И был им сон…

Я не уверен, надо ли вам это знать, но я уверен, что должен это рассказать.

Стивен Кинг «Колдун и кристалл»

Пролог

Ольга Станиславовна, усевшись в мягкое кресло, листала альбом со старыми фотографиями. Она всегда, когда сильно уставала, доставала его, зная уже по опыту, что рассматривание старых фотоснимков непременно отвлечет ее и успокоит, а тяжесть в гудящих ногах уйдет вместе с накопленной за день усталостью. Дочь, которая сейчас ходила по комнате у нее за спиной, укачивая на руках не желавшего засыпать внука, иногда, смеясь, называла эти ее бдения над старым альбомом «сеансами аутотренинга». Смех смехом, но эти свидания с прошлым и правда помогали ей лучше всякого «Афобазола», так усердно рекламируемого по телевизору.

Она вглядывалась в пожелтевшие школьные фотографии, и прожитые годы словно падали с ее плеч. Вот лучшая подруга детства и юности Ленка Герасимова – вечная заводила в их компании. Ленка, а вернее, давно уже Елена Владимировна, по третьему мужу-американцу – Хилл, живет сейчас где-то на востоке США. Иногда они еще созваниваются, но с каждым годом все реже. Последний раз она, кажется, года два назад звонила.

Вот еще одна подружка, Лариса, третья в их дружной школьной компании. «Царствие тебе Небесное», – прошептала Ольга, глядя на фото веселой подруги и крестясь, – та умерла совсем молодой. Она первой из них выскочила замуж за парня на несколько лет старше, и почти через год он убил ее, вернувшись как-то домой пьяным и приревновав, как потом выяснилось, совершенно безосновательно. Обычная бытовуха, как сказал бы тоже уже три года как покойный муж Ольги, всю жизнь прослуживший опером в райотделе сначала милиции, а потом и полиции: несколько ударов кухонным ножом – и подруга детства Лариса навсегда осталась двадцатилетней.

Вот они все втроем – такие молодые и смешные, но считающие себя очень взрослыми. Здесь им по семнадцать, и какие же они красивые! Конечно, ведь это был их выпускной вечер. Ольга Станиславовна засмотрелась на фотографию, вспоминая о том, как ей шили платье в ателье, как они ездили с мамой и отчимом в Москву за модными туфлями, и не заметила, как из альбома вылетел другой снимок, спланировав прямо под ноги дочери.

Та, стараясь не потревожить только что засопевшего сына, тихонько присела на корточки и подняла фотографию.

– Мама, – шепотом спросила она, – а с кем это ты здесь?

Ольга взяла протянутый ей старый снимок и всмотрелась в него. Сколько же прошло с тех пор, кажется, лет сорок? На снимке она стояла в обнимку с Егором. Оба улыбались, глядя в объектив, будто спрашивая у нее сегодняшней: «Ну как ты там, в будущем?». Ольга Станиславовна улыбнулась им в ответ, глаза ее засветились, и она словно провалилась в то далекое лето. Даже показалось, что ощутила нежное касание его руки на своей талии.

– Его звали Егор, – ответила она дочери, – Егор Соколов.

– Ты любила его, мама, да?

– С чего ты взяла?

– Я же вижу, какая ты счастливая на этой фотографии.

Ольга улыбнулась и, протянув руку, погладила склонившуюся над фотографией дочь по спине.

– От тебя ничего не скроешь! Да и зачем? Это была моя первая и самая большая в жизни любовь. Я просто с ума по нему сходила.

– Ничего так, симпатичный, – оценила дочь. – Почему тогда не поженились?

– Долго рассказывать, – вздохнула мать, – а в жизни не всегда все просто. К тому же, – она хитро подмигнула, – поженись мы с ним тогда, и тебя бы на свете не было.

– А как же папа?

– Твоего папу я тоже любила. Но это было уже иначе, совсем другая история.

Она аккуратно вложила фото в альбом и закрыла обложку.

– Давай я уложу внука, а ты иди, мойся и тоже ложись.

Через полчаса все уже спали, кроме Ольги. Она еще долго ворочалась, фотография с Егором разбередила воспоминания юности, и они никак не давали ей уснуть. Только уже ближе к утру удалось, наконец, задремать.

И был ей сон.

Глава 1

Декабрь 1978 года

– Это ты Егор Соколов?

