, бери дубину!
И про тебя напишут былину.
Добромир понял, что эти богатыри лишь духи и все их слова – пустомельство. Отмахнулся от них детинка и продолжил рубить дрова. Богатыри же, потоптавшись немного во дворе, ускакали на небо, а там и сгинули. Добромир, глядя на них, конечно расстроился, воткнул топор в чурку и пошёл домой, но не в свою светлицу, а прямо в горницу матушки своей Амелфии Несказанной. Матушка в тот вечер сидела у печки, вышивала портрет любимого сына и что-то тихонько мурлыкала себе под нос. Добромир кинулся ей в ноги:
– Милая моя матушка Амелфия Несказанная, не к лицу мне, добру молодцу, взаперти сидеть в светлой горнице, на бел свет глядеть сквозь письмена заветные! Хочу я всяким военным наукам обучаться, удалью молодецкой хвастаться, своей силе сильной применение иметь!
Вздохнула добрая матерь, отложила в сторону своё рукоделие и сына жалеючи, отправилась за советом в палаты белокаменны, к городскому главе – посаднику княжьему Евлампию Златовичу.
А Евлампий Златович в ту пору был занят работой важнейшей, в просторных подвалах пересчитывал богатство города Большого Китежа: сундуки со златом да драгоценностями. Рядом с ним толкались ключник и старший советник, которые так и старались сбить со счёту городского главу да звали чай пить с пряниками сладкими. Тут вбегает к ним, запыхавшись, немой служка и жестами зовет посадника наверх, в палаты белокаменны. Евлампий Златович расстроился, что его оторвали от дел научных; и ругая всё на свете, а также самого себя за жалость к немому служке, поволок своих подданных в палаты. А в палатах томилась в ожидании Амфелия Несказанная. Завидев посадника, она кланялась низко, челом била, речь держала:
– Гой еси, отец ты наш Евлампий Златович, не вели со двора гнать, вели слово молвить за чадо свое ненаглядное, младого Добромира, единственного богатыря во всём великом граде Китеже. И стал свет ему не мил без дела ратного! Отправь-ка ты его на год-другой в стольный Киев-град, на заставушку богатырскую, военному делу обучаться, к тем богатырям воеводушкам, что на весь честной мир славятся подвигами своими да делами ратными!
Евлампий Златович, нахмурился и опять расстроился:
– Иди, иди до дому, матушка! А мы тут будем думу думать как из такой заковырки нам всем выползти.
Взял Евлампий за плечи белые Амелфию и бережно выпроводил её из терема. Та пошла, а он ещё долго смотрел ей в спину:
– Эх, неохота единственную силу-силушку в чужие края отпускать. Ой да переманят Добромира богатыри киевские к себе в дружинушку! Жди-пожди, ищи-свищи его опосля. Пропадай святой град без защитушки!
Вздохнул посадник тяжко, за ним следом вздохнули советник и ключник. Лишь немой служка мычал и жестами показывал на голубятню, где гулили почтовые голуби, крылышками махали да в дорогу просились.
Евлампий Златович, наконец, догадался:
– А и то верно, пошлю-ка я грамотку скорописчую на заставушку в стольный Киев град, к богатырям тем киевским. Пущай сюда сами идут да научают нашего Добромира делам воинским!
Зашёл посадник в терем и приказал писарю Яшке писать сию просьбу великую. Яшка сел за работу. А пока писарь писал, Евлампий Златович смотрел в окошко: наблюдал как немой служка бегал по двору, пытаясь отловить самую жирную голубку. Советник с ключником умно кивали головами.
А как грамотка была написана, немой служка привязал её к жирной голубице и со свистом отправил почту в Киев, на заставушку богатырскую. Облегченно перекрестясь, Евлампий Златович и его свита, попёрлись в терем чай пить да ужинать.
И полетела голубица по бескрайним просторам матушки Руси: мимо озера Светлояр, мимо Малого Китежа, мимо старого Нижнего Новгорода, мимо златоглавой Москвы и славного града Чернигова. Вон и Киев-град виднеется, а пред ним застава богатырская. А на заставе богатыри сидят, завтракают пшенной кашей, балагурят. Подлетела голубица к самому толстому богатырю и уселась ему на шелом. Не шелохнулся богатырь Илья Муромец, не почувствовал незваную гостью на голове своей могучей. Зато Алёша Попович заприметил неладное на шеломе у Ильи Муромца и давай реготать, яки конь:
– Чи Илья сидит передо мной, чи голубятня? Не пойму никак! А чего наша дружинушка зрит-видат?