Егор, не спеша шагавший к кабинету физики и остановленный посредине широкого школьного коридора, удивленно поднял голову и, поправив на плече ремень от сумки, на автомате ответил:

– Да, а что?

Перед ним стояли три десятиклассницы, с его, восьмиклассника, точки зрения, уже совсем взрослые девушки. Он их видел и раньше, они всегда втроем ходят. Две ничего так, красивые, третья – не то чтобы дурнушка, вовсе нет, но совсем не в его вкусе. А на вкус и цвет, как известно, товарищей нет. Он часто замечал такое, когда где-то по телевизору, например, говорили о некой актрисе, что это просто эталон женской красоты, а он смотрел на нее и понимал, что она ему вообще как женщина не нравится. Или когда пацаны обсуждают какую-то красивую, с их точки зрения, девчонку, а он опять же не видит в ней ничего особенного, если бы был один – прошел бы мимо и внимания не обратил. Вот и здесь такая же точно история: третья подруга была вовсе не уродиной, но и красивой Егор ее никогда бы не назвал. Хотя кто-то наверняка был бы в полной уверенности, что это именно она и есть единственная красотка среди стоящей перед ним и рассматривающей его с интересом троицы подруг.

Та, что пониже (прищуренные подведенные глаза, наморщенный носик, подернутые в усмешке уголки губ), несмотря на то, что вместе с каблуками и взбитыми на макушке волосами ростом была Егору чуть выше плеча, как-то умудрялась смотреть на него сверху вниз. Это она остановила его, кивнула на свою подругу и вызывающе объявила, словно снисходя до него со своих заоблачных высот и одаривая редким орденом:

– Это Ольга, ты ей нравишься, понял?

И опять с этой плохо скрываемой насмешкой, прищурившись, уставилась на него, ожидая реакции. Наглая как танк, за словом в карман не полезет, сразу видно. Но сама ничего так, ничего… Стоп! Она что-то ему сказала?

– Э-э-э-э… – протянул Егор, восстанавливая в памяти ее слова, тут же удивился им и не сообразил, что на них ответить, настолько это все случилось неожиданно. Он взглянул на ту, о которой ему только что сказали, что он ей нравится, и…

Скажите, вы верите в любовь с первого взгляда? Конечно, все верят, хотя что это такое и как должно происходить, никто толком не понимает. Вот взглянули вы, допустим, на кого-то впервые, и она вам понравилась. Даже скажем – очень понравилась. Это уже любовь или просто гормоны заволновались, и через час (день, месяц) все пройдет? Не знаете? Вот и автор не знает. Но чтобы дальше у читателей не возникало никаких сомнений, скажу сразу: у Егора как раз оно и случилось. Любовь с первого взгляда, в смысле. Классическая, все как положено согласно жанру.

И опять же, согласно этому самому жанру, все слова куда-то сразу пропали, едва он посмотрел на представленную ему Ольгу. Это при том, что хотя Егор и не был записным балаболом, но вообще-то за словом в карман, как говорится, никогда не лез. Но здесь он сразу понял, что как раз вот эта Ольга, по его же внутренней шкале женской красоты, самая красивая из трех девушек, стоящих перед ним. Очень красивая. Может быть, даже вообще самая красивая в мире – пришла вдруг в голову неожиданная и пугающая мысль. И тут же кто-то внутри него его же и поправил: бери, типа, выше – не в мире, а во Вселенной! Просто цирк какой-то, блин…

«Это что со мной сейчас, – мельком подумал Егор, – это кто меня поправил?» «Ты сам и поправил, – ответили изнутри, – кто же еще?» Егор удивился, но ввязываться во внутреннюю полемику не стал. Потом разберемся. Вместо этого он искоса, но очень внимательно осмотрел Ольгу, опять же словно сравнивая ее со своим внутренним идеалом. Все сходилось так, словно идеал тот с нее и писался. «Это судьба», – опять проявился внутренний самоуверенный тип.

Ольга была немного выше своей подруги, но все же, конечно, гораздо ниже Егоровых 186 сантиметров. Волосы черные, немного вьющиеся (накрутила или все же настоящие?). Ноги не то чтобы от шеи, чуть пониже будут, но совсем не намного и опять же – очень даже ничего, что коротенькое школьное платьице позволяло оценить наглядно. Грудь… грудь была – и это все, что он смог определить. И даже не так чтобы совсем маленькая. В размерах он, конечно, не разбирался, да и никогда пышность груди на первое место не ставил, в отличие от многих своих друзей и одноклассников. Главное, чтобы она была, всегда считал он, а в данном случае она была однозначно, глаз ласкала и сердце волновала. Лицо… ох, тут Егор терялся в определениях, и если бы ему велели составить фоторобот, запутался бы в самом начале, твердя лишь два слова: «очень красивая».

Заранее скажем, что впоследствии из всех его знакомых, оценивавших женские прелести новой подруги Егора, красоту ее лица не оспорил никто. К груди, кстати, тоже особых претензий не было ни от кого, кроме совсем уж фанатов огромных размеров. Про ноги некоторые пытались что-то вякать, но – так, без энтузиазма. Вроде как – ну надо же хоть к чему-то придраться? Впрочем, стоит отдать ему должное, Егор на чужие оценки своих подруг внимания вообще никогда не обращал, считая в этом деле лишь самого себя единственным разумным и объективным критиком. Кому-то это может показаться завышенной самооценкой, ну и пусть.

«Хорошо, что она, а не другая», – отстраненно подумал он, все еще мучительно подыскивая слова для ответа и не находя ни одного подходящего в данной совершенно неожиданной ситуации. В голову лезла либо какая-то приблатненная чушь, либо непонятно откуда прущие слова высокой поэзии. Поэтому он еще раз повторил: «Э-э-э-э» – и окончательно замолчал, словно растратив до донышка весь свой словарный запас.

А между тем все три девушки продолжали смотреть на него в упор, с нескрываемым интересом ожидая его реакции. Та, что с ним разговаривала, – все так же надменно и по-прежнему немного щуря глаза. Так обычно делают люди с не очень хорошим зрением, но не носящие очки. Другая – та, что на вкус Егора «не очень», глядела с удивлением, словно и для нее самой только что произнесенные подругой слова стали полной неожиданностью, что, кстати, было похоже на правду. А вот та, которую звали Ольгой, смотрела явно с вызовом, но скорее больше от смущения или даже какого-то отчаяния. Оно проскальзывало хотя бы в том, как она сжала зубы – так, что даже скулы немного покраснели. Интересно, почему? Чтобы зубы от страха не стучали или чтобы не засмеяться?

Пауза затянулась, и тут, спасая для откровенно затупившего Егора столь пикантную ситуацию, прозвенел звонок. Тогда первая, видимо, сообразив, что толку ни от кого сейчас не добиться, произнесла внушительным тоном, строго глядя Егору в глаза:

– Она тебе напишет записку. Жди!

И словно будучи не до конца уверенной в том, что Егор не полный дебил и сказанное до него дошло, добавила:

– Ты понял меня или нет?

На что Егор кивнул и, сглотнув комок в горле, выдавил:

– Да, – и, сказав слово, уже смелее добавил: – Я понял.

Сказал-то этой, а глаза не мог оторвать от другой, той, которая Ольга. Бойкая девица удовлетворенно, хоть и с долей сомнения, кивнула, и подруги, развернувшись, направились на урок, оставив ошеломленного восьмиклассника посреди пустеющего коридора. Отойдя на несколько шагов, они, оглянувшись на него, дружно засмеялись, от чего Егор совсем смутился и даже немного покраснел.

– Соколов, тебе особое приглашение нужно?

Строгий голос учительницы физики, в котором, однако, можно было услышать и некоторые насмешливые нотки (тоже женщина, и наверняка все видела), вырвал его из оцепенения, и он поплелся за ней в класс. Там, бухнувшись за последнюю парту, отмахнулся от Кузьмы (он же – Вовка Кузьмин, одноклассник и самый близкий друг), сразу что-то с энтузиазмом, жарко зашептавшего ему на ухо, и глубоко задумался.

***

Подумать было о чем. Кем-кем, а дураком Егор себя не считал (а кто сам себя таким считает?), да, в общем, и не был им. Даже в свои пятнадцать лет он хорошо понимал, что так вообще-то не бывает. Случается ровно наоборот. В смысле, он знал, что иногда старшеклассники гуляют с девчонками на класс или даже на два младше. Не так часто, но и исключением такую вероятность не назовешь. Как ему, пятнадцатилетнему, тринадцатилетние девчонки кажутся малявками, так же и для семнадцатилетней(!) десятиклассницы он должен выглядеть сопляком. Да что там говорить, так оно наверняка и было! А потому все это очень странно и похоже на какой-то розыгрыш, или, возможно, девчонки о чем-то поспорили между собой. Такой вариант тоже исключать не стоит. Это даже больше похоже на правду, девки – они такие!