Обернулись дружинники на своего воеводу и давай хохотать что есть мочи! Тут поднялся Микула Селянович на ножки резвые и огромной ручищей аккуратно снял голубку с шелома Ильи Муромца, отвязал он грамотку скорописчию и прочитал как смог:
«Гой еси, добрые витязи, сильные могучие русские богатыри киевские! Привет вам шлёт посадник княжий Евлампий Златович из святого града Велика Китежа. А дело у нас до вас серьезное. Родился в Великом Китеже богатырь Добромир нам на помощь, граду на защиту. Но одна беда приколупалась: не обучен он делу ратному, бой-оборону вести не может. Приходите до нас. Обучайте Добромирушку наукам воинским. Хлеб, соль – наши, сундук злата – ваши. А как добраться до нас: голубка вас и проводит. Челом бьем да низко кланяемся.»
Стали богатыри решать: кого на выручку спровадить? Кинули жребий, тот пал на Добрыню Никитича. Поднялся тут Илья Муромец, похлопал по плечу младого Балдака Борисьевича, от роду семилетнего, да и говорит:
– Ну, дабы Добрыня зазря времени не терял, а зараз обоих воинов обучил, отправляйся-ка и ты, сынок, в дорогу дальнюю!
Что ж, служба не нужда, а куда поманит, туда и нога. Сели Добрыня Никитич и Балдак Борисьевич на своих верных боевых коней, и поскакали, быстры реченьки перепрыгивая, темны леса промеж ног пропуская: мимо славного города Чернигова, мимо златоглавой Москвы, мимо старого Нижнего Новгорода да Малого Китеж-града. Голубка впереди летит, путь указывает.
Вот и озеро Светлояр виднеется, блином на сырой земле лежит, гладкими водами колыхается, голубой рябью на красном солнышке поблескивает. Рядом град стоит Большой Китеж, златыми куполами церквей глаза слепит, а на рясных площадях ярмарочные гуляния идут: люд честной гудит, торгуется, ряженые скоморохи народ забавляют, игрушки Петрушки детишек развлекают.
Приземлились наши путники (с небес на землю) на самой широкой площади, прямо в телеги с товаром плюхнулись. Народ врассыпную.
– Велканы-буяны! – кричат. – Великаны-буяны! Созывайте войско охранное, бегите за городской головою!
Кинулись, бросились горожане, а войска охранного то и нет. Стучатся они к Евлампию Златовичу большущей кучей, тот выходит из терема на крыльцо, в ус дует, квасу пьёт да думу думает. А как подумал, так и догадался в чём дело. Покряхтел и люд честной успокоил:
– Похоже, что это засланцы к нам прибыли, богатыри киевские, научать нашего Добромирушку вести бои оборонные, свят град от врагов защищать!
– У-у-у! Да ладно те! Дык как же нам прокормить такое громадное убожище: всех у троих, в общем? – возмутился народ.
– Ну как-нибудь, – развёл руками посадник. – Чай казна то не пуста!
Народ остыл-отошёл и кумекать поплелся, как богатырей прокормить. А немой служка понесся к дому Добромира и постучался в окошко. Вышел богатырь на крылечко, а служка жестами стал объяснять ему что в граде чудном происходит. На удивленье Добромир сразу понял служку и поспешил к воеводушкам! Вот уж они втроём обнимались, целовались, братьями названными нарекались. И отдохнув, поспав, на пирах почётных погуляв, пошли богатыри биться, драться – ратное дело постигать.
Год богатыри бились, другой махались, а на третий год поединками супротивными забавлялись. Народ кормит, поит великанов, крестьяне с ненавистными харями им харчи подносят. На третий год народ не выдержал, зароптал. Припёрлись мужики к терему Евлампия Златовича, столпились кучкой виноватой: кричат, свистят, зовут посадника переговоры вести, крепкий ответ держать. Вышел на крыльцо посадник княжий, пузо почесал да спрашивает:
– Чего вам надобно, братцы?
– Царь наш батюшка, устали мы сирые, ждать, когда все эти поединки проклятущие закончатся. Ведь вино богатыри хлебают бочками, мёд едят кадками, гусей в рот кладут целиком, глотают их не жуя, а хлебов в один присест сметают по два пуда!
Тут из толпы выходит с горделивой осанкой Мужичок-бедовичок в крестьянкой одежде да в скоморошьем колпаке. Подходит он к Евлампию и приказывает:
Не желают более
крестьяне такой доли.
Отправляй, царь батюшка,
всех троих в обратушку!
Посадник покраснел от злости на наглость такую. Разозлился и бог на небе, нагнал туману, ничего не видать!
Говорит Евлампий Златович грозно:
– Гыть, проклятый отсюда! Ни одной доброй вести не принёс ты мне за всю свою жизнь горемычную. Пошёл вон из града, с глаз моих долой! Иди-ка ты… а в малый Китеж-град, там и шляйся, ищи-свищи себе позорище на буйную, глупую голову!
Схватили Мужичка-бедовичка два дворовых мужика и поволокли его к воротам городским. Народ притих, стал потихоньку расходиться по домам.