Например, Егор, как и многие другие школьники, постоянно оставлял на время перемены свою сумку на подоконнике возле кабинета, в котором будет следующий урок. И нередко случалось так, что после звонка сумки своей он на подоконнике не обнаруживал. В этом случае он, уже наученный опытом, шел прямо в кабинет завуча школы – строгой дородной женщины с хорошим чувством юмора и явными следами былой красоты – и просил вынести его сумку из женского туалета. То, что девчонки нередко там его сумку прятали, завуч уже знала, и поэтому, привычно вздыхая и подтрунивая над Егором, шла его выручать. Или, если было совсем некогда, говорила, чтобы он попросил учительницу. Это потом уже Егор, наплевав на все правила, просто сам заходил в женский туалет после звонка и, не обращая внимания на девичьи визги, забирал свою сумку, которая обычно лежала в ближней к входной двери комнате (хорошо еще, не в той, где туалетные кабинки) на низеньком шкафчике трюмо в углу. Вот, скажите, зачем они, в смысле, девчонки, это делали? Егор ответа не знал, но завучу, кажется, все было понятно. Тоже ведь женщина и понимает своих!

«Но будет очень, – здесь он подумал, возвращаясь мыслями к Ольге, и еще раз добавил, – очень жалко, если это обычный розыгрыш». Сердце Егора учащенно забилось: а если все же не розыгрыш, вдруг он ей и правда нравится? Ну а почему, собственно, нет? Чудеса случаются, и, может быть, это как раз тот случай? И здесь, словно из тумана, в голове отчетливо всплыла его прошлая подружка – Надя, с которой он недавно расстался. Просто подошел и сказал, что ему нравится другая, и Надей он больше не гуляет. Что, если честно, было неправдой, на самом деле подружка ему просто надоела. В ответ услышал, конечно, что-то про козла, но дело-то не в этом! Егор даже хлопнул ладонью по парте, чем вызвал вопросительный взгляд учительницы и недоуменный – шарахнувшегося в сторону Кузьмы.

– Напугал, блин! – прошипел тот. – Ты чего?

Но Егор только досадливо отмахнулся. Он в это время мысленно ругал самого себя за тупость. Действительно, рассуждает тут, понимаешь, о разнице в возрасте, о том, что так не бывает, что старшеклассницы не гуляют с младшеклассниками, а то, что его прошлая подруга Надька была десятиклассницей, только не из их школы, забыл напрочь! И правда, дебил! Все мозги после сегодняшней встречи набекрень.

«Ладно, – примирительно сказал Егор сам себе, – был не прав. Вернее, почти прав, но не совсем. Скажем так: иногда, в его конкретном случае, подобные исключения происходят. И трем девицам, которые подошли к нему, наверняка об этом известно». Это немного успокоило Егора в том смысле, что, может, на перемене был и не розыгрыш, а самый что ни на есть подарок судьбы. Если уж одна десятиклассница в него втюрилась и до сих пор записками о себе напоминает, то почему бы не втюриться и второй? Всем нам приятно думать о себе как об особенных людях, чем-то отличающихся от других людей. И Егор не был исключением.

Почему-то слово «втюрилась» применительно к Ольге Егору не понравилось, и он поморщился. Он уже очень хотел, чтобы она в него на самом деле влюбилась – по-настоящему, по-взрослому! И, наверное, поэтому подростковый сленг показался ему здесь совершенно неуместным. Но и слово «влюбилась» он пока произносить остерегался: не спугнуть бы! Не то чтобы он был суеверным, но, как говорится, на всякий пожарный!

Скажем сразу, что Егор, как и, наверное, большинство людей, особенно в столь юном возрасте, был о себе довольно высокого мнения. С его точки зрения, он был хорош: красивый, высокий, умный. Насчет последнего, ладно, еще можно поспорить. А вот то, что он высокий и красивый, – это достаточно объективно, первое – очевидно, а второе неоднократно подтверждено представительницами противоположного пола. Но, даже учитывая все это, не настолько он был самовлюбленным идиотом, чтобы думать, будто все девчонки спят и видят, как бы с ним замутить.

К своим пятнадцати годам Егор, как это ни странно, уже успел сформировать точку зрения по данному вопросу, и до сих пор опыт только подтверждал это его наблюдение. Он понял и принял как данность, что есть девушки, которым он нравится – он в их, так сказать, вкусе, и они на него постоянно западают. Но есть и такие, которые к нему совершенно равнодушны, словно его существование их вообще не колышет. А есть еще и третья категория, которым он почему-то всегда активно не по душе. И по закону подлости среди вторых, а особенно – третьих чаще всего попадаются те, которые очень привлекают его самого. Нравятся, но при этом совершенно ему недоступны, хоть ты наизнанку вывернись! А к нему, наоборот, то и дело липнут те, которые ему не нравятся. Жизнь несправедлива, правда? И вот сейчас, как ему только что объявили, он понравился девушке, красота которой сразила его наповал! Такое удивительное совпадение, что даже подозрительно. Вот он и опасается подвоха, которого, может, и нет вовсе.

Конечно, мама часто повторяет, что любовь зла, полюбишь и козла, но это их взрослые расклады. В его возрасте любовь пока еще являлась чувством бескорыстным. Да и что с него взять, какая выгода? Родители – обычные работяги, денег у него не водится, кроме тех двадцати копеек, что дает ему мама на завтраки в школьной столовой. «Хотя, стоп, – подумал Егор, – о чем это я вообще, какие деньги?» И тут же сам себе в ответ: «Как какие деньги, а вдруг она в ресторан захочет?»

Откровенно говоря, Егор в ресторане пока еще ни разу не был, обходясь со своими очередными подружками походами в кино и на танцы, а в основном вообще – традиционным для их возраста брождением по улицам города. Однако Егор обдумал этот вопрос со всех сторон и решил, что все обойдется, никто их в ресторан не пустит, разве что днем пообедать комплексным за рубль двадцать. А какое может быть свидание с комплексным обедом? Это даже не смешно.

– Тьфу ты! – досадливо шепнул он вслух собственным мыслям. Думает о какой-то ерунде. Причем здесь все это? Сейчас-то что делать?

Учительница кинула предупредительный, как выстрел, взгляд в его сторону, а Кузьма вновь возбудился и пробубнил заинтересованно:

– Ты чего, а?

– Отлезь! – отмахнулся Егор. – Не до тебя.

Кузьма обиженно засопел и отвернулся. Ничего, потом поговорим, надо будет с ним посоветоваться. Хотя, рассуждая логически, о чем с ним советоваться, что он может понимать в таких делах?

Нет, так-то Вован, если разобраться, конечно, пацан нормальный, надежный, но с девчонками ему фатально не везет. Егор даже, жалея друга, не раз пытался ему сосватать кого-то, но, видимо, было в Кузьме что-то такое, ему невидимое, но для девчонок очевидное, что не оставляло ему никаких шансов. Один-единственный раз подфартило Кузьме в прошлом году, когда староста класса Фомушкина предложила ему дружбу, и он даже ходил с ней на свидания, пока не выяснилось, что это она из чувства пионерского долга решила таким образом повлиять на отстающего и хулиганистого одноклассника.

Вовка в тот раз, помнится, только раз глянув на пионерскую грудь старосты, выдающуюся на фоне всех без исключения сверстниц и являющуюся предметом их тайной зависти, был сражен сразу и наповал. Счастье его, однако, продлилось недолго, планы эту грудь хотя бы потрогать быстро рухнули. Фомушкина с Вовкой вечерами гуляла, до дома провожать себя дозволяла, разговоры разговаривала, помощь свою в усвоении учебного материала предлагала, но не то что до груди своей не допускала, она даже и поцелуев с Кузьмой, похоже, не планировала. Ну или рассчитывала на более длительный и упорный приступ со стороны ошалевшего поначалу Вована. Он же дураком не был, довольно быстро раскусил ее хитрые пионерские планы и, разочаровавшись до глубины души таким коварством, отношения с Фомушкиной прекратил, стал с видом опытного ловеласа рассказывать всем вокруг, что она ему, дескать, надоела – прилипла к нему, понимаешь, как банный лист! Народ слушал, кивал, но в основном в его версию не верил, зная его в этом плане совсем с другой стороны.

К сожалению, никакого другого опыта в любовных вопросах у Кузьмы не имелось, так и старел друг нецелованным. А поэтому и дельного совета в сложившейся ситуации дать не мог в силу собственной некомпетентности. Так что получалось, что Егору рассчитывать надо было лишь на себя самого. А в себе он почему-то сейчас был совсем не уверен – робел.

Не то чтобы сам Егор был сильно компетентным в любовных делах, но на фоне товарища он выглядел почти специалистом. Опыт нескольких «гуляний» с девчонками и связанных с ними свиданий, поцелуев, объятий и душевных записок солидно смотрелся за его плечами и заставлял остальных с уважением прислушиваться к его мнению по такому волнующему юные души вопросу.

Так что, в сухом остатке получалось, что посоветоваться Егору было не с кем, поскольку его достаточно скудный опыт в этом вопросе все же явно превышал познания практически любого из его знакомых. Ну если, конечно, не принимать всерьез их хвастливые рассказы о собственных похождениях, рожденные в основном подростковым воображением и частично почерпнутые из разных фильмов, книг, либо из таких же фантазий друзей.

Пока Егор рассуждал, прикидывал так и этак, прозвенел звонок. А на перемене проникшаяся важностью порученной ей миссии пятиклассница вручила ему записку от Ольги. Чуть подрагивающими пальцами он развернул четвертинку тетрадного листа в клеточку и прочитал выведенные красивым девичьим почерком слова: «У нас сегодня вечер будет в 6 часов. Приходи, если хочешь. О.».

Сердце отчаянно заколотилось, Егор дважды перечитал текст и, аккуратно сложив записку, задумчиво убрал ее в карман. Он знал, что сегодня у десятиклассников вечер, посвященный предстоящему Новому году, и там будет играть школьный вокально-инструментальный ансамбль. Объявление об этом висело на первом этаже. Вот только как он, восьмиклассник, будет чувствовать себя среди десятиклассников? С Надей, например, они только по улицам гуляли, иногда заходя к ней домой, когда родаков не было, чтобы нацеловаться всласть в тепле и уюте.

Однако мысли о том, чтобы игнорировать приглашение, у Егора даже не возникло. Но надо было кого-то взять с собой для храбрости. Пожалуй, как ни крути, лучше всего подойдет Кузьма, его самый преданный друг, поскольку остальные могут на такое дело и не подписаться.

Глава 2

Вопреки уверенности Егора Соколова, Оле Лаврентьевой семнадцать лет еще не исполнилось, хотя до дня рождения оставалось лишь несколько месяцев, поэтому она полагала себя человеком достаточно взрослым и вполне самостоятельным. А кто в этом возрасте думает о себе как о ребенке?

Однако случилось так, что Оля никогда ранее не слышала даже о таком странном и необъясненном серьезной наукой феномене: женщины иногда влюбляются в тех, кого жалеют. А выводами такой несерьезной науки, как психология, в СССР не заморачивались, и о людях с эмоциональной амплитудой зрительного вектора никто знать не знал1. Потому особенности сложной и противоречивой женской природы Ольга пока еще только постигала по большей части исключительно опытным путем. Ни в школе, ни дома об этом ничего не говорили, не считая, конечно, беспардонного вмешательства в личную жизнь безобидных пестиков и тычинок на уроках ботаники. Видимо, взрослые разумно полагая, что, поскольку их (учительниц и мам) никто ничему такому в юности не учил, то нечего и ребенку голову всякой пошлой ерундой забивать. Придет время, сама все поймет и во всем разберется, так же, как они когда-то. Так оно, в общем, испокон веков и получалось, независимо от того, хорошо это или плохо, через набивание шишек физических и сердечных, то есть – чувственных.

Но кроме государственной средней школы № 1 имени В. И. Ленина, которую Оля уже заканчивала, была еще и другая – школа жизни, и уроками в ней служили собственные ошибки учащихся – всех без исключения представителей человечества. Из ошибок-то по умолчанию и предполагалось извлекать для себя такой необходимый в будущем жизненный опыт. Схема, в общем, классическая, давным-давно озвученная гением русской поэзии Александром Сергеевичем: «Опыт – сын ошибок трудных». Или, как образно выразился другой гений из Америки, «Кошка, однажды усевшаяся на горячую плиту, больше никогда не сядет на горячую плиту. И на холодную тоже»2.